Глава 38

Девушка поправила заплечный мешок, подтянула ремешок колчана и оглянулась назад. Под скалой, слегка прикрытый клочьями белесого тумана во все стороны расстилался черный безмолвный лес. Лес наползал на горы, тянул свои чудовищные искривленные корни вверх, но там, где начиналось нагромождение гранитных глыб, лес отступал, и дальше, к самой вершине тянулись лишь жиденькие кустики кизила, да жесткая сухая трава.

Девушка посмотрела вверх, на древнюю осыпающуюся башню, стены которой обильно поросли мохнатыми бурыми лишайниками, и осторожно ступая по острым камням, продолжила подъем. У самой башни она еще раз остановилась и снова посмотрела назад. Отсюда отдельных деревьев уже не было видно и лес превратился в монолитную без единого разрыва черную плоскость, и более напоминал безбрежное, замершее в своем ужасном спокойствии, тайное море. Девушка встряхнула головой, словно отгоняя от себя страшный морок, и медленно прошла в полуразрушенную арку.

Изнутри башня была совершенно пуста, не считая пары осыпавшихся лестничных пролетов и небольшой смотровой площадки на самом верху, но девушка знала, что все это лишь декорация. Знала она и том, что стены башни хранят в себе смертоносные ловушки, иначе в таком замечательном месте уже давно бы поселилась какая-нибудь тварь из леса, поэтому она осторожно миновала едва заметные щели стенах, легко скользнула по сдвигающимся плитам и добралась до противоположной стены. У стены она вытянулась на цыпочках, нащупала рукой едва выступающий камень в кладке и легко надавила на него ладонью. Тут же, прямо перед ней кусок стены сдвинулся и совершенно бесшумно скользнул в сторону. Девушка заглянула в узкий коридор. Вопреки ожиданиям, она не почувствовала тока теплого воздуха, насыщенного густыми запахами кузницы и плавилен. Из коридора потянуло лишь промозглой сыростью и плесенью. Девушка задумчиво разглядывала некоторое время сырые, уходящие вглубь горы стены, а затем смело шагнула вперед.

Коридор вился, казалось, бесконечно. Он то поднимался, вверх и тогда ее ноги скользили на гладком полу, то почти отвесно спускался вниз, и тогда ей приходилось опираться на лук, как на посох, но она спокойно двигалась вперед в абсолютной темноте. Впрочем свет ей был не нужен – девушка прекрасно ориентировалась в этих сырых стенах. Наконец, коридор привел ее ко входу в пещеру, едва освещенную тусклыми лучами, падающими из отверстий под сводом.

Вдоль стен пещеры громоздились чудные, непонятные ей механизмы, состоящие из множества пересекающихся плоскостей, изогнутых трубочек и разновеликих сфер, а сами стены были украшены совершенно чудесными предметами из стекла, золота и стали. Повсюду стояли большие и малые верстаки и столы, заваленные причудливыми инструментами и заставленные колбами и пузатыми емкостями, наполненными жидкостями всех цветов и оттенков. Посреди пещеры у потухшего камина совершенно неподвижно сидели в одинаковых позах четыре гремлина. Их длинные хрящеватые уши безвольно обвисли, между сложенных коротких крыльев острые бугорки позвонков оттягивали серую кожу.

Девушка, стараясь ничего не задеть, подошла ближе. Гремлины продолжали неподвижно смотреть в потухший камин. Она остановилась и тихо позвала:

– Гермуль… Я принесла тебя сушеных фруктов…

Крайний слева гремлин едва заметно вздрогнул. Его крылья пошевелились. Он чуть повернул голову и посмотрел на девушку большим темным глазом. Она улыбнулась, скинула к ногам заплечный мешок и прислонила к верстаку лук.

– Гермуль, ты становишься невежливым… – она смахнула пыль с деревянного кособокого стула, присела и подперев голову ладонями, посмотрела на камин.

Гремлин медленно повернулся к ней и улыбнулся двумя рядами острых зубов.

– Милая моя Таэль… Как я рад тебя снова видеть! Позволь мне представить тебе своих братьев: вот это Груммель, более известный в пещерах Матхаллы, как Задира, это Бруммель, тот самый, что перепив вишневой настойки оседлал мантикору, а этого ты сама прекрасно знаешь, вы ведь знакомы, да малютка Чик-Чик?

Гремлины продолжали смотреть незрячими глазами в камин. Девушка рассмеялась.

