Глава 18 Рождество приходит рано

Тай

Лежа на спине на диване, Тай слышал, как каблуки жены стучат по полу, затем звук исчез, он перевел взгляд с игры к спинке дивана, потому что знал, что ее ноги коснулись ковра.

Увидев ее, он не знал, ухмыльнуться ли, нахмуриться или встать, схватить ее, бросить на диван и жестко и быстро оттрахать, пока вся их гость не пришел.

Причиной тому послужило то, что Лекси только что спустилась после целого часа сборов наверху и выглядела прекрасно. Еще один сарафан, на этот раз черный, облегающий, на бретельках, пересекающихся на спине, обнажал большую часть кожи и длинные, стройные ноги, потому что юбка была очень короткой. На ней были пепельно-серые босоножки на шпильках с множеством перекрещивающихся тонких ремешков, в таком обилии, что они почти закрывали ее ногу, поднимались вверх по лодыжке и застегивались сзади. И, наконец, на ней были большие серебряные серьги-кольца и столько серебряных браслетов на запястье, что их звон перекрывал даже голоса комментаторов по телевизору.

Раньше он не видел ни этого сарафана, ни босоножек. У его женщины было много одежды и обуви, так что, возможно, она что-то выкопала из шкафа. Однако, на той неделе они с Лори и ее подругой Венди отправились после работы в торговый центр, домой она пришла с кучей пакетов и уже после возвращения Тая из спортзала. Он разговаривал по телефону, поэтому не обратил на это особого внимания, но на следующий день, вернувшись с работы, увидел на каминной полке еще две рамки: в одной была фотография Тая и Лекси с семьей на барбекю у Мэгги, а в другой — фото Тая и Джулиуса, которое Лекси сделала на веранде вечером после ужина в «Петухе».

Но эти рамки не заняли бы много места в пакетах, и Тай открывал для себя реальность того, что он уже и так знал: его жена любила тратить деньги и не только на рамки. Она обсуждала покраску комнат, пошив штор, создание «зоны для чтения» у них в спальне и даже притащила его задницу в кабинет, чтобы показать сайт, где она выбирала мебель для этой «зоны для чтения», и он должен был признать, все смотрелось нереально круто, но при виде ценников, стало понятно, почему.

Тай прилично зарабатывал, жили они хорошо, даже если бы она не работала. Он вложил в дом не только деньги, вырученные от продажи «Скайлайна», но и выигрыш от нескольких игр. Поэтому покупал каждую новинку, и все же покрывал ипотеку. Но у них было три автомобиля, за каждый нужно было платить налоги, вносить охрененные суммы за страховку, не говоря уже о жилье, которое формировало определенную долю расходов не только потому, что стоимость недвижимости была высока из-за ее уединенного расположения и потрясающей природы, но и потому, что плата за ТСЖ была почти грабительской. Но этот взнос обеспечивал красивый и ухоженный ландшафт, быстро расчищенные в снегопад дороги, и все же ощутимо бил по карману каждый месяц.

Он знал, что жена обустраивает дом, которого ни у одного из них не было, вьет гнездышко для них обоих, где они будут чувствовать себя в безопасности и что станет их первым общим делом. Лекси остро осознавала, что привычный ход жизни Тая был прерван, и теперь стремительно наверстывала упущенное, чтобы, возвращаясь каждый день в их дом, он не напоминал Таю о потерянном времени.

И даже после всех расходов на информаторов, мебель и автомобили, у Тая все еще оставалась чертова куча денег от игры в Вегасе и приличный банковский счет за сверхурочные, но его женщина не принимала таблетки, и если их тела работали, как надо, с тем количеством секса, которым они занимались, она должна будет скоро залететь, и, насколько он знал, дети не идут в комплекте с правительственными чеками, чтобы покрыть их содержание в течение первых восемнадцати лет.

Лекси была общительной и любила свою работу, потому что та позволяла ей общаться с каждой сучкой в городе. Платили, однако, ей хреново. По сути, она зарабатывала деньги, но не столько, сколько тратила.

Поэтому ей придется притормозить.

Проблема заключалась в том, что у Тая не хватало духу сказать ей об этом, главным образом потому, что в то утро, когда его мамочка вернулась домой, она сказала правильные вещи. Он хотел исполнить все ее желания, и не только для того, чтобы загладить свою вину, но и потому, что хотел дать ей это.

Поэтому Таю предстояло принять решение: смириться и продолжать работать сверхурочно, чтобы исполнить все сокровенные желания своей женщины или же перекинуться с женой парой словечек.

Он также не знал, что делать со своей реакцией на ее появление, потому что вчера она совершила набег на супермаркет, купив продукты, а также гигантский букет розовых и цвета слоновой кости роз, возвышавшийся в вазе на обеденном столе, и все утро суетилась на кухне, — отчего в доме пахло выпечкой (сначала), а затем чесноком, — изо всех сил стараясь для их дневного гостя.

И Тай не знал, как к этому относиться, потому что их дневным гостем был его отец.

Сегодня было воскресенье, прошла неделя после их драматического понедельника, и в среду утром ровно в девять уТая зазвонил телефон.

Ирвингу Уокеру потребовалось полтора дня на раздумья, чтобы набраться храбрости и позвонить, нерешительно интересуясь у Тая, как у него дела, и еще более нерешительно, не хочет ли он встретиться и выпить.

Тай наотрез отказался.

— Если я встречусь с тобой, ты не будешь рядом с выпивкой, — сказал он отцу.

