– А кто же будет следить за процессом престолонаследия, Ваше Величество?

Император вдохнул и аккуратно поставил бокал на стол.

– Ну зачем Церкви лишние хлопоты, архиепископ? Эти вопросы перейдут в ведение имперской канцелярии и лично императора… Взамен, я могу увеличить долю положенных выплат скажем до одной девятой вместо обычной одной десятой. А первоначально компенсировать это из имперской казны…

– Стало быть, Ваше Величество, если я приму предложенные вами условия, вам не нужно будет получать разрешение церкви на брак с королевой Шелоной? И это всего лишь за увеличение выплат на одну долю?

Конрад рассмеялся.

– Да, покойный канцлер был совершенно прав, когда давал вам характеристику. Вас на церковном хромоногом олене не объедешь!

Гумбольдт неохотно улыбнулся. Конрад придвинул один из свитков, размашистым почерком что-то добавил и протянул архиепископу. Тот принял лист, и близоруко щурясь, пробежал текст глазами.

– Одна восьмая? Это великодушно с вашей стороны, Ваше Величество. Пожалуй, я поставлю свою подпись под этим документом.

– Вы не хотите ознакомиться с планом дальнейших действий, Ваше Святейшество?

Гумбольдт свел брови к переносице и отрицательно покачал головой.

– Не думаю, что в этом есть особая необходимость, Ваше Величество. Читать о том, как вы планируете резать людей мне неинтересно. Я составлю приглашения епископам и буду готовить речь.

Глава 31

– Он живой?

– Да…

– Боги морей… Человек не может выжить после такой дозы дуршаг-умбры… Чтобы усыпить человека достаточно одной стрелы. Для дикого болотного буйвола – трех. Пять стрел достаточно, что бы убить слезихамского крылатого коприсса… Но он жив, и это невероятно.

– Вы выполнили почти всю работу, Баркай. Подождите еще немного, я хочу побеседовать с ним, и он ваш. Пока – можете получить у Москита оплату и отдохнуть. За мой счет, разумеется…

– Мы потеряли двоих отличных ловцов, барон… Еще один вряд ли увидит своих жен – зрение навсегда покинуло его. Если бы вы предупредили нас, с кем мы будем иметь дело, мы провели бы операцию совсем по-другому. Я считаю, что сумма, указанная в договоре несколько меньше, поэтому требую компенсацию.

– Это ваша работа, Баркай, и эта работа предусматривает некоторый элемент риска…

– Нет, барон… Мы не охотимся на людей. Этот случай – единственное исключение.

– Хорошо, Баркай. Скажи сумму.

– Еще сто колец.

– Я согласен. Теперь оставь нас.

Послышались тяжелые шаги. Заскрипела дверь.

Аттон давно пришел в себя, но продолжал делать вид, что сознание до сих пор не вернулось к нему. Он слушал с закрытыми глазами голоса, и старался определить, насколько сильно его успели покалечить. Сделать это было сложно, но он чувствовал, что его раскинутые в стороны руки, прочно прибиты железными кольцами к доскам пола, а ноги оттягивают тяжелые кандалы. Впрочем все остальное, кроме пожалуй, разбитого лица было в порядке, а самое главное – он не ощущал никаких последствий отравления соком дуршаг-умбры. И это было удивительно. То, что сказал бантуец по имени Баркай, было правдой от начала до конца.

"Значит, они успели воткнуть в меня пять стрел… Действительно, почему я еще жив?"

Аттон и сам прекрасно знал о свойствах дуршаг-умбры, и неоднократно пользовался соком этой травы в прошлом. Крошечной капли дуршаг-умбры было достаточно для того, чтобы сильный здоровый человек проспал в беспамятстве как минимум два дня… Впрочем, он был жив, и это главное. Но мгновенье Аттона захлестнула волной дикой ненависти к человеку, предавшему его, но он тут же взял себя в руки. Ненависть разрушает мозг, делает человека неосторожным, а значит слабым. Он уже допустил ошибку, связавшись с бароном Джемиусом, и за эту ошибку он рассчитается сполна, но для этого необходимо выжить, что в данном конкретном случае означает – ждать.

