- Тимошка, он очень породистый, - сказал Олег. - Я вам сразу сказал, ничего не выйдет с котенком.

Ни Семеновна, ни Даша не стали возражать, тут же, на скамейке, под полуденным солнцем решено было отдать Жужу кому-нибудь из соседей, Даша, в этот трагический момент готовая снова разрыдаться, героически удержалась, хотя у нее стиснутые кулачки от напряжения даже побелели. Искоса поглядывая на нее, Олег сочувственно подтолкнул ее локтем.

- Давай, кто быстрей до того берега, - предложил он, уже на ходу стаскивая майку. - А? Хочешь?

- А я его нарисую! - тряхнула стриженой головой Даша. - На память! Вот!

- Котенка? - догадался Олег, и в его серых, затененных длинными ресницами глазах появились веселые искры, сбежав на мостки, он головой вниз бултыхнулся в сияющую голубизной воду. Стройные отражения берез в озере заколыхались, раскололись и пошли все более дробящимися кругами. Семеновна порадовалась на разыгравшихся детей, гонявшихся друг за другом и поднявших тучи вспыхивающих на солнце искр, но она все время невольно оглядывалась, каждый раз в тайной надежде увидеть сидящего рядом и благодушно посмеивающегося Тимошку, да и Олег, перевернувшись на спину и глядя в бездонное высветленное зноем небо, тоже думал в это время о Тимошке.

Если Тимошка к вечеру не найдется, нужно будет уговорить тетю Женю поехать в Москву и дать объявление в газету, решил он, и тому, кто отыщет Тимошку, пообещать сто рублей. Конечно, если бы папа с мамой были дома, можно было бы пообещать и двести, но сейчас где они возьмут столько денег? У него в копилке едва сорок рублей наберется, если ее разбить. Можно, правда, попросить нашедшего Тимошку подождать, пока вернутся родители...

Слегка скосив глаза, Олег увидел засохшую березу и вспомнил разговор с отцом. Он тотчас подплыл к мосткам, выбрался из воды, Даша запротестовала, она еще не набарахталась в озере. Олег, не обращая на нее внимания, стараясь не сутулиться, прошел в небольшую мастерскую под верандой. Здесь у Васи был верстак и хранились всякие нужные для дела, очень интересные вещи. Здесь были слесарные и плотничьи инструменты, гвозди, банки с краской, кисти, садовый вар, которым Вася лечил деревья.

Хранились здесь и пакеты с удобрениями, висела на гвозде большая пила, стояли в углу лопаты, грабли и старая, выщербленная временем любимая Васина коса, Вася косил ею несколько раз за лето, выкашивая выраставшую траву под яблонями в саду и в овраге, и Олег, любуясь на его экономные точные движения, мечтал поскорей вырасти и косить и все делать точно так же, как отец. Олег любил бывать здесь, в мастерской, и помогать отцу, сейчас он с неожиданной грустью оглядел покинутое Васей хозяйство и подошел к топорам, лежавшим на своем месте на широкой полке. Их было два, один большой, плотницкий, второй - походный, легкий, он так и лежал в брезентовом чехле, и его можно было тут же пристегнуть к поясу. Олег взял плотницкий и, чувствуя его уверенную тяжесть, попробовал пальцем лезвие, как всегда делал Вася. Он перебросил плотницкий топор в другую руку, еще раз взвесил его тяжесть, Олега уже тянуло в мир взрослых, поэтому он выбрал большой топор. Щурясь в дверях от яркого солнца, ударившего прямо в лицо, он вышел в сад, у него теперь было дело, и оно каким-то таинственным образом связывалось с уверенностью, что Тимошка обязательно найдется.

У мастерской его караулила Даша, Олег нос к носу столкнулся с ней.

- Ты зачем папин топор взял? - взрослым голосом, подражая Татьяне Романовне, строго спросила она, в ответ Олег с деланным равнодушием хмыкнул и, стараясь держать плечи прямо, направился к озеру. - А я вот тете Жене расскажу! - крикнула ему вслед Даша. - Подумаешь, задается! А я вот что-то такое знаю, а тебе не скажу! - на всякий случай постаралась задержать брата Даша, но Олег, захваченный важностью предстоящей работы, отмахнулся от ее слов, а может быть, и не слышал их.