– Гермуль, если бы ты был человеком или эльфом, я бы сказала, что ты двинулся умом на старость лет. Но, у вас, у Тхару, этот процесс выглядит совершенно иначе. Поэтому, я сделаю вывод, что ты просто очень соскучился за соплеменниками, раз уж высек из камня из подобия. Если честно, то я на мгновенье действительно поверила в то, что Тхару возвращаются в Лаору…

Гремлин нежно погладил брата Бруммеля по каменной морде и ответил:

– Мне стало скучно, Таэль… Четыреста лет одиночества, и твои редкие визиты не смогли изменить ничего. Я бесконечно одинок, а это, он ткнул пальцем в истуканов, – это всего лишь очередная попытка убежать в прошлое. Неудачная, скажем прямо…

Девушка огляделась и провела пальцем по зеркалу в прекрасной кованной раме. На полированном серебре остался пыльный след.

– И сколько же ты времени уже общаешься со своими каменными братьями? Мне сдается, с тех самых пор, как я постели твою пещеру в последний раз… Не так ли?

Гремлин пожал худыми плечами, собрал серую кожу на лбу в складки и задумчиво проговорил:

– Ты задала мне непростую задачу, милая Таэль, и мне пришлось много думать о сущностях этого мира. О том, откуда все берется и куда приходит в конце концов. Ты прекрасно знаешь, что такие задачи не для Тхару, они для гномов, но я не видел живого гнома уже добрых пять сотен лет… В тягостных раздумьях я провел много времени, а потом решил, что мне нужна компания.

Девушка дослушала и молча кивнула. Она распустили тесемки на заплечном мешке и поискала глазами среди хлама какое-нибудь блюдо. Гремлин проследил за ее взглядом и рассмеялся.

– Вон там, за набором резцов четвертой заточки, по-моему, есть большая тарелка.

Таэль встала, порылась в инструментах и вытащила керамическое блюдо с разноцветным орнаментом. Она вытерла пыль рукавом куртки и высыпала из мешка целую гору засахаренных фруктов. Гермуль, облизнувшись длинным темно-синим языком, присел поближе и тут же набил себе полный рот.

– Фа такф дафноф нифчегф фкуфнф…

Таэль, глядя, как гремлин пытается объясняться с набитым ртом, улыбнулась и махнула рукой.

– Прожуй сначала, представитель древнейшей цивилизации…

Пока гремлин хрустел фруктами, она пристально разглядывала изваяния у камина. Это была потрясающая работа, каждая морщинка на их каменных телах была тщательно прочерчена необыкновенно искусным резцом. Только их глаза – невидящие полушария, выдавали тонкую работу мастера. Наконец, Гермуль слизал длинным языком последнюю сливу, и блаженно закатив глаза, откинулся назад и проурчал:

– Это прекрасно… Я так соскучился по фруктам… Последний раз я слопал кальмара-перевертыша, попавшегося в ловушку в башне. Вкус у него был, как у подошвы сапога… Милая Таэль, не могла бы ты посещать меня чаще? Я с удовольствием бы выслушивал твои причитания по поводу несовершенства этого мира в обмен на засахаренные фрукты…

Девушка улыбнулась и ответила:

– Ты живешь слишком высоко и слишком далеко, Гермуль. Путь через Санд-Карин опасен даже для эльфа. Возможно, если бы ты перенес свое жилище, к примеру, в горы Иггорд, я бы посещала тебя значительно чаще.

– Иггорд? Это на границе Бембирры, которую бескрылые называют Биролем? Нет уж, милая моя, уволь… Я конечно не против питаться человеческим мясом, – Гремлин кровожадно пощелкал зубами и комично запыхтел, – Но, боюсь, что всех охотников за сокровищами мне не съесть… Помимо этого, я просто не люблю людей. Не люблю их вид, их животный запах, мне не нравятся их привычка лезть с оружием и факелами во все пещеры… Так что, пожалуй я пока останусь здесь, и пусть мне придется ждать следующего твоего визита несколько лет. Кстати, как поживают твои соплеменники?

Таэль пожала плечами и задумчиво ответила:

– Я не общаюсь с эльфами, ты же знаешь, Гермуль. Практически. Местные, из Санд-Карина избегают моего общества, на востоке и за пределами Лаоры я не бываю… Последний раз я беседовала с одной эльфийкой из южного полесья, почти на самой границе аведжийской равнины. Это весьма интересная особа, Гермуль…