Глава 48
АЛЕХАНДРА
Мои ладони вспотели, голова кружится, длинные волосы прилипли к влажной спине, из-за чего я ощущаю зуд, вызывающий большее возбуждение, чем следовало бы, зная, что я никогда не смогу дотянуться до них со связанными руками.
Джио не кормил меня в те дни, что я была здесь. Я не знаю, сколько времени прошло, но, когда он ел передо мной этим утром, и у меня в животе громко заурчало, он рассмеялся.
— Не стоит тратить еду на мёртвую женщину.
И вот оно.
Он планировал мучить меня до последнего вздоха.
При этой мысли мой желудок резко перевернулся. Место в моей голове, безопасное место, куда я сбежала, моё счастливое место, становилось все темнее и темнее, пока свет не исчез, и в нём не осталось больше счастья.
Я выиграла битву, подставив Дино, но Джио выиграл войну.
В конце концов, удовольствие от маленьких побед было недолгим и с каждой секундой становилось все более и более блеклым. Голод сделал меня слабой как телом, так и умом. Пытки сломили мой дух. И я готова умереть.
Точнее, страстно желаю это.
Я безмолвно хотела бы увидеть Юлия в последний раз, почувствовать его поцелуй на своих губах, перед тем как уйду на небеса.
Для меня это был бы самый счастливый конец.
Но у таких людей, как я, мечты не сбываются. Такие люди, как я, умирают в прохладной тишине ночи, голые и одинокие, без единой души, ищущей их.
Такие люди, как я, незначительны и заменимы.
Мы — ничто, унесённые клубом дыма, унесённые тенью лунного света.
Мои глаза закрыты, дыхание затруднено, большая рука с силой сжимает мой подбородок, поднимая его выше, чем комфортно для меня. Я пытаюсь открыть глаза, но не могу, и воспоминание о побоях, которые Джио нанёс всего несколько часов назад, даёт мне понять, что мои глаза опухли почти полностью. Когда что-то холодное прижимается к моему виску, мое тело покрывается мурашками.
— Вот так, не правда ли? — Я узнаю голос. Пытаюсь вырвать подбородок из его хватки, но он сжимает его сильнее.
— Успокойся. Я здесь, чтобы помочь тебе. Прояви немного благодарности.
Мои губы потрескались, я пытаюсь их облизать, но во рту всё равно пересохло. Моя шея болезненно вытянулась, я хриплю:
— Убей меня.
Я слышу его улыбку.
— Я сделаю это, детка. Я собираюсь перерезать твоё маленькое горло, пролить всю кровь благодаря только единственному порезу.
Он прижимается своими слабыми губами к моей щеке, и его дыхание согревает меня, когда он извиняющимся тоном шепчет:
— Я знаю, что сказал, что не буду, но ничего не могу с собой поделать. Я... я ненормальный. Я люблю смерть, люблю смотреть на неё, люблю её причинять. Просто я такой.
Прямо сейчас меня не волнует, кто он, если он дарует мне эту доброту.
— Пожалуйста, — почти умоляю я.
Рука у моего подбородка начинает трястись, и Максим Никулин щипает меня за челюсть.
— Мне жаль. — Его похотливый голос дрожит. — Мне нужно это сделать. Мне необходимо.
Кончик холодного лезвия прижат ко лбу, чуть выше виска. Я почти ничего не чувствую, только тупое давление. Проходит секунда, и быстро следует боль. Мой рот приоткрылся, и я издаю низкий пронзительный стон.
Максим Никулин шикает на меня.
— Скоро всё закончится, но ты должна молчать. Ещё немного.
Его трясущаяся рука наводит беспорядок на моём лице. Его тихий стон еле слышен, он заявляет явно возбужденно:
— Да, чёрт возьми.
Острое лезвие вонзается в мою кожу, проходит мимо виска, по линии подбородка, по губам и останавливается у подбородка.
Он на мгновение рассматривает свою работу, а затем удовлетворенно вздыхает, возвращая лезвие на то место, где моя голова встречается с шеей, одной рукой, а другой приподнимает мой подбородок.
— Всё почти закончилось, — обещает он, и, глубоко набрав воздух в лёгкие, я делаю последний вздох.
Потерянная в своей голове, готовясь к тому, что должно произойти, я пропускаю начало суматохи. Громкие мужские голоса орут, и начинается борьба, мебель, скрипя по полу, ломается, и крики боли наполняют воздух.
Это неважно.
Я приняла решение, мой разум оказывает мне единственную милость, и я перестаю дышать.
Проходят болезненные минуты, и мои лёгкие горят.
Это значит, что смерть займет так много времени.
Земля подо мной рассыпается. Звезды надо мной падают, разбиваясь при ударе. Море бушует, и я чувствую, как мой корабль опрокидывается, медленно погружаясь в темные глубины яростного океана.
Но затем в темноте раздается незнакомый голос, свет ведет меня домой, и меня опускают на холодную землю.
— Ана? Ана, бл*! Очнись. Черт, проснись. Живи, черт возьми!
Голос звучит снова, и, хотя он становится приглушенным, в момент, когда моё сознание проваливается в темноту, его слова проникают в мое обледеневшее сердце.
— Живи. Давай, девочка, дыши. Сделай это. — Он держит меня крепко, раскачивая моё безвольное тело, он умоляюще шепчет слова прямо мне на ухо: — Если ты не можешь сделать это для Юлия, сделай это просто назло этим ублюдкам.
Происходит внутренняя борьба, мой разум борется с моим телом, и эти слова эхом разносятся в моей голове, кажется, навсегда.
— Живи, чёрт тебя побери!
Потом происходит что-то странное.
— Давай, девочка, дыши.
Что-то твердое надавливает мне на грудь, снова и снова, пока, наконец, мои глаза не распахиваются. Мой рот расширяется в беззвучном крике, и мои легкие открываются.
— Сделай это назло этим ублюдкам.
Сверкает молния.
И я снова дышу.