У засохшей березы, довольно высокой, с голой, без листьев, вершиной и с начинавшими обламываться сучьями, он долго, до легкого головокружения, стоял, запрокинув голову, и глядел вверх, Олегу стало жалко умершего дерева, рядом с ним высились живые, струящиеся молодой зеленью березы, а вот эта, с простершимся вбок длинным суком, тоже без листвы, с белой, но теперь уже тусклой корой, почему-то взяла и засохла. Люди тоже умирают, Олег уже знал об этом, он подумал о Васе, до сердечного озноба ощутив заложенную и в нем самом возможность исчезновения. Это был не страх, а что-то глубже и сильнее страха, словно оцепенев, потеряв возможность двигаться, не отрывая расширившихся, потемневших глаз от березы, он почти заставил себя взять топор и ударить по сухой древесине. Дерево в ответ сухо вздрогнуло, удар топора отдался во всем теле Олега, он замахнулся опять, полетела кора, и открылась рыхлая, уже тронутая разложением, изъеденная червями древесина тусклого серого цвета. Она вминалась и крошилась под топором, и Олег неумело, неловко рубил и рубил. Пот заливал глаза,, топор тяжелел и тяжелел в руках и уже начинал от неловкого, недостаточно сильного удара с пустым коротким звоном отскакивать от березы. Олег по-прежцему не сдавался и, смахивая пот со лба, опять принимался рубить. Услышав чей-то испуганный крик, он сердито оглянулся и увидел Семеновну с Дашей.

Семеновна как была, так и прибежала в засыпанном мукой фартуке, она отчаянно всплеснула руками:

- Святые угодники, да ведь я своей смертью с вами не помру! Кто тебе позволил? Сейчас же перестань! Не дорос еще отцовским топором махать. А если по ноге или руке? - причитала Семеновна, отмечая про себя незнакомое взрослое, по-отцовски упрямое выражение на лице Олега, резкий излом его сильных, густых бровей.

- Почему я должен отрубить себе ногу? - со злостью огрызнулся Олег и вызывающе сдвинул брови.

- А вот отрубишь, если не будешь слушаться, - ехидно пообещала Даша, стараясь благоразумно не отходить от Семеновны и быть подальше от брата.

- Ябеда! - процедил Олег сквозь зубы. - Вот погоди, получишь от меня! Попадись только!

- Олег! - сочла нужным вмешаться Семеновна. - Это еще что? Что за угрозы? Ты же взрослый мальчик. А она маленькая, да еще девочка.

- А чего она везде суется? Пусть сидит и играет со своими куклами, буркнул Олег.

Услышав такое оскорбительное предложение, Даша в первую секунду даже задохнулась от возмущения и крутанулась на месте, так что короткая юбочка ее платьица раздулась колоколом, и, не помня себя и не видя перед собой дороги, умчалась в сторону оврага, густо поросшего орешником.

- Да что же это делается, - неизвестно кому пожаловалась Семеновна. Да где же здоровья мне на вас набраться! Каждый коники свои выкидывает! Да тут никаких нервов ке хватит! Теперь Даша подхватилась! Ищи ее теперь, спрячется где-нибудь, до вечера просидит. Зачем только меня, старую, ноги сюда принесли, зачем я согласилась!

- Ну, тетя Женя, будет вам! Никуда Дашка не денется, знаю я ее, проголодается - прибежит.

- А ты тоже хорош! - напустилась Семеновна на любимого внучатого племянника. - Больно ты много знаешь, больно грамотный. Чем топором впустую махать да сестренку дразнить, лучше пошли бы Тимошку поискали по поселку, порасспрашивали, пропадет ведь скотина бессловесная. Я виновата, грех попутал, кто ж знал, что вы здесь все обидчивые такие. К каждому со своим уставом... Зря столбом не стой, ступай лучше, ищи сестру...

Семеновна хотела что-то прибавить, не успела, раздался надсадный продолжительный треск. Уже основательно подрубленная Олегом береза, очевидно под собственной тяжестью, подломилась в месте надруба и стала медленно, затем все стремительнее падать и с шумным плеском рухнула в озеро, подняв тучи брызг. Олег исполнил на месте нелепый воинственный танец, а из-за кустов одичавшей малины и орешника высунулась озадаченная рожица Даши. Поколебавшись с минуту, Даша не утерпела и присоединилась к Семеновне и Олегу, как ни в чем не бывало разглядывая образовавшийся просвет на берегу. Семеновна, качая головой, показала на всплывшее в воде дерево: