И разумеется, издателем государству надлежит быть. Более того, держать в своих руках главную издательскую лицензию на создание базы книг, необходимых как фундамент жизни для человека XXI века. Не зря же сохраняется у нас Газпром, государственные железные дороги, энергетический комплекс.
Вспомним, именно выпуск книг стал на заре перестройки первым собственно новым на предпринимательском поприще производством. Тогда, когда вокруг, в иных отраслях оживилась только перепродажа чего угодно да финансовые пирамиды. При полной растерянности и шоковом состоянии всевозможных отраслей промышленности. В том числе и государственных издательских структур, тут же сброшенных "с парохода современности". Очень зря.
Необходимы и продуманные издательские программы. Теперь в том числе и в Интернете. Информация, информация и информация. И системы заказа книг. Для предприятий, для институтов, для общественных организаций, для школ, для сельских читателей. Существуют ведь подобные службы и для депутатов Государственной Думы, и для аппарата Президента, и иных власть имущих. Чем же хуже иные потенциальные читательские слои народонаселения страны?
Вот вам пример еще одной конкретной проблемы. Государство и книга. Ее и следует практически решать, объединяя силы на деле с общественными. Ибо без книги грады и веси России задохнутся. И рассказывать надо обществу, что тут делается.
Публичность необходима. Иначе получится, как с последним съездом "Конгресса российской интеллигенции" в Санкт-Петербурге. Не побей там охранники одного журналиста, да не вступись за него сам Сергей Степашин, пригрозивший, как сообщали, даже покинуть столь негостеприимное совещание, о съезде этом, так никто бы и совсем ничего не узнал.
В сущности, мы говорим здесь о строительном статусе этического. Мы говорим о наращивании этического содержания в любой нашей деятельности, от простого поступка до конструирования работающей общественной или государственной системы. В конечном счете, о приоритете духовного. Как главной жизнеобеспечивающей силе.
...Отчего бы нашей армии... Почему бы нашей армии не стать для молодых людей одновременно и своеобразной школой для продолжения гуманитарного образования? Или - способствовать тому, что мы называем непрерывным образованием.
Вот и приехали, возразят мне. Разве мы не учим ребят военному делу? Где взять хотя бы время для иного? А учителей?
Конечно, нужны и достаточно образованные офицеры. Гуманитарно образованные. Но ведь были же времена в России, когда офицеры бывали такими. Не говоря уж, например, о пушкинском окружении.
В один московский колледж (то есть, в современную школу) пригласили на работу писателя, моего товарища. Не столько для того, чтобы преподавать литературу, сколько с ее помощью, в ходе свободных занятий пробудить в учениках интерес к духовному.
Почему бы в современное армейское подразделение на постоянной основе не приглашать хотя бы учителей из ближайших школ, которые того стоят, да и, если возможно, преподавателей институтов, просто интересных людей.
Представляете, вернулся парень домой из армии и заявляет: он столько там за два года книг прочитал.
Я уж не говорю о том, что следует беспокоиться и о гражданском будущем срочников, способствуя, в частности, поступлению их в учебные заведения, в том числе, и высшие.
В сущности, нынче всякая деятельность должна быть наполнена этической составляющей, и этический компонент в любой профессиональной и должностной функции должен быть специально прописан.
И опять же речь не о бюрократическом усилении государства, что способно насторожить нашего демократично настроенного гражданина. Речь - об усилении влияния честной гуманитарной и интеллектуальной элиты на деятельность его. Чтобы власть превращалась в человеческую. И, как кошка, чаще знала, чье мясо ест.
Возможно ли такое? Да, если в этом обозначилась неотложимая потребность. Хотите примеры? Пожалуйста. Во второй половине XVI века в Западной Руси, оказавшись между протестантизмом и католицизмом и имея среди приходских священников лишь единицы достаточно образованных и способных хоть как-то заботиться о повышении морального и интеллектуального уровня паствы, наши православные миряне сами создавали братства, главной задачей которых было духовное просвещение. Во Львове, Киеве, Луцке, Минске, Витебске, Полоцке они основывали школы, типографии, больницы. Издавали книги, занимались пополнением библиотек новыми переводами трудов отцов церкви. И многие, как и Нил Сорский в Поволжье, прежде всего ценили молитву, служение и духовные размышления, ставя их выше ритуала. Недаром именно сюда во времена опричнины бежал из Москвы наш первопечатник Иван Федоров.
И это в российские средние века. Когда припекло.
А нас не припекло?
Этическое преобразование того, что имеем, означает кропотливый творческий труд в каждый миг любой деятельности, чтобы наличное становилось положительно лучше, целесообразнее, красивее, удобнее для людей. Соответственно это и есть политический центризм. Не тот центрист, кто пассивен между лево и право, а тот, кто положительно (это значит еще и этически) действует, созидает изо дня в день. Это совершенно иное направление. Это и не одноразовый поступок, чем, по существу, обернулось пребывание Гайдара на посту руководителя правительства. (И я вынужден быть на его стороне. Слишком долго топтались мы на месте. И кто-то должен был решиться на то, на что решился Гайдар, несмотря на многие негативные последствия).
Практически (или общественно-практически) нам следует заняться ликвидацией этической безграмотности. В свое время ведь боролись с неграмотностью элементарной. Этическая безграмотность, пожалуй, готова даже занять место, принадлежавшее некогда безграмотности элементарной. Мы это ощущаем, это нас беспокоит, мы этого даже побаиваемся, но, на мой взгляд, напуганы еще недостаточно.
И, если приравнять этическую безграмотность к элементарной, мы часто заявляем с трибун, что буквы знать - это хорошо, и читать - это прекрасно, а к изучению современного этического алфавита все не приступаем.