Глава 39

Обитель горела. Пылали островерхие башенки и резные покатые крыши молельных домов. Горел чудесный многоярусный сад, а легкие деревянные строения выгорели дотла, и уже почти не дымили.

Полковник устроил поудобнее на коленях глиняную миску и зачерпнул деревянной ложкой пресную серую кашу. Его слуга нарезал большим кинжалом хлеб и холодное мясо, смахнул куски на холстину и придвинул полковнику. Командир отсутствующим взглядом скользнул по нарезанной снеди и устало поинтересовался:

– Ты, сын бригадной оленихи, кинжал-то хоть обмыл?

Его слуга и оруженосец присел рядом на корточки и глядя на пожарище, заморгал хитрыми глазками.

– Не волнуйтесь, господин полковник, чистый он… Об рукав вытер…

– Об рукав… Скотина…

Полковник тупо пережевывал чуть теплую кашу, и смотрел на носки своих сапог, обильно вымазанные кровью и облепленные сухими травинками. Внутри себя он чувствовал тяжелую неудовлетворенность этой странной победой, к тому же, перед боем он не успел отлить, и теперь страдал от неприятной липкой сырости в штанах. Есть перехотелось. Он кинул ложку в свой шлем, отставил миску и повернулся к слуге.

– Где там обоз? Давай, шевели задницей. Скачи к обозу, найди мне чистое платье и пива привези. Пошел, шельма! – он протянул руку к плети, но слуга уже проворно вскочил, и побежал через двор к оленям.

Полковник порылся в полевой сумке, вытащил зеленое яблоко и с хрустом откусил сразу половину. Рядом с ним солдаты разбивали палатку для раненых, а в стороне, на вспаханном поле армельтинская пехота уже возводила лагерь. Остатки его ариона расположились чуть дальше, за маленькой рощицей, там, куда ветер не доносил дым от пожара. Полковник сжевал яблоко вместе с твердой серединкой, посмотрел на свои грязные руки и задумался.

Они вошли в бой прямо с марша, как только заметили на севере сигнальный столб белого дыма. Сигнал означал, что пехота уже выдвинулась в атаку, а лучники заняли свои позиции. Арион изменил свое движение, и первая панта пошла в обход укрепленной стены Обители. Не зря, ох не зря он отправил вперед разведку – монахи ждали нападения и добросовестно готовились к нему. Две дороги, ведущие в обитель, были перекопаны и усеяны многочисленными замаскированными ловушками, и если бы он отправил кавалерию в лоб, их бы встретили острые заграждения и ямы, заполненные горящим маслом. Но и так монахи доставили им немало хлопот. Стены обители, с виду не предназначенные для удержания врага, штурмовать оказалось непросто, и первая панта лейтенанта Пирса полегла почти вся. Но тут, в тыл монахам вышли передовые отряды армельтинской пехоты, и задача несколько упростилась. Он приказал рыцарям спешится, и вступить в непривычный для многих из них бой в тесных городских условиях. Но, когда вторая панта, ценою многих жизней, расчистила проход для кавалерии и открыла ворота – победа была предрешена. Остатки ариона вихрем ворвались в обитель, и никакое отчаянное сопротивление и воинское искусство одиночек-монахов не могло сдержать натиск имперских железных пант. Обитель пала, и согласно приказу из Вивлена подлежала полному уничтожению, но глядя на то, как солдаты поджигают здания необыкновенной изысканной красоты, и сваливают в костры целые ворохи старинных свитков, полковник почувствовал внутри какую-то неприятную тяжесть, постепенно перерастающую в режущую боль, словно сегодня, он своими руками уничтожил целую эпоху в истории Лаоры. Да так оно конечно и было…

Из задумчивости его вывел хриплый голос:

– Что прикажете делать с пленными, господин полковник?

Он поднял взгляд на своего заместителя. Бородатый арион-майор стоял перед ним, и его панцирь все еще покрывали темно-красные потеки. За его спиной маячили два капитана из имперской разведки, гладковыбритые, в чистых новых мундирах с гербом империи.

– Ах, да… Пленные. Пленных быть не должно, майор. Это приказ. Где они сейчас?

Майор повернулся и указал на невысокое, стоящее особняком деревянное строение.

