— Такой способ прекращения рождения близнецов, как ты описываешь, не спас бы мою жену, — продолжил Инспектор. Его жена умерла в родах, когда ребенок-омега с огромной головой застрял в родовых путях. Однажды рассказав мне об этом, Инспектор до сих пор больше эту тему не затрагивал, а когда ее попробовала поднять я, очень рассердился. Но теперь он упомянул жену по собственному почину. — Джемма погибла не из-за того, что ребенок был не единственный, ее убил головастый урод, которого она пыталась выродить. А ты хочешь, чтобы я помог прекратить рождение близнецов и превратить в уродов все следующее поколение.

Последовала долгая тишина.

— Это не для нас, — наконец сказала я. — Никого из омег лечение не спасет, не изменит и не воскресит из мертвых. Зато у каждого человека следующего поколения появится шанс жить своей собственной жизнью.

Инспектор все еще смотрел через комнату на протез Паломы и на Дудочника с Саймоном.

— Но что это будет за жизнь? — спросил Инспектор.

Я перевела взгляд на него, и к гневу примешалась жалость. Предубеждение делает его слепым? Я обернулась в ту же сторону, что и Инспектор. Там широкоплечий Дудочник склонился над картой, которую обсуждал с Саймоном, а еще там была Палома, чьи чувства к Зои казались единственным, что еще распускается в нашем сожженном мире. Как может Инспектор, глядя на них, говорить о несовершенстве или о бессмысленных жизнях?

— При всей твоей идеальности, — усмехнулась я, — ты смотришь и не видишь. — Инспектор покосился на меня, подозревая насмешку. — Ты правда думаешь, что наша жизнь невыносима из-за мутаций? Да, увечья не фунт изюма. Но настоящая проблема в поселениях, податях, комендантском часе и наказаниях. Проблема в альфах, которые плюют на землю, проезжая мимо омег, и в разбойниках, которые то и дело нас грабят, потому что знают: Синедрион не станет нас защищать.

— Но ведь я вас защитил, — возразил он. — Я освободил этот город и сражался бок о бок с вами, поскольку мы согласились, что нарушать табу нельзя.

— Мы с тобой согласились, что Зак и Воительница творят недопустимое, — поправила я.

— А если сейчас я думаю, что ваши планы насчет лекарства из Далекого края тоже недопустимы? — спросил Инспектор.

Я постаралась дышать ровно.

— Тогда ты должен хорошенько все взвесить и сделать выбор. Как и я.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Когда один из солдат Инспектора поставил на стол поднос с едой, Дудочник покосился в сторону комнаты, где был заперт Зак.

— Нужно отнести ему поесть, — сказал он.

— Зачем это? — вскинулась Зои. — Пусть поголодает. Заслужил.

— Нельзя, чтобы он слег, — возразил Дудочник. — Если Зак ослабнет или заболеет, это отразится на Касс.

— Я же не предлагаю уморить его голодом до смерти, — сказала Зои. — Небось не развалится, если пару раз не поест. Лично я носить ему еду точно не собираюсь.

— Я отнесу, — вызвалась я, вставая.

Наклонилась, чтобы положить в свою миску еще рагу, и взяла последний кусок лепешки.

Дудочник с Инспектором смотрели, как я выпрямляюсь.

— Попробуй у него что-нибудь выведать, — наказал мне Инспектор.

— Не надо говорить, что мне делать. Я иду его навестить вовсе не забавы ради.

Направляясь по коридору к месту заключения Зака, я чувствовала, как потеют подмышки и колотится сердце. Я ускорила шаг в такт его ударам. В те годы, когда Зак держал меня в камере сохранения, я обычно не могла дождаться его визитов. Считала дни, подносы с едой, шаги за дверью. Пусть я его ненавидела, он был единственным, кто меня навещал, за исключением Исповедницы. В душе сплетался клубок из ненависти к брату и желания его увидеть.

А теперь настала моя очередь идти по коридору к комнате, где был заперт Зак.

Саймону дали передышку, у двери караулили четверо других солдат, которые отодвинули засовы и пропустили меня внутрь.

Помещение скорее напоминало глухой чулан, хотя узкое окно под потолком пропускало немного света. В углах, где стояли пустые ящики, скопилась пыль.

Когда я зашла, пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, Зак поднял руки, демонстрируя мне кандалы пропущенные через вбитое в стену металлическое кольцо. Я поставила миску на пол и подтолкнула к нему, но он не обратил на еду внимания.

— Вот как ты решила со мной обращаться? — спросил он.

Дверь за моей спиной закрылась.

— Ты сам к нам пришел. И знал, какого обращения ожидать.

— Такого я не ожидал, — возразил он, встряхивая руки, чтобы цепь зазвенела.

— Ты обращался со мной гораздо хуже, — сказала я. — Четыре года в камере сохранения. Скажи спасибо, что у тебя есть свежий воздух и солнечный свет. Это больше, чем дал мне ты.

