Не желая даже думать о смерти Джета, Эбигейл повернулась к раздвижным стеклянным дверям и посмотрела на прекрасный солнечный день. «Она могла смотреть из их собственной спальни на вилле», — подумала она, когда ее взгляд скользнул по террасе, бассейну и шезлонгам, окруженным пальмами и цветущими кустами для уединения. Эта мысль заставила ее сглотнуть комок в горле. Жаль, что она не смотрит оттуда, не чувствует себя в безопасности в объятиях Томаззо… везде.

Эбигейл нахмурилась от таких мыслей. Ее мать была матерью-одиночкой, сильной независимой женщиной, которая несла бремя кормления, одежды и воспитания своего ребенка в одиночку. И она вырастила Эбигейл сильной и независимой, заботящейся о себе и никогда ни от кого не зависящей. Но сейчас Эбигейл больше всего на свете хотелось, чтобы Томаззо ворвался в дом, спас ее, а потом унес куда-нибудь, где они могли бы заниматься любовью до потери сознания.

Насколько это было неубедительно? Ее мать перевернулась бы в могиле от такой слабой фантазии.

Но Эбигейл ничего не могла с собой поделать. Одна мысль о Томаззо заставляла ее закрывать глаза и надеяться. Он был таким сильным, умным и сексуальным. Эбигейл никогда не встречала такого человека раньше. Большинство парней, с которыми она встречалась в колледже, были либо красивыми и глупыми, умными и слабыми, либо красивыми и жестокими. Томаззо был первым мужчиной, который был не только красивым, но и выдающимся. Честно говоря, она сорвала джекпот вместе с ним. Он был первым мужчиной, которого она не только любила, но и уважала.

Даже Джет, ее лучший друг в течение многих лет, не соответствовал всем трем критериям для Эбигейл. Он был достаточно умен, и, очевидно, она любила его и даже уважала, но эта химия, которая была у нее с Томаззо, отсутствовала у Джета. «Она знала его слишком долго, может быть, они были друзьями слишком много лет», — подумала Эбигейл, снова ища его взглядом.

Насколько она могла судить, друг не пошевелился ни единым мускулом. Как и Мэри, отметила она, прежде чем снова отвернуться к окну и вернуться мыслями к Томаззо. Вместо того чтобы думать о том, как выбраться оттуда, Эбигейл поймала себя на том, что прокручивает в голове сцены того, что произошло с тех пор, как она сняла брезент с клетки Томаззо больше недели назад. Воспоминание об обнаженном диком мужчине, когда она впервые увидела его, заставило ее улыбнуться. Как и мысль о набедренной повязке из листьев, которую он смастерил и надел на пляже, чтобы доставить ей удовольствие. Было множество воспоминаний, которые заставили ее улыбнуться: он лечил ее рану на голове, готовил рыбу, которую проткнул копьем, приносил ей кокосы, чтобы она могла пить кокосовую воду. Заботился о ней, пока она больна. Обратил ее, когда она умирала. Страсть, которую он проявлял к ней, когда они были вместе.

«Этот мужчина особенный, сильный и храбрый, но в то же время нежный и заботливый», — подумала Эбигейл и признала, что, возможно, влюбилась в большого итальянского жеребца, который был помешан на науке. По правде говоря, Эбигейл подозревала, что она уже влюблена в него, но знала, что еще слишком рано для таких вещей, поэтому пыталась притормозить своих пони. «Влюбиться звучало гораздо разумнее, чем уже влюбилась на этой стадии игры, даже в ее собственной голове».

Поморщившись, Эбигейл открыла глаза и замерла, увидев, что глаза Мэри тоже открыты. Она проснулась.

— Вот, — рявкнул Томаззо, указывая на цифровой экран. — Это Данте уходит из магазина.

Данте кивнул. — В этот момент девочки и Джет были в магазине.

Все молча смотрели, как Данте вышел из торгового района и направился по дорожке к виллам, скрывшись из поля зрения камеры. Прошло две-три минуты, и Томаззо с Данте дружно рявкнули: — вот! — когда Эбигейл вывела Мэри и Джета из магазина. Троица направилась к ресторану, Джет был посередине. Они весело болтали и смеялись, заметил Томаззо. Никто из них даже не подозревал, что что-то не так.

— Они останавливаются, — заметил Джастин, нахмурившись.

Томаззо наклонился ближе, пытаясь получше разглядеть лицо Эбигейл. Ему показалось, что она поморщилась. Мэри казалась обеспокоенной, и Джет тоже.

— Они поворачивают назад, — пробормотал Данте.

— Может, они что-то забыли в магазине, — предположил Джастин, когда троица двинулась в обратный путь.

— Нет. Они возвращаются на виллу, — уверенно пробормотал Томаззо перед тем, как троица прошла мимо магазина.

— Откуда ты знаешь? — с удивлением спросил Джастин, когда троица прошла мимо последнего магазина.

— Потому что, если кто-то из вас не дал ей крови, Эбигейл не ела перед отъездом с виллы, — сказал Томаззо. — Вчера вечером у нее были последние четыре пакета. Холодильник в нашей комнате пуст.