– Мы согнали их в конюшни, господин полковник.

– И сколько их там?

– Около трех сотен.

– Вы нашли Отца-Настоятеля?

Майор пожал плечами. Из-за его спины выступил один из капитанов. Когда он заговорил, в его глазах полковник увидел насмешливое презрение.

– Отец-Настоятель покончил с собою, господин полковник. Мы обнаружили его тело в подвале библиотеки. Судя по всему, он принял яд.

Полковник тяжело вздохнул. Раздражение, накопившееся внутри рвалось наружу, вдобавок, ему казалось, что от него дико разит кровью и мочой. Он посмотрел, как четверо солдат пронесли мимо изрубленное тело лейтенанта Пирса, и проговорил:

– Значит, покончил… Ладно. Майор, тот сарай, где пленные – сжечь. Вместе с пленными. На это дело отрядишь этих вот красавцев, – он ткнул грязным пальцем в имперских разведчиков. Те непроизвольно отступили, с широко раскрытыми глазами. Старый майор ухмыльнулся жестким звериным оскалом. Полковник улыбнулся в ответ и добавил:

– А как вы думали, господа офицеры? Чужая боль да не минет вас… И отмываться от крови мы будем отныне вместе…

Глава 40

Тощий монашек в засаленной до блеска рясе дико озирался по сторонам выпученными от ужаса белыми глазами. Позади него, поигрывая многохвостой плетью, стоял могучий гвардейский капрал в черных доспех. Селин, развалившись в кресле, перечитывал послание от Виктории, и иногда поглядывал на монаха из-под густых бровей.

"Господин генерал, Гларум честно выполнил первую часть своей миссии. Он отыскал того самого писаря из приюта Детей Господних, которому Коррада несколько лет назад доверил перевод апокрифа Митча. Насколько удалось установить, этот монах сделал полный перевод запрещенной рукописи, и Коррада поручил ему найти в архивах таинственный Список Желанных, о котором мы с вами говорили, в связи с особыми свойствами, присущими только Гларуму. Мне известно, что на самом деле, никакого Списка никогда не существовало, это выдумка последователей Митча. Информация о Списке исходила от главного адепта веры Митча в наше время, маркиза Дона Дракона Им-Моула, покойного главы секты Эркуланских Пожирателей, а маркиз Им-Моул, как известно, был более чем не в себе. Я не сочла за труд, и составила свой Список Желанных. И как вы могли уже заметить, первую строчку в этом списке занимает сам Гларум. Пришлось слегка пофантазировать, добавляя сочных красок в его родословную. Теперь, вы можете, используя того самого, преданного Корраде монаха, передать этот Список в нужные руки. Думаю, епископ-палач, просто жаждет его получить, и ждать следующего шага от церкви долго не придется. К тому же, насколько мне стало известно, кампания у стен Дрира неоправданна затянулась. Войска так и не смогли полностью блокировать город, а это означает, что осада может затянуться надолго. Думаю, что в свете подобных событий, стоит поторопиться и вывести Корраду из игры".

Селин дочитал, странно улыбнулся и пробормотал в пустоту:

– Джайллар побери эту женщину… Однажды с ней придется расстаться, и меня эта перспектива вовсе не вдохновляет…

Он взял со стола влажное душистое полотенце и тщательно протер лицо. В данный момент, больше всего на свете, генерал хотел спать. Где угодно, хоть на старом диване в кабинете, да хоть на холодном полу – только спать. Хотя бы полслужбы. От постоянного недосыпания голова его медленно превращалась в котелок с расплавленным свинцом. Жгучая боль в затылке терзала его уже несколько дней, но пока он не мог позволить себе расслабится. Пока…

Генерал поморщился от боли, передернул плечами и голосом, в котором явственно ощущалось многодневное недосыпание, спросил, обращаясь к сидящему на жестком неудобном стуле монаху.

– Так ты и есть брат Спуцилла, переводчик из приюта Детей Господних?

Монах издал жалобное блеяние, рухнул на пол, и резво работая коленями пополз к его креслу. Жалобно всхлипывая он принялся остервенело целовать начищенные генеральские сапоги. Селин брезгливо поморщился и пробормотал: