– А что в Ливии? – спросила жена. – Я уже не помню.

–Преимущественно песок, – объяснил я. – Девять десятых их территории – это пустыня. Хотя у них огромная протяжённость побережья. Половину населения нашей страны можно вывезти на отдых за один раз.

– И многие туда поедут?– сказала Наталья. – Дайте кто-нибудь флягу.

– Выдула всю воду? – спросила Люся. – Тогда понятно, отчего ты еле ползешь. Говорили же только по глотку!

Под новую песню «Эти глаза напротив» в исполнении Ободзинского мы вышли на перевал, где уже отдыхали остальные. Наталья со стоном сбросила рюкзак и растянулась на траве.

– Выключи радио, – попросил я Люсю, – и посмотри, как красиво!

– Да, красиво, – согласилась она, осматривая горную панораму. – Видно далеко, и всё кажется таким близким. Нам ещё долго идти?

– Уже надоело? – спросил наш инструктор, которого все, несмотря на сорокалетний возраст, почему-то называли по отчеству. – Завтра пройдём последний перевал...

– И вы меня там закопаете! – под общий смех сказала Белохвостикова. – Кинематограф понесёт невосполнимую утрату.

– Если вниз, то я тебя снесу на руках, – пообещал Владимир – второй человек Комитета, который ушёл с нами в поход.

Он был нашего возраста и уже на следующий день стал у нас своим. Здоровый, как лось, и весёлый парень понравился всем. Он мог бы, в случае необходимости, нести кого-нибудь из девчонок на руках или на закорках.

– Отдыхаем сорок минут, – сказал Семёныч, – потом спускаемся к воде и ставим лагерь. Сегодня в нём переночуем, а завтра пройдём последний перевал. Успеем выйти к дороге – хорошо, а если нет, то заночуем ещё раз. До озера доедем автобусом, им же доберёмся до побережья. Крепитесь, скоро ваши страдания закончатся.

– Гена, ты бы хоть рассказал анекдот, – попросил Олег Свечин – единственный парень который был не из нашей группы, а учился в студии Таланкина, – а то девчонки приуныли.

– Запросто, – отозвался я. – Слушайте разговор двоих. «Где провёл отпуск?» «Первую половину – в горах...» «А вторую?» «В гипсе».

– Мог бы рассказать и что-нибудь повеселее, – мрачно сказала Ирина Шевчук.

В поход она пошла не из-за гор, а из-за Талгата. Что-то у них не сложилось, вот она и переживала.

– Можно и повеселее, – согласился я. – Язык – это единственная часть тела, которая у меня не устала. Экскурсовод в автобусе: «А сейчас мы проезжаем мимо самого известного в Лас-Вегасе борделя». Советский турист вскакивает с места: «А почему мимо?!»

– Почему у тебя такие короткие анекдоты? – спросил Талгат.

– В основном из-за девушек, – ответил я. – Всем известно, что у них короткая память. Если я начну рассказывать что-нибудь длинное...

– У вас был включен приёмник. Новости слушал? Второй модуль не запустили?

– Что вы как малые дети с этой станцией, – отозвался я и сделал глоток воды из фляги. – Этих модулей будет десятка два, а строительство запланировано на три года. Вот и посчитай интервал между запусками.

– Плохо, что не запустили! – с сожалением сказал Талгат. – Дай хлебнуть воды, моя закончилась.

– И мне оставьте, – приподнялась Белохвостикова.

– Запустили строительство социализма в Ливии, – сообщил я, отдавая им свою флягу. – Утешает то, что ливийцев только несколько миллионов, а территории до фига.

Немного поболтали, потом Семёныч скомандовал подъём и погнал нас вниз. Когда под ногами утоптанная тропинка, спускаться намного веселее, чем идти вверх по склону, поэтому за два часа добрались до подножья горы и остановились у небольшой, но быстрой речки. Парни быстро поставили палатки и собрали сушняк. Через час девушки разливали в алюминиевые миски одуряюще пахнущий суп из говяжьей тушёнки.

– Чтобы ценить блага цивилизации, надо на время их лишиться! – изрекла Бондарчук, поставившая горячую миску в траву рядом с собой.

– Ты сейчас и супа лишишься, – сказал я ей. – Убери его из травы. Там уйма насекомых, которые нападают в миску и добавят навара. Будешь ли потом есть?

– Я сейчас всё съем! – сказала она, но взяла платок и переставила миску.

В поход ушли два инструктора и десять бывших студентов. С собой взяли четыре палатки: две двухместные и две на четыре персоны. У нашей семьи была двухместная, и ставил я её подальше от остальных. Первые три дня мы себя не ограничивали в любви, потом из-за усталости всё лишнее отложили до моря.

– Ноги болят, – пожаловалась жена, когда мы застегнули полог и забрались в спальники.

– Давай сделаю массаж, – предложил я.

– Знаю я, чем закончится твой массаж, – отказалась она. – Устала так, что ничего не хочется.

– Тогда терпи. Когда я ходил в такие походы, ноги тоже болели, зато потом мышцы становились как камень, не продавить. Будешь прыгать, как горная серна. Это такая коза.

На козу она не отреагировала: уже спала.

Хоть мы подъели продукты и облегчили рюкзаки, последний переход стал самым тяжёлым. Этот перевал был выше остальных, на нём даже были снежники. К дороге мы в тот день не вышли, а вот на следующий, ещё до обеда, ввалились в шашлычную «Озеро Рица». К шашлыкам многие взяли вино.

