Глава 13

– Смотри, как поливает! – сказала Лида, подойдя к окну. – И похоже, что это надолго.

– Так уже пора, – отложив газету, отозвался Алексей. – Середина сентября – самое время для дождей.

– Я тебе говорила, что не люблю осень? Она всегда напоминала мне о смерти.

– Тебе ли думать о смерти? – засмеялся муж. – Мне впору записывать себя в совратители малолетних. Светлана правильно сказала, что тебе не дашь больше семнадцати. Если бы ты была такой, когда мы встретились, не пришлось бы самой проявлять инициативу.

– И никто этого почему-то не замечает!

– И не заметит. – Алексей подошёл к висевшему на стуле кителю и достал удостоверение. – Посмотри на фото, а заодно на дату рождения.

– Переделал? – спросила она.

– Если бы. Ты давно раскрывала свой паспорт?

– Вообще не раскрывала. Как положила в шкаф, так он там и лежит.

– Вот возьми и посмотри. И учти, что я тоже его не касался.

– Как такое может быть? – растерянно спросила Лида, открыв паспорт. – Фотография изменилась и дата рождения на десять лет позже...

– Наверное, тот, кто подарил нам юность, не хочет, чтобы его подарок нам навредил. Отсюда и изменения в документах, и то, что никто не замечает нашей молодости. Я думаю, что всё изменилось не только в наших документах, но и в паспортном учёте, и в моём деле в министерстве. Только молодость нам дали авансом, её ещё нужно отработать.

– Хрущёва нет, чистка ведётся, чего же ещё? Что нового в газете?

– Ничего нового, – ответил Алексей. – Уже больше недели нет ни одного смертного приговора. Сажают, снимают с должности, а то и просто в ней понижают, но расстрелы прекратились. Основных мерзавцев убрали, осталась мелочь. Берия почистил и своих орлов на периферии. Теперь поубавится любителей искать заговоры там, где их нет. А после смерти Жданова арестовали всего трёх врачей.

– А они виноваты?

– Мне, малыш, забыли об этом доложить. – Алексей улёгся на диван и позвал жену. – Ложись рядом, полежим. Всё равно тебе нечего делать.

– Если хочешь, я найду дело! – игриво ответила Лида, ложась рядом. – С этой нежданной молодостью не могу долго лежать рядом с тобой просто так. И ты на меня вон как реагируешь!

– Это позже, – сказал он, отодвигаясь. – Так вот, о врачах. В моё время об этом писали разное, не исключали и заговора. Уж очень неприятной фигурой был Андрей Александрович. Возмущало не столько наказание тех, кто его лечил, сколько масштабы репрессий. Начали с врачей, а потом перекинулись на евреев.

– Я смотрю, у вас их вообще не любят, особенно руководство.

– Руководство их как раз любит, – рассмеялся Алексей, – причём в прямом смысле. Почти все руководители женаты на еврейках. Исключением были Ленин, Сталин и Калинин, может быть, кто-то ещё, но они погоды не делают. В неприязни к евреям виноваты они сами, их неуемное стремление пролезть во власть и всё взять под свой контроль. Такие, конечно, не все, но многие, а остальным приходится за них отдуваться. Их в нашей стране всего четыре процента, а во властных органах временами набивалось до половины. Их мало там, где нужно тяжело и долго вкалывать, но много, где чистая и выгодная работа. И объясняли это в моё время некой еврейской гениальностью. Мол, никто не мешает и русским становиться известными врачами, композиторами и режиссёрами. Никто не спорит, что среди них немало способных людей, но настоящая еврейская гениальность в другом. Они очень хорошо могут использовать поддержку членов своей диаспоры для устройства личных дел. В результате, если этому не противодействовать, получим непропорционально большое представительство людей этой национальности во всех значимых органах государства. И кому такое понравится, кроме них самих?

– Я вспомнила, что отец как-то говорил, что до взрыва евреи контролировали больше трети мировых финансов. О чём был разговор, уже забыла, а это почему-то запомнилось.

– Ну их! – сказал Алексей. – Ругать евреев – всё равно что жаловаться друг другу на плохую погоду. Скажи лучше, когда отдашь Сталину его портрет? Мне интересно, как он отреагирует на твою работу.

– Светлана просила без неё не отдавать. Она хотела сначала посмотреть сама.

– Мне её жаль. Она к тебе привязалась, а нам скоро отсюда уезжать.

– Дурак ты, Лёша. – Лида перевернулась так, чтобы лежать к мужу лицом, и рукой взъерошила ему волосы. – Это она не ко мне привязалась, а к тебе. Какие же вы, мужчины, невнимательные! А ты в этом многих переплюнул. Мне пришлось самой раздеваться и забираться к тебе в кровать, чтобы обратить на себя внимание! Что ты только что сказал насчёт поездки?

– Я уже несколько дней ничего не пишу, а Лаврентий говорил, что нас после этой работы должны отправить в один из закрытых научных центров. Лично я уеду с радостью – так надоела писанина.

– А как же твои родители? Ты ведь думал съездить и взглянуть одним глазом.

– Как думал, так и передумал, – ответил Алексей. – Понимаешь, когда я начинаю думать о таком визите, сразу накатывает страх, и я не могу понять его причины. Раньше этого не было. Наверное, мне так показывают, что этого не стоит делать. Кстати, мама сейчас беременна мной.

– Когда ты это сказал, мне тоже стало страшно! – Лида прижалась к мужу. – Что если из-за изменений в будущем с тем тобой что-то случиться? Ты не исчезнешь?

– Вряд ли, – подумав, ответил он. – Его судьба не повторит мою, а, значит, это будет другой человек с моей внешностью. И если я до сих пор не исчез, не исчезну и дальше.

В дверь постучали.

– Кого ещё принесло! – Лида вскочила с дивана, поправила причёску и пошла открывать дверь, которую они днём запирали. – Света! Вот не ожидала, что ты приедешь в такую погоду. Снимай быстрее плащ, а зонт положи в угол. Да не закрывай, быстрее высохнет.

– Я от машины до дачи дошла под зонтом, – сказала Светлана, снимая плащ. – Почему-то вдруг стало тоскливо и захотелось вас увидеть. Оставила сына няне и вызвала машину. Не прогоните?

– Плохое настроение не основание для того, чтобы говорить глупости! – отчитала её Лида. – Садись в кресло, а я сейчас сбегаю на кухню и принесу горячий чай.

– Можно позвонить, – сказала Светлана. – Они сами принесут.

– Мне легче сбегать самой. А вы пока поболтайте.

Она через ступеньку сбежала вниз и быстро пошла по коридору в сторону кухни. Дверь сталинского кабинета распахнулась, заставив испуганно шарахнуться в сторону.

– Дочь у вас? – спросил Сталин.

– Только что приехала, – ответила Лида и неожиданно для себя добавила: – Вы так резко распахнули дверь, что чуть не засветили мне по лбу. Я хотела напоить Светлану чаем...

– Не надо так носиться по коридору, – проворчал он. – Возвращайтесь и скажите дочери, чтобы шла в малую столовую, и сами туда приходите. Я позвоню насчёт чая.

– И где обещанный чай? – спросил муж. – Почему вернулась с пустыми руками?

– Что-то сдохло в лесу, – ответила она. – Поднимайтесь, хозяин приглашает нас на чай. Давайте я заодно отдам ему портрет. Ты хотела взглянуть?

– Как это у тебя получилось? – спросила Светлана, с удивлением всматриваясь в работу Лиды. – Он и на фотографиях так на себя не похож, как на твоём портрете! Я видела отца таким только девчонкой, но тогда он был моложе. А потом между нами словно пробежала чёрная кошка. Наверное, в этом больше моей вины, но отец стал другим. Я ещё и из-за этого редко к нему приезжала. Вряд ли он покажет кому-нибудь этот портрет, а, по-моему, только его и нужно показывать. Что плохого в том, что люди увидят в своём вожде человека? Пока ко мне не приставили охрану, я была среди людей и слышала, как они относятся к происходящему. Отца и раньше многие любили, но было немало тех, кто боялся, так вот, сейчас любящих большинство! А когда он написал статью против культа своей личности, любить стали больше!

– Сильно мешает охрана? – спросила Лида.

– Не то слово! – ответила Светлана. – И не возразишь: в Юру Жданова стреляли даже с охраной. А я сейчас вынуждена работать только дома. Наберу книг... Ладно, пошли быстрее, а то отец рассердится.

– Долго ходите, – недовольно сказал Сталин, когда они зашли в малую столовую. – Чай почти остыл, да и булочки тоже.

– Здравствуй, папа! – сказала Светлана, подошла и поцеловала его в щеку. – С чем сдоба?

– Твои любимые, – ответил он, – с яблоками. А вы что стоите? Ждёте отдельного приглашения? Это портрет? Поставь где-нибудь, попьём чай, потом покажешь.

Чай был горячий и вкусный, а булочки – ещё вкуснее. Алексей тоже любил сдобу с яблоками, но съел только одну булку, глядя на то, как на них набросились женщины.

– Вредно есть столько теста, – заметил Лиде Сталин. – Ты должна кормить мужа, а вы ничего ему не оставили.

– Вредно, когда часто, – возразила она. – Я много занимаюсь спортом, и если растолстею, то очень нескоро. Такие булочки – это не еда, а подарок судьбы, а подарки должны делать мужчины, мы для этого и выходим замуж!

– Ну если так, считай, что я расплатился за портрет, – усмехнулся Сталин. – Ты свой подарок получила, теперь черёд твоего мужа. Он сильно рисковал, когда решил прийти сюда, но пришёл и выполнил всё, что требовалось. Есть решение наградить его орденом Красной Звезды. Награду вручу лично. На днях вы оба выедете на Урал в небольшой посёлок, куда закрыт доступ посторонним. В нём будет создана лаборатория, в которой учёные изучат ваши книги, ну а вы им в этом поможете. Условия жизни там немного похуже, но вас обеспечат всем необходимым. Лучше вам год или два пожить там. И принесёте пользу, и безопасно. А теперь покажи, что нарисовала.

На свой портрет он смотрел долго, потом спросил Светлану:

– Что думаешь, дочь?

– Я уже забыла, когда ты был со мной таким, – сказала она, отведя глаза. – Прости, я перед тобой виновата.

– Ты не получишь известности с этой работой, – сказал Лиде Сталин. – Хотя выполнено, несомненно, талантливо, не думаю, что покажу его многим. Но пирожков за такое мало. Я подумаю, что к ним добавить. А тебе надо развивать свой дар. Там, куда вы едете, это трудно сделать, но можно. Недалеко расположен Челябинск, и вы сможете в нём бывать. Лаврентий тоже будет появляться в вашем посёлке, и если потребуется, всегда поможет. Что пригорюнилась, дочь? Они уезжают не насовсем. Надеюсь, ты и в их отсутствие не забудешь сюда дорогу.