— Мы с Мэри ушли до того, как она встала, — извиняющимся тоном сказал Данте, показывая, что его не было рядом, чтобы предложить ей поесть.

— Она и Джет ушли, когда я спустился вниз, — сказал Люциан и вопросительно посмотрел на Джастина.

— Мы с Джетом были на кухне, — задумчиво произнес Брикер. — Я держался поближе к холодильнику, потому что в нем была кровь. Я не хотел, чтобы Джет нашел его и начал задавал вопросы. Но когда Эбигейл пришла, я пошел позвонить, — добавил он с гримасой, а затем покачал головой и сказал: — Когда я вернулся, их обоих не было. Так что, если она не захватила пакет перед уходом…

— Она вряд ли стала бы кормиться перед Джетом, — заметил Данте.

— Нет, — согласился Томаззо, не упоминая, что она все равно не смогла бы сама выпустить клыки, так что не могла.

— Тогда ты, вероятно, прав в своих подозрениях, что они возвращались на виллу, чтобы она могла поесть, — сказал Люциан, очевидно прочитав эту мысль в голове Томаззо, когда он впервые спросил, ела ли Эбигейл перед отъездом.

Томаззо молча кивнул.

— Кто это? — внезапно спросил Джастин.

Томаззо оглянулся на экран и увидел, что Эбигейл, Джет и Мэри остановились на краю тропинки между деревьями, ведущей к виллам. Они уже поворачивали назад, когда к ним подбежал мужчина. Их резкая остановка заставила двух мужчин, шедших за ними, разделиться, чтобы обойти группу с обеих сторон.

— Доктор Кортес. Это был доктор, который ухаживал за Эбигейл, пока она болела, — пробормотал Томаззо, узнав маленького человечка, спешащего к ним. Однако его внимание было приковано к мужчинам, которые только что обошли Эбигейл, Джета и Мэри. Томаззо наклонился, чтобы снова приблизиться к экрану, и, пока он смотрел, парочка немного продвинулась по тропинке, но затем сошла с тропинки и скрылась за деревьями.

— Ты это видел? — спросил Данте, тоже наклоняясь.

Томаззо кивнул.

— Эти двое парней? — спросил Джастин, тоже наклоняясь. — Куда они делись? Кто они?

— Мои похитители, Джейк и Салли, — мрачно сказал Томаззо. — И я думаю, что они спрятались в кустах.

— Один спрятался в кустах, другой ушел. Смотри. — Данте указал на экран, сначала пальцем на Джейка, едва различимого за цветущим кустом на краю деревьев, а затем его палец двинулся, точно определяя отличительную красную куртку Салли, возвращающуюся к камере под прикрытием деревьев.

— Куда он направляется? — пробормотал Люциан, наклоняясь ближе.

Все замолчали, когда человек исчез с экрана. Томаззо снова перевел взгляд на Джейка, потом снова посмотрел на доктора, который сжал руки Эбигейл. Он улыбался и болтал без умолку, а потом пожал ей руку, как бы подчеркивая сказанное.

— Что это? Фургон? — внезапно спросил Джастин, и Томаззо быстро просмотрел снимок, заметив белое пятно между деревьями. «Он был виден лишь кое-где, но вполне мог быть фургоном», — подумал Томаззо.

— И парень в красном вернулся, — пробормотал Данте.

— Салли, — тихо сказал Томаззо, заметив красную куртку между белым фургоном и Джейком. Мгновение спустя двое мужчин снова сидели на корточках, наблюдая, как доктор закончил говорить и повернулся, чтобы убежать так же быстро, как и подошел.

Эбигейл, Мэри и Джет повернулись, чтобы продолжить прогулку, и прошли мимо пары, стоявшей на коленях в кустах. Они уже почти вышли из кадра, Когда Джейк и Салли вышли из-за деревьев и подошли к ним сзади. Томаззо ужасно захотелось крикнуть Эбигейл, но это была запись. То, что произошло, произошло несколько часов назад. Поэтому он беспомощно наблюдал, как Джейк вытащил из-за пазухи что-то похожее на пистолет и ударил им Джета по затылку.

— Черт, будет больно, когда он проснется, — предсказал Джастин, когда испуганные женщины повернулись, чтобы поймать Джета, когда он упал.

Никто не проронил ни слова, наблюдая, как мужчины заставляют женщин тащить Джета к тому, что они приняли за фургон. Мгновение спустя белые пятна двинулись вперед, прочь от камеры и в направлении вилл, по-видимому, на дорогу по другую сторону деревьев.

— Нам нужно посмотреть, куда ведет эта дорога, — сказал Томаззо, выпрямляясь, поскольку фильм продолжался без всякого интереса для них. Он направился к двери, зная, что остальные следуют за ним.

— О! Эй, подожди, — сказал Джастин, когда Томаззо открыл дверь.

Остановившись, он вопросительно оглянулся, и Джастин указал на главу Службы безопасности курорта и охранника, сидящих с пустыми лицами в креслах у панели, над которой они все только что висели.

— Идите, — пробормотал Люциан, махнув им рукой. — Я позабочусь об этом и наверстаю упущенное.

Томаззо не пришлось повторять дважды; он отвернулся прежде, чем Люциан закончил говорить.