Пролог

Лев

Три недели назад:

Я все еще чувствую её вкус на моих губах.

Моя кровь пульсирует в венах, как дизельное топливо. Мой пульс учащается, мышцы сжимаются, а руки болят от желания обнять ее и снова прикоснуться к ней.

Я, пошатываясь, выхожу из лифта в свой чикагский пентхаус. Я спотыкаюсь, как пьяный, но я облажался не из-за алкоголя или наркотиков. Это из-за неё . Я под кайфом от нее... передозировка, как будто я только что пустил ее по гребаной вене. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, когда, спотыкаясь, бреду через темный пентхаус.

Со стоном, пошатываясь, вхожу в свой домашний офис. Я бросаюсь к барной стойке и наливаю большую порцию водки. Затем я добавляю еще три сильных всплеска. Но когда я подношу его к губам, я останавливаюсь. Я хмуро смотрю на напиток и ставлю его обратно. Вместо этого я провожу языком по губам шипя.

Нет. Мне может и необходим этот напиток—и мне действительно это чертовски нужно. Но я не могу. Я не буду портить сладость на моих губах или нежное воспоминание о ее вкусе на моем языке.

На мгновение я взвешиваю возможность никогда больше ничего не есть и не пить, чтобы сохранить этот вкус прямо здесь, где ему и место, во рту. Я вздыхаю и поворачиваюсь к окнам. Медленно я чувствую, как возвращаю себе хотя бы частицу контроля над собой, когда смотрю на город за стеклом.

Сейчас у меня есть дом за городом. Но в последнее время это стало моим убежищем—моим убежищем от мира. Кроме того, город кормит меня. Мне даже не нравятся люди, и я не хожу куда-то, не посещаю “клубы” или что-то в этом роде. Но просто нахождение здесь, в окружении этой энергии, питает меня.

Вы могли бы подумать, что все будет наоборот. Если бы вы знали уродливые, ужасные первые главы моей жизни, вы бы подумали, что я хотел бы прожить в гребаном лесу всю оставшуюся жизнь, никогда не видя другого человека. Возможно, я мог бы. Но не хотел бы быть одиноким. Не после сегодняшнего вечера. Может быть, я и смогу исчезнуть в дикой местности. Но это было бы с ней.

Я закрываю глаза и позволяю себе представить ее и меня, только нас двоих, живущих как дикие существа в лесу. Я продаю богатство, которое я создал для себя, и власть, которую я завоевал ради гребаной бревенчатой хижины. Только она и я, живущие за счет земли—рыбалки, охота, выращивание… к черту, если я знаю что. Кукуруза или еще какое-нибудь дерьмо.

И трахающемися, как дикари, весь день и всю ночь.

Со стоном я подхожу к окнам от пола до потолка и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу, выходящему на этот город.

Я знаю, что это была ошибка. Сегодня вечером была пересечена черта, и притом большая. Преданность превратилась в серую зону. Правила, которые я установил для себя, были нарушены и забыты. Осторожность и рациональное мышление были стерты в пыль под силой моей страсти к ней.

Понаблюдай за ней- сказал Виктор. Просто убедись, что вокруг никто не рыскал.

Приказ от моего босса—не важно, мой ли он лучший и самый старый друг. Не важно, даже если технически босс, мы в принципе равны. Не важно, что девушка, которую я должен был “проверить”, была лучшей подругой его Фионы.

У нее были проблемы, сказал он о Зои. Пожилой мужчина обнюхивал все вокруг, заставляя ее чувствовать себя неловко. Для меня это была простая работа—намного ниже моей нынешней зарплаты, если быть честным. И все же сегодня вечером я был там, шел к ней домой, осматривался в поисках каких-либо признаков хищника.

И все же, Я стал хищником. Я слабо улыбаюсь и хихикаю. Или, может быть, я был добычей, оглядываясь назад.

У меня голова идет кругом при воспоминании о том, как я врезался в нее. О мгновенном влечении… магнитное притяжение, которое заставило нас стонать в объятиях друг друга. Мягкость ее губ. Гладкое тепло ее кожи под моими грубыми руками. Прерывистое дыхание, шепчущие позывы. То, как ее трусики зацепились за колени и остались там.

Белое вино в ее дыхании, водка в моем. Голод в ее нуждающихся стонах и умоляющих всхлипываниях. То, как самодовольная, немного дерзкая, надменный образ плохой девочки рухнул, когда я прижал ее к кровати. И широко раскрытые глаза, кричащая невинность, которая заняла свое место.

А теперь его больше нет. Несколько часов спустя я здесь, пульс бешено колотится, тело жаждет ее.

Пересечение границы было ошибкой. И все же теперь, когда я здесь, вдали от нее, я знаю худшая ошибка: покинуть ее постель.

Я только что с ней не спал. Я не занимался с ней любовью. Но я так же не просто трахнул ее.

Я заявил на ее права. Я сделал ее своей, и только своей.

Я чертовски хорошо знаю, что должен отойти—нет, бежать вдаль от этой черты, я разбит и разрушен. Но если и есть что-то, что я знаю в этом мире, так это мое собственное сердце. Это мое собственное упрямство и мой отказ отступать от всего, черт возьми, даже если это убьет меня.

Я закрываю глаза, и я знаю, что прямо сейчас в мой гребаный лоб могло бы упереться дуло пистолета, и я все равно не отступил бы и не держался подальше от этой девушки.

Зои.

Этого никогда не должно было случиться. Но это произошло. Даже сейчас, когда эта грань была пересечена, она должна навсегда остаться одноразовой вещью. Но я знаю, что этого не произойдет. Этого не может быть, потому что я не могу отступить или отвести взгляд.

Кроме того, в какой-то момент мне, вероятно, понадобится что-нибудь поесть или выпить. И после этого ты можешь быть чертовски уверен, что мне снова понадобится ее сладкий вкус на моих губах.

Так что у меня остается только один вариант.

Я опускаюсь в кресло, глядя из окна своего темного кабинета на сверкающие неоновые огни Чикаго.

Она где-то там, снаружи. Отмечена мной. Захвачена мной. Провозглашена моей.

И ВСЯ моя.