Эпилог

12 июля 2067 года

 

– Ну что, Вячеслав Андреевич, скоро станете безработным? – спросил Алексей Ольховского. – Ваш «Ковчег» уже наполовину опустел.

– Меньше чем на треть, – ответил директор. – Пока выпускаем мелочь, а разведением остальных надо заниматься лет десять. И знаете, что заметили? Когда выпускаем молодняк, звери разбегаются, хотя настоящего страха к людям у них нет, а вот животные в возрасте часто отказываются выходить из клеток. Их страшат простор и неизвестность. Несколько поколений жили в «Ковчеге», и это не могло не сказаться. Они просто боятся свободы. Я сам во многом на них похож. Мы с вами начинали этот проект вдвоём пятьдесят лет назад, и с тех пор я жил только им. А сейчас он идёт к завершению вместе со мной. Мне уже семьдесят пять, и я точно его не переживу. Алексей Николаевич, я ведь могу хотя бы с натяжкой считать себя пусть не другом...

– Зачем говоришь глупость, Слава? – с обидой сказал Алексей, впервые переходя с Ольховским на ты. – Долгая жизнь, помимо преимуществ, имеет и недостатки. Одним из них у меня можно считать отсутствие тяги к общению. Если подумаешь, то поймёшь, чем это вызвано. Знаешь, как больно терять близких людей? А мы потеряли их столько, что уже боимся к кому-нибудь привязываться. Именно поэтому наша дружба неполноценна, но она есть. Поверь, что ты много для меня значишь.

– Тогда, может, ответишь, кто за всем этим стоит? Это действительно бог? Честное слово, я никому не скажу!

– Если бы я знал сам! – сказал Алексей. – Это кто-то запредельно могучий, кому явно небезразлична судьба человечества. Он бросал нас сквозь время, иной раз подсказывал, что нужно делать, и дал молодость, но о его природе не было даже намёка. А если и был, мы его не заметили или не поняли.

– Жаль. Ты знаешь, эта девушка... Я говорю о Нори. Она во многом стала такой же, как твой Юрий. Когда он привёл её сюда, в ней не было ничего необычного, а с прошлого года всё изменилось. Все мои питомцы сразу её признали. И ещё я заметил с месяц назад... Она ободрала ладонь об угол вольеры. Уже через час на месте ранки была чистая кожа. Это ведь из-за него? Им только четырнадцать, но у них точно любовь... У вас ведь тоже так?

– Когда-то всё затягивалось на глазах, сейчас просто быстро заживает. Это исследовали, но не нашли причин. Насчёт Нори я предполагал, что будет что-то такое.

– Алексей... – Ольховский помолчал, потом продолжил: – Можешь сказать, зачем решил уйти? Многие боятся твоего ухода, и я тоже. К тебе все привыкли и знают, что вся твоя жизнь для людей, что ты не злоупотребишь доверием и всегда всё сделаешь лучше других. Сейчас снова ввели деньги, и опять будут никому не нужные выборы, в результате которых к власти могут прийти не самые хорошие люди. Зачем это?

– Ради себя и ради вас, – ответил Самохин. – Не понимаешь? Ты говорил о «Ковчеге» и о зверях, боящихся свободы. Не видишь аналогии? Я у вас как зверинец, названный моим именем, и вам в нём спокойно и сытно, хотя в вольере много не побегаешь. Нельзя жить, прячась за спину кого-то одного и радуясь тому, что у него много опыта и есть совесть. Я, Слава, жутко устал. Устал от власти, от ответственности, от своей однообразной жизни. И жена устала. Она ведь так и не захотела второго ребёнка. Мы с ней хотим отдохнуть и осмотреться. Наверное, найдём для себя полезное и интересное дело. Но собой управляйте сами. Думаешь, ты первый, кто нам такое говорит? Бухаются на колени и упрашивают, а отдельные... просто даже не знаю, как таких назвать, ещё и крестятся! И это тоже показатель того, что нам не уходить, нам бежать нужно! Всё самое сложное уже позади, а проблемы будут всегда.

– Простился? – спросила Лида. – Чего это ты такой мрачный?