– Зря берёте эту кислятину, – сказал я Ерёменко, который на пару с Нигматулиным взял бутылку цинандали. – Лучше вообще не пить, а если приспичило, берите что-нибудь вроде псоу. И на вкус приятней, и крепость меньше.

– У них больше ничего нет, – ответил Николай. – Слушай, Талгат, оказывается, наш трезвенник разбирается в винах.

– И это шашлык? – спросила Люся, оторвавшись от своего мяса. – Его же невозможно жевать!

– Это халтура, – сказал я. – Готовят для проезжающих лохов. Ты не разжуёшь и оставишь на столе, а его согреют и продадут другому...

– Ну тебя! – сказала она, откладывая шампур с жёстким, пригоревшим мясом. – Я сейчас захлебнусь слюной, а у них нет ничего съедобного.

– Держи, – я протянул взятую про запас шоколадку. – Берёг для себя, но не лишаться же жены из-за этих халтурщиков.

Долго в этой забегаловке не сидели, бросили недоеденные шашлыки и пошли на остановку автобуса. До Нового Афона ехали около трёх часов, а потом выбрали место на побережье и поставили палатки. В городе запаслись огромными круглыми буханками хлеба, которые голодные девчонки начали уничтожать сразу же после покупки.

– Маленькая, а умяла половину буханки! – сказал Талгат, отбирая у Белохвостиковой хлеб. – Приготовишь суп, тогда получишь.

Супа мы в тот день не дождались. Сказались усталость и близость плещущегося в десяти шагах моря. Открыли тушёнку и поели её с остатками хлеба, после чего спешно поставили палатки, разделись и бросились к воде. Для двадцатого июня она была тёплой.

К вечеру, накупавшись, всё-таки разожгли костёр и заварили чай. Вскоре подошли пограничники, и Семёныч отошёл в сторону со старшим наряда. Больше нас за всё время отдыха не беспокоили. Каждый день вода становилась чуть теплее, дождей и штормов не было, поэтому мы загорели и накупались на полжизни вперёд.

Был последний вечер перед отъездом, и наша компания лежала на берегу, у самой воды, и обсуждала планы на будущее.

– Ты всё-таки поедешь в Ташкент? – спросил я Нигматулина.

– Я уже договорился на «Узбекфильме», – сказал он, – но и с вами не откажусь сыграть, если пригласите.

– Вы будете играть на «Мосфильме»? – спросила нас Бондарчук.

– Не знаю, – ответил я, – может быть, и на Горького. Есть у меня идея снять фильм. Кое-что из истории борьбы с монголами. Точнее, фильм будет не по реальной истории. Что-то вроде исторического боевика с нами в главных ролях. Масштабные съёмки вроде тех, которые проводил твой отец в «Войне и мире», города придётся строить, а потом разрушать. Простыми декорациями не обойдёмся. Деньги я, наверное, выбью, захотят ли браться? Работа не меньше чем на два-три года.

– Вечно у тебя масштабные сюжеты, – сказал Николай. – Когда закончит Лиознова?

– Месяца через два должны закончить съёмки, – ответил я. – Потом монтаж и всё прочее. Фильм покажут только через полгода. Жаль, его выход на экраны мне сейчас помог бы.

– Тебе Брежнев поможет лучше Лиозновой с её фильмом, – сказала Бондарчук. – Если действительно разрешат снимать и будет подходящая роль, приглашай. Всё брошу и приду к тебе сниматься.

– Смотри, – предупредил я, – обратной дороги не будет. А вот шум будет большой. Если бы не Леонид Ильич, я за такое не взялся бы. Съели бы без хрена. Твой отец будет недоволен.

– Он сам по себе, а у меня своя жизнь! – отрезала она. – А зачем ты хочешь так намутить? Неужели нельзя снять обычный исторический фильм?

– Обычный исторический вяжет мою фантазию по рукам и ногам, – ответил я. – Хочу во всём переплюнуть Голливуд. Исторические события трогать не буду, а по действующим лицам малость подправлю в нужную сторону. Что в фильме самое главное?

– Ты как Герасимов, – засмеялась Белохвостикова. – Он тоже любит задавать этот вопрос.

– Самое главное, чтобы народ пёр на него валом! – высказался я. – Зрелищность, интересный сюжет и привлекательные герои. Если всё это есть, то останется вложить в фильм нужные мысли.

– И какие мысли будут у тебя? – спросил Талгат.

– Патриотизм и тема любви, – ответил я. – В нём будет много эпизодов, показывающих, как именно должен жить человек. Я хочу сделать картину, которая заставит многих думать после того, как они выйдут из кинотеатров. Просто зрелищный фильм не стоит тех денег, которые тратят на его создание. Вот американцы сняли «Клеопатру», потратив огромные деньги...

– Где ты его мог видеть, если ещё не покупали? – спросил Николай.

– Я не видел фильм, только фотографии, и прочёл несколько статей. Он очень зрелищный, но, посмотрев один раз, пересматривать не идут.

– А на твой пойдут?

– Если не схалтурим, то пойдут.

– Тогда оставьв нём роль и для меня, – сказал Николай.

– Я не подойду на роль Чингиза? – спросил Талгат. – Татары в роду были.

– У меня будет Бату, – ответил я. – Он в то время был постарше. Я, ребята, хочу пригласить монголов. Много денег на это не уйдёт, но придаст достоверность. А массовку уже будем снимать с нашими. А тебе роль найдём, драк там будет много.