Аттон чувствовал, что руки его, стянутые жесткими кольцами, совсем онемели, а это означало, что освободиться будет не просто, если вообще возможно. Он мог пролежать так уже несколько дней, а за это время кисти рук могли просто-напросто отмереть без притока крови, и это значит что ему, возможно, уже и не суждено держать в руках меч. Аттон попробовал пошевелить пальцами, но ему это не удалось.

"Плохо…"

– Можешь открыть глаза, я знаю, что ты очнулся…

Аттон пробормотал про себя проклятие, открыл глаза и огляделся. Он лежал посреди пустой полутемной комнаты с низким облупившимся потолком. Рядом с ним, хмуря красивое лицо, стоял сам барон Джемиус. Больше в комнате никого не было. Джемиус, потирая указательным пальцем кончик носа, внимательно смотрел на него сверху вниз.

– Ты не перестаешь меня удивлять. Ты едва не перехитрил меня, Аттон Сорлей Впрочем, как ты уже понял, я подстраховался. Вряд ли, кто-то еще на землях Лаоры мог справиться с тобою, кроме бантуйских ловцов. – Джемиус наклонился ниже, пристально вглядываясь в Аттону в глаза. – И никаких признаков отравления… Кто-то другой сказал бы, что это просто невероятно. Человек, получивший такую дозу болотной отравы не только выжил, но еще и довольно неплохо при этом себя чувствует…

Он выпрямился и мягко ступая, обошел лежащего на полу Аттона вокруг. Внимательно оглядев еще раз его распростертое тело со скованными ногами, он присел на единственный в комнате колченогий табурет и заговорил спокойным ровным голосом:

– Если быть откровенным, то мне жаль тебя, Птица-Лезвие. Мне пришлось пойти на обман, чтобы захватить тебя и убить… Да-да… Убить. После нашей беседы, Баркай со своими людьми вывезет тебя за стены города и закопает где-нибудь в лесу. Повторюсь, я сожалею об этом. Но… Ты не вписываешься в мои дальнейшие планы, а ваша семья всегда славилась своим умением находится в нужном мне месте в самый неподходящий момент, и вред, который вы нанесли мне, несоизмерим со всеми теми хлопотами, что мне доставляли монахи, аведжийцы и прочие, все вместе взятые. Поэтому я просто пытаюсь обезопасить себя в дальнейшем. Помимо этого, есть и еще одна очень важная причина, почему мне придется покончить с тобой. Если бы ты попросил в оплату за свои услуги деньги, я возможно, оставил тебя в покое. На какое-то время, разумеется. Но ты попросил в оплату древний артефакт, вещь очень опасную в неумелых руках, и к тому же представляющую реальную опасность для всего человечества. Открою тебе также и одну очень важную тайну, касающуюся твоей прошлой жизни. Пускай и проку от такого знания тебе будет немного, поскольку этот счет уже закрыт.

Аттон молча слушал, и думал о том, что смерть ему вовсе не страшна. Он не боялся боли, не боялся того, что будет за той чертой, когда его сознание отделиться от тела и рухнет в бездонные пропасти. Но при всем при этом он очень не хотел умирать. Пропуская слова барона через плотный фильтр своего восприятия, он тем временем, пытался мучительными внутренними усилиями протолкнуть вязкую горячую кровь сквозь пережатые в запястьях сосуды.

– Ты ведь ищешь Звезду Вернигора? Именно это двигает тобою? Ты искал ее многие годы, неосознанно, как и твой отец. Иногда, в основном по ночам, к тебе приходят голоса и из мрачных пугающих глубин, и эти голоса требуют, что бы ты нашел Звезду и открыл Дверь. Все остальное в твоей жизни было неважно и подчинено только этим поискам. Поэтому на тебя и не могла в полной мере воздействовать страшная сила слепого из подземелий Норка, поэтому он и боялся тебя. И, если признаться честно, я тоже боюсь… Боюсь твоего неосознанного выбора, боюсь твоего стремления и твоего пренебрежения человеческими жизнями. Убивая, ты лишь двигался вперед, еще на один шаг приближаясь к Звезде, и не думал о том, что одним движением ты обрывал целую цепочку, вытянутую сквозь время для определенной цели. Поэтому, убив тебя, я не просто лишаю жизни человека по имени Аттон Сорлей, а останавливаю слепое орудие страшных сил, о существовании которых ты никогда не догадывался, а лишь выполнял заложенные в тебя при рождении инструкции.