— Она сказала, что ее мать очень холодная женщина. Аурелия выполнит все необходимые действия, проследит, чтобы Аманда и ее брат были накормлены и соответствующим образом одеты. Она очень конкретна в их расписании. Стальной Календарь, так называла это Аманда. Если им нужно было записаться на прием к врачу или на школьную экскурсию, это записывалось в календарь, и никаких отклонений от него не могло быть. Аманда отлично училась все четыре года в средней школе. Как бы она ни болела, мать всегда отправляла ее в школу. Она никогда не пропускала и не опаздывала. Но в их семье никогда не было ни любви, ни настоящего тепла.

— А ее отец? — спросил Кэрран.

— Колин боготворит землю, по которой ходит Аурелия, — горько усмехнулся Лоуренс. — Он как будто слеп, когда она в комнате. Аманда могла поговорить с ним только тогда, когда ее мать была чем-то занята. Ей не терпелось поскорее выбраться оттуда. Она сказала мне, что именно поэтому завербовалась в Племя. Подмастерья имеют право на проживание и питание в Казино.

— Ее мать расстроилась из-за того, что Аманда сделала это?

— Аурелия не расстраивается. Она похожа на симпатичного робота, — сказал Лоуренс. — Никогда не кричит. Никогда не выходит из себя. Но я не думаю, что ей было все равно, так или иначе.

— Вы когда-нибудь лично общались с родителями? — спросил Кэрран.

— Да. Однажды мы ходили на ужин. Колин казался нормальным. Аурелия особо не разговаривала, только когда заказывала еду. У меня было такое чувство, что она делает только то, что от нее требуется, а говорить со мной или Амандой не требовалось.

— Что насчет ожерелья?

Лоуренс сделал несколько неглубоких быстрых вдохов.

Мы ждали.

— Это был подарок, — наконец сказал он. — Однажды на Рождество пришла посылка на имя Колина. Он достал его из коробки — украшение находилось в стеклянном футляре — он попытался открыть, но Аурелия выхватила вещь у него из рук. Они положили ожерелье в стеклянную коробку и повесили ее на стену в своем фойе очень высоко. Аманде тогда было лет пятнадцать. Оно ей нравилось. Она сказала, что часто стояла там и смотрела на него, потому что оно казалось ей таким красивым. Ей никогда не разрешалось прикасаться к нему. Их дом ограбили шесть месяцев назад. Грабители забрали кое-какие драгоценности, деньги и каким-то образом сняли ожерелье и скрылись с ним. Она была очень подавлена из-за этого.

Лоуренс посмотрел на свои руки.

— Я увидел его в ломбарде неделю назад и купил для нее… Это я убил ее. Она была такой милой, такой красивой. Иногда она напевала себе под нос песенки, когда думала о чем-то или варила кофе. И я убил ее. Она надела его, и она просто… она умерла. Я был прямо там и ничего не мог сделать…

Мы пробыли с ним еще десять минут, но Лоуренс уже закончил.

Гастек ждал нас в коридоре.

— Пожалуйста, скажите мне, что за ним наблюдают, чтобы он не совершил самоубийства? — сказал Кэрран.

— Конечно, — сказал Мастер Мертвых. — Он находится под присмотром психотерапевта, ему предоставлен доступ к священнику, и за ним наблюдают, даже когда он спит. Однако если он действительно захочет покончить с собой, никто из нас ничего не сможет сделать. Это прискорбно. Он приближается к концу своего пятилетнего контракта. Мы вложили много денег и времени в его образование.

Конечно. Как глупо с моей стороны забывать: у Племени не было сотрудников, у них были человеческие активы, к каждому из которых был прикреплен ценник.

— Я изучил твой рисунок надписи на ожерелье, — сказал Гастек. — Ты говоришь, что это похоже на какой-то рунический шрифт, но символы мне незнакомы. Насколько точен этот рисунок?

— Настолько точно, насколько это в человеческих силах, — сказала я ему.

Он поднял брови.

— Тебе знаком термин: «человеческий фактор»?

А тебе знакомо выражение «лучше заткнись»?

— Человек, переписавший руны с ожерелья — эксперт. Если ты их не знаешь, еще не значит, что он ошибается. Руны Старшего Футарка претерпели множество изменений за долгие годы.

Гастек достал копию рисунка Джули.

— Я тщательно их изучал и никогда раньше не видел подобной руны. Гастек указал на символ, похожий на крест с двойной диагональной стрелкой, указывающей налево.

Ну, разумеется. Он ее не узнает, следовательно, это не может быть руна.

— И руны Феху, и руны Ансуз имеют двойные значения. Почему у этой руны не могло быть также? Среди множества рун, дилетант не смог бы отличить ее от настоящих.

Гастек бросил на меня снисходительный взгляд.

— Дилетант — равно не профессионал, не специалист. Конечно, непрофессионал не смог бы отличить эту руну, Кейт. Мы могли бы добавить звезды и спирали, и он вряд ли бы выбрал их тоже.

Самодовольная задница.

Кэрран прочистил горло.

Я поняла, что сделала шаг в сторону Гастека. Не убивать, не бить, не уничтожать имущество. Помню.

— Мы передадим это дело эксперту, — сказал Кэрран.

— Я думаю, это разумно, учитывая обстоятельства.

О, как мило, что он дал нам свое разрешение.

— Откуда эксперт? — спросил Гастек.

— Из Норвежского Наследия, — ответила я.

Гастек сморщил лицо в подобии отвратительной усмешки, как будто он только что сунул голову в мешок с гнилой картошкой.

— Ты собираешься встретиться с нео-викингами?

— Да.

— Это невежественные шумные клоуны. Они только и делают, что сидят в своем «медовом зале», напиваются и дубасят друг друга, когда их мужественность оказывается под сомнением.

— Тебе не обязательно присутствовать, — сказала я ему.

Гастек издал многострадальный вздох.

— Что ж, ладно. Я приведу своего вампира.