– Я не сказал, что больше не приду, – ответил муж. – Не хватило духа. Слава сильно постарел и скоро уйдёт, и мне будет его не хватать. Сколько раз давал зарок не привязываться к людям. Я ведь пятьдесят лет называл его по имени-отчеству, а на ты обратился только сейчас. Он рассказал о Нори. Как мы думали, так и получилось. Очень рано, но видно, что у них уже всё решено.

– Я и так вижу, что они любят друг друга, – сказала Лида. – Что у неё, звери?

– И звери, и регенерация. Интересно, какие задачи он придумал для них.

– А ты не веришь в то, что это только благодарность? – спросила Лида. – Был бы сын обычным человеком, и ты похоронил бы его через семьдесят лет.

– Не хочу без толку ломать голову. Пусть думают сами, когда придёт их время. Душу я в сына вложил, а знания и опыт пусть добывает самостоятельно.

– Кого думаешь оставить вместо себя до выборов?

– Всё уже обговорено. Пока останется Батищев, а потом пусть решают сами.

– И куда поедем? Уже решил?

– Если не возражаешь, поедем к морю. В Крыму много законсервированных правительственных дач. Займём одну на два месяца. С обслуживанием договоримся.

– Можно, – согласилась Лида. – Только в нём холодная вода.

– Я искупаюсь и в холодной, – улыбнулся Алексей, – а можно обойтись без купания. Будем сидеть с тобой на берегу, слушать шорох набегающих волн и вспоминать тех, кто оставил след в наших сердцах. Таких было много: у меня всё сердце в шрамах. Все мечтают о жизни без конца, не давая себе труда подумать. Жизнь – это цепь из приобретений и потерь. В конце длинной жизни приобретения перестают радовать, а потери по-прежнему больно жалят в сердце. И если этому нет конца... Человек на такое не рассчитан. Я ведь боялся, что когда-нибудь не хватит сил и придётся самому...

– Не надо! – Лида обняла мужа и прижалась щекой к груди. – Всё будет хорошо! Любая усталость снимается отдыхом и переменами в жизни. И никто не помешает всё это сделать. Когда поедем? Я могу хоть завтра сдать министерство.

– А я уже разделался с делами. Можно обо всём договориться по комму, но всё-таки съезжу в последний раз. Иначе будет по-свински, хоть мне простят. Надо попросить Мияко присмотреть за молодёжью. Денег у сына достаточно, а вот опыта самостоятельной жизни нет. Надеюсь, что я правильно его воспитал и они не наделают глупостей.

 

– Не надоело здесь за два месяца? – спросила Лида, морщась от холодного ветра. – Мало того что нет настоящего тепла, так уже середина сентября.

– А тебе надоело? – Алексей встал и сложил раскладной стул. – Пошли в дом, а то действительно холодновато. Знаешь, я решил, чем займусь. Если хочешь, займёмся этим вместе.

– И чем же?

– Землёй займутся без нас, а мы с тобой займёмся космосом. В программе задействовано немало достойных людей, но и мы не будем лишними. Защитим Землю, а потом начнём строить там города! – Алексей показал рукой в пасмурное небо. – Меня не успокаивает статистика падения астероидов, а опасных булыжников рядом с нами больше, чем хотелось бы. Супервулканы тоже извергаются нечасто. Планы составлены, средства выделены, а наработок по космосу у нас много. Теперь нужно засучить рукава и взяться за дело. Первый опасный гостинец ожидается через восемнадцать лет. Вполне достаточно времени, чтобы подготовиться, слетать к нему и разнести в клочья. Что скажешь?

– Интересное дело, только очень далёкое от того, чем я занималась раньше. Найдёшь мне работу? И где будем этим заниматься? Не хотелось бы надолго оставлять сына.

– Найти работу нетрудно. Жить будем в Москве, но придётся помотаться по разным объектам. С нашей новой авиацией это не трудно. Сегодня уже поздно, а завтра позвоню в ялтинский горисполком, сдам дачу и попрошу выделить транспорт.

– Я вижу, что с тебя из ста пятидесяти прожитых лет слетела как минимум сотня, – улыбнулась жена. – Весёлый и энергичный, давно ты таким не был.

– Главное в жизни – это цель, – изрёк Алексей, – и любимый человек рядом с тобой. А если на пути к достижению цели предстоит заняться новым и интересным делом, то и годы уже не так давят на плечи. И всё это у нас с тобой есть.

 

Конец