— Прошлой ночью я был так охеренно увлечен тобой, что забыл, где нахожусь. — Я обхватываю её бедро, сжимая губы и чувствуя шов её трусиков на своей ладони. — Тебе придется заплатить за это.

Рот Мэри слегка приоткрывается, а глаза блестят. Я провожу ладонью вверх по её животу и снова опускаюсь вниз, на этот раз минуя одежду и касаясь только её кожи. Когда я провожу средним пальцем вдоль её промежности, она крепче обнимает меня, а её бедра немного отклоняются назад, но затем расслабляются. Больше не нервничает. Не злится. Просто готовая и влажная, именно такая, какой и должна быть.

— Что ты собираешься со мной сделать?

— У меня имеется список, — я стучу себе по лбу. — Он называется «Всё, что я пожелаю».

И вот тогда я целую Мэри. Целую её со всей страстью, забирая все слова, вопросы и даже воздух. Её губа зажата между нашими зубами, поэтому я целую сильнее и позволяю себе чуть укусить. Я провожу рукой по её шее. Чем дольше я её целую, тем лучше. Тем больше она растворяется. Тем больше маленькая дикая кошка в ней приручается.

— Я сделаю тебя своей, Мэри Монахэн. Что бы ты ни говорила о правилах, работе или прочем подобном дерьме. Потому что между нами что-то происходит, и я знаю, что ты тоже это чувствуешь.

Мэри кладет руку мне за голову и проводит пальцами по моим волосам.

— Это ведь будет не просто так, правда? Ты и я? — говорит она почти со стоном. Ты и я. Чёрт возьми. Я действительно чувствую, как дрожь пробегает по её телу и проникает в мое.

— Не совершай долбанную ошибку. Не гадай, когда я сделаю тебе больно или если я сделаю тебе больно, — говорю я ей, — вот он я. Боготворю тебя.

— Господи, Джимми…

Мне нужно войти в неё. Я слишком далеко зашёл. Она гребаный наркотик, а я подсел.

— Земля будет вращаться вокруг этого. Солнце взойдет и сядет из-за этого.

Дыхание Мэри становится тяжелее, а зрачки расширяются, не смотря на яркие лампы над нами. Её хватка на моем боку становится чуть сильнее, и она притягивает меня ещё ближе.

— Что ты делаешь со мной, — говорит она, когда я ввожу в неё ещё один палец, и она шипит мне в ухо. — И как ты это делаешь.

— Прошлая ночь даже близко не была тем, что мы можем сделать, Мэри. Мы можем заставить мир исчезнуть. Мы можем сделать всё остальное просто шепотом.

Её ресницы трепещут, и Мэри откидывает голову на дверь, открывая мне шею. Я облизываю губами то место, где оставил засос, а потом провожу языком вниз к впадинке на её шее.

Глубоко в моем члене я чувствую давление и потребность в этой девушке. Мэри не какая-то чирлидерша, которую я больше никогда не увижу. Она не какая-то фанатка. Наши жизни пересеклись друг с другом, и этот знак кажется вполне хорошим, чтобы сделать решительный шаг. Посмотрим, что получится. Посмотрим, куда приведёт это чувство.

— У тебя есть только один шанс уйти от меня, Мэри. Всего один. Скажи мне прямо сейчас, и я отпущу тебя.

Но она ничего не говорит. Вместо этого девушка прижимается ко мне тазом и роняет сумку на пол. И это все да, которые мне нужны.

— Я отведу тебя в квартиру и покажу, что ты со мной делаешь. Здесь, в этом мире, мы нормальные. Но там, за закрытой дверью, знаешь, что происходит?

Она качает головой.

— Нет.

— Ты становишься моей. Полностью моей. Каждый дюйм, каждый вскрик, каждая потребность. Всё, что ты хочешь, я тебе дам. Всё, что нужно мне, — моё.

Мэри не стонет и не кивает. Она, черт возьми, симулирует тысячу слов, не сказав ни единого. Пожалуйста, спасибо и многие другие. Все самые сексуальные слова на каждом чертовом языке.

— Хорошая девочка, — говорю я, вставляя в неё третий палец и крепко вцепляясь в точку G. — Чертовски хорошая девочка.

— О, Боже мой.

По коридору туда-сюда носится Фрэнки Наклз, до сих пор принюхиваясь. Да, он мне нравится. Вроде как, даже сильно. Но сейчас нам нужно серьезно поговорить.

— Для начала позвони своей соседке, чтобы она забрала эту собаку, — говорю я ей, проводя кончиком пальца по ее киске.

— Хорошо, — шепчет Мэри, не открывая глаз.

— Потому что до завтрашнего восхода солнца в этом мире нет ничего, кроме тебя и меня.