— Четыре года? — фыркнул он. — А как насчет тринадцати?

— О чем это ты?

Зак склонил голову набок.

— Думаешь, я впервые твой пленник? А помнишь первые тринадцать лет нашей жизни? Ты держала меня в ловушке. Меня сторонились собственные родители. Я не мог пойти в школу, не мог завести друзей, не мог ничем заниматься и никуда вписаться, пока не избавился от тебя. — Он немигающе посмотрел на меня. — Три-над-цать лет, — повторил он по слогам. — Я не мог начать жить, пока не избавился от тебя, и с тех пор никак не наверстаю упущенное время.

— Не вини меня за то, что сам натворил. Ты всегда заботился лишь о собственных интересах. — Я посмотрела на его руки и подумала обо всем ими сделанном. Посмотрела на рот и подумала обо всех произнесенных Заком приказах. — Ты затеял неописуемые мерзости.

— А что еще мне оставалось? — крикнул он. — Пустить все на самотек, чтобы шло себе по старинке своим чередом? Чтобы нормальные люди рисковали в любой момент умереть по случайному капризу увечных тел своих омег?

Я пропустила провокационные слова мимо ушей.

— Расскажи, что тебе известно, — велела я. — Куда вы перенесли взрывной механизм? Что задумала Воительница?

Он весь одеревенел.

— Я же тебе говорил, после того, как ты уничтожила базу данных и захватила этот город, Воительница сделала меня изгоем.

Как быстро братец завел старую песню: во всем виновата я.

— Но ты все равно что-то знаешь, — настаивала я. — Ты ведь был в Ковчеге, когда оттуда выносили детали подрывной машины.

Ночь за ночью я пыталась нащупать место, где она находится. Ночь за ночью заставляла себя тянуться к машине-убийце вопреки ужасу, леденящему при одной лишь мысли о подобном оружии. Я тянулась во мрак, жмурясь так крепко, что видела в черноте какие-то мерцающие очертания. Но все бесполезно: как бы сильно я не старалась найти это место, я или ничего не чувствовала, или, что еще хуже, получала отклик с разных направлений — в один день как будто с севера, а в следующий уже с запада. Провидческий талант находить искомое меня подводил. А может, его уничтожал проклятый взрыв, наравне со всем остальным.

— Мне нечего тебе сказать, — отрезал Зак. — Приказ о перемещении отдавала Воительница. Я не знаю и не видел, куда именно. И уже объяснил это твоему приятелю Дудочнику, когда он меня допрашивал. — Зак гневно поджал губы. — Они с Инспектором часами засыпали меня вопросами. Кричали, угрожали, запугивали. Я сказал им то же самое, что и тебе: я никогда не был в том месте, куда перевозили машину. Я понятия не имею, где это.

— Ты врешь, — заявила я.

— И что ты будешь делать? Пытать меня? — ехидно усмехнулся он.

Я постучала по двери. Пока стражники отодвигали засов, я не убирала с филенки руку, силясь успокоиться. Зак оценивающе смотрел на меня, зная, что мне придется разделить с ним любую причиненную ему боль. Прошлой ночью, догадавшись, что Дудочник с Инспектором отправились его допрашивать, я напряженно лежала в кровати, ожидая прихода боли. Пока обошлось. Но как долго меня станут щадить? Неважно, что я за преступления Зака не в ответе. Это не имеет никакого значения, ведь мое тело стало преградой между Сопротивлением и жизненно необходимыми сведениями.

До того как вернуться к остальным в главный зал, я минутку постояла в коридоре, прижавшись спиной к стене. Солдаты снова запирали дверь в камеру Зака, и я чувствовала, как с каждым задвинутым засовом мое дыхание замедляется, но языки пламени все еще шипели на краях поля зрения. Взрыв преследовал меня. На сколько еще меня хватит, прежде чем я разделю с Ксандером молчание у целовального дуба? Сколько времени пройдет, прежде чем взрыв поглотит меня окончательно?

Когда я шагнула в зал, Дудочник внимательно посмотрел на меня, все разговоры стихли.

— Ну как, удалось из него что-то вытащить? — поинтересовался Инспектор.

Я покачала головой.

— Говорит, ничего не знает.

— По-твоему, он не врет? — спросила Зои.

— Не знаю! — рявкнула я. — Я не способна читать мысли.

Зои подняла руки, в шутку сдаваясь, и закатила глаза.

— Да расслабься ты. Никто ж не думает, что вы с ним лучшие друзья.

Я решила налить себе попить, чтобы иметь предлог отвернуться от пристальных взглядов. Руки тряслись и расплескали воду.

Дудочник взял свою кружку и присоединился ко мне.

— Зак пытается тебя достать, — не глядя на меня, сказал он, поднимая кувшин. Говорил он тихо, чтобы остальные не услышали. — Не давай ему забраться тебе в голову.

Я кивнула. Но Дудочник не знал, что Зак всегда был у меня в голове.