— Я согласен, — быстро ответил отец.

Слишком быстро.

Таю это не понравилось. До того, как его посадили, он мало общался с родителями, и те редкие встречи, что у них были, трудно было назвать семейными. Его мать часто появлялась, чтобы попросить денег, а отец нечасто показывался пьяным в жопу, чтобы пожаловаться на мать.

Однако, как только Тай столкнулся с проблемами, его родители исчезли с горизонта. После пары лет в тюрьме, он стал получать от отца письма. Тай их не читал. А также не сохранил ни одного. Когда после пяти отправленных писем, — за такое же количество месяцев, — вернулось ноль, отец перестал писать.

— Не хочешь объяснить, что за любовь вы с мамой недавно демонстрировали? — спросил Тай.

— Тай… — начал Ирвинг Уокер.

— Если это можно назвать любовью, — прервал его Тай. — У меня есть жена, хорошая жена. Она любит меня, прикрывает мою спину. Ее близкие, впервые меня увидев и узнав мою недавнюю историю, уже через десять минут смеялись и пили со мной коктейли на кухне. Но появляются мои родители, и через пять минут Лекс так бесится, что начинает дерзить, а потом выплескивает свои эмоции мне по телефону. Как я уже сказал, у меня есть хорошая жена, которая меня любит, а значит, я люблю ее и не могу сказать, что очень рад тому, что мои родители выводят ее из себя и заставляют выплескивать эмоции. Я пытаюсь оградить ее от всего этого дерьма, а оно вываливается на мою подъездную дорожку.

— Ты же знаешь свою ма, — сказал Ирв.

— Да, и я знаю тебя. Лекс сказала, ты не был пьян. Чудо.

Его словесная пуля попала в цель, и он понял это по следующим словам Ирва:

— Тай, — пауза, затем тихо: — сынок.

Тай ждал. Но это все, что он услышал. Хотя, это было больше, чем он когда-либо слышал раньше, но все же недостаточно.

— Я скажу тебе не потому, что ты заслуживаешь знать, а потому, что можешь взять себя в руки и стать лучшим гребаным дедушкой, чем был отцом, и я хочу, чтобы у моего ребенка было это, потому что ты единственный дедушка, который может быть у моего ребенка, и, полагаю, ты понял, что мы с Лекси пытаемся забеременеть. Но эта любовь, которую вы с мамой демонстрируете, не должна сводиться к тому, что я даю ей деньги, а она спускает их на сигареты, а ты на выпивку.

Ирв на мгновение замолчал, и это мгновение длилось долго.

Затем тихо, но с дрожью в голосе сказал:

— То, что с тобой сотворили, прожгло меня насквозь.

И тут Тай затих.

— Прожигало меня больше пяти лет.

Тай по-прежнему не отвечал.

— Я могу быть лучшим дедушкой, — закончил Ирв шепотом.

Тай втянул в себя воздух, потом сказал:

— Хорошо, отец. Я поговорю с Лекси, узнаю, удобно ли ей, что ты придешь к нам в дом. Но одно скажу точно: мама пусть не показывается. Я защищаю свою жену, она защищает меня, и я не хочу, чтобы мама ее разозлила, а она это сделает, просто показавшись нам на глаза. Лекси все еще злится, и если мама не вытащит голову из задницы, Лекси не будет молчать. Она знает, что со мной сделали, и очень чувствительна ко всему, что может меня задеть.

— Я приду один, — быстро заверил его Ирв.

— Я поговорю с Лекси и дам тебе знать.

— Тебе... тебе, — продолжил он скороговоркой, потом сделал паузу, — тебе повезло с ней, сынок. Она красивая, но я не об этом хочу сказать. Она... она... — еще одна пауза, а затем тихо: — Хорошо, что тебе досталась такая дерзкая. Тогда... много лет назад… Рис… твоя мама, — последовала еще одна пауза. — Когда люди, ее родители, да кто угодно, узнавали, что она со мной... какого только дерьма они ни говорили, как ни смотрели на нее... на нас… — Тай услышал, как он вздохнул. — Она не смогла этого вынести.

Тай стоял неподвижно и ошеломленно.

Господи, тридцать шесть гребаных лет, и его отец заговорил только сейчас.

Какого хрена?

— Она злилась на меня, — продолжал Ирв, — потому что осуждений было слишком много. Даже у твоей матери не хватило яда, чтобы выдержать злость всего мира, поэтому она сосредоточилась на мне. Я должен был отпустить ее, оставить в покое, но чувствовал, что обязан ей с тех пор, как обрюхатил и испортил ей жизнь.

— Ты ходил в скафандре, когда встречался с ней? — спросил Тай.

— Что? — недоуменно спросил в ответ Ирв.

— Отец, она сделала свой выбор, ты ее не заставлял. Она не могла с этим жить, это ее вина. Ты ни хрена ей не должен, нехрен терпеть ее гнев и иметь дело с ее дерьмом, отравляя себя ее ядом и заставляя своих сыновей мириться с этим.

— Сынок, к тому времени, как ты смог это осознать, все прошло, но когда-то я любил ее, и она любила меня. Она ожесточилась и носит это на лице, но тогда… ты заполучил себе красавицу, Тай, но в молодости твоя мама была такой же, знаю, в это трудно поверить, по крайней мере, не сейчас, но она была забавной, черт возьми, Боже, она заставляла меня так сильно смеяться, что всякий раз я боялся надорвать живот.