Монах снова поклонился нам, быстро заглянул каждому в лицо и начал говорить – так неожиданно, с полуслова, словно продолжил разговор, который давно уж вел с самим собой:

– …Живу себе обычной жизнью, потом лечу на самолете, беру такси, чтобы доехать до «Йорквилл-Дзендо»… – Тут в комнате раздалось едва слышное «Йорквилл-ах!» – … Я чувствую возбуждение, в голове вихрем вьются мысли, всяческие ожидания… Думаю, что же мой друг Джерри-Роси мне покажет? Пойду ли я в очень хороший манхэттенский ресторан, буду ли спать в очень хорошей постели в каком-нибудь нью-йоркском отеле? – Он постучал ногой в сандалии по циновке, словно проверял ее мягкость.

Я хочу ехать в Тыбет! Опять этот анекдот вертится у меня в голове! Мое спокойствие было под угрозой, исходившей со всех сторон – меня окружали сплошные бандиты. Речь монаха спровоцировала мою эхолалию – желание повторять и передразнивать каждое его слово. Но я не мог повернуться и успокоиться, взглянув на Киммери, потому что при этом мне пришлось бы увидеть и гигантского убийцу Минны – он был так велик, что ее силуэт был окружен, как контуром, его громадным силуэтом, хотя великан и сидел на некотором расстоянии от нее. Это оптическое явление я нашел восхитительным.

– Все наши настроения, импульсы, наша ежедневная жизнь – во всем этом нет ничего плохого, – продолжал монах. – Но ежедневная жизнь, остров, обед, самолет, коктейль, снова ежедневная жизнь – это все не приближает к постижению дзена. Для начала необходимо научиться сидеть, освоить практику сидения. Не важно, кто вы – американец или японец. Важно, чтобы вы научились сидеть.

Я хочу говорить с далай-ламой! Американский монах, Роси, чуть повернулся, чтобы почтительно внимать речам заокеанского учителя. Я смотрел на профиль Роси, оказавшийся на одном уровне с бритой головой монаха, и тут во мне что-то шевельнулось. В чертах Роси я почувствовал знакомую ужасающую силу авторитета и свет харизмы.

Джерри-Роси!

Великан тем временем без всякого уважения к говорившему монаху надкусил кожуру кумквата, поднес его к своим чудовищным губам и принялся высасывать сок.

– В практике дзадзена обычное дело – сидеть на циновке, проводить время на циновке. Но обряд сидения нельзя превращать в бессмысленное времяпрепровождение; нельзя забывать, что истинная цель дзена в том, чтобы, сохраняя неподвижность и спокойствие, установить контакт с Буддой, живущим внутри каждого из нас.

Верховный лама соблаговолит дать вам аудиенцию.

– Существует тикусё-дзен, который можно уподобить бездумному поведению домашних животных вроде кошек, спящих день-деньской, свернувшись клубочком на своих лежанках, да ждущих, чтобы их покормили. Основное их занятие – убить время в промежутках между едой. Так вот, тех, кто уподобился домашним животным, кто предался тикусё, следует поколотить и изгнать из «Дзендо»!

Я неотрывно следил за лицом Джерри-Роси, а монах продолжал:

– Существует и так называемый нингэн-дзен, который проповедует самосовершенствование. Это эго-дзен-буддизм. Будто бы улучшает кожу, пищеварение, навевает хорошие мысли и оказывает влияние на людей. Ни черта подобного! Нингэн-дзен-буддизм – это дерьмо!

Ирвинг, возвращайся домой, продолжал мой мозг. Не надо мыла, Дзендо. Тибеттосъминог. Тикусесек-дзен-буддизм. Верховный Осьмилама Говорун. Болтовня монаха, не выходящий у меня из головы анекдот о ламе, мой собственный страх перед гигантом – все это доводило меня до кипения. Мне безумно захотелось провести пальцами по профилю Роси – может, прикоснувшись к нему, я пойму, чем он так важен для меня. Вместо этого я приналег на практику Эссрог-дзен-буддизма и немного успокоился.

– Вспомните также гаки-дзен, – монотонно вещал монах. – Это дзен-буддизм ненасытных привидений. Те, кто придерживается гаки-дзена, гоняются за озарением, как духи, которые поглощают еду и жаждут мести, но им никогда не утолить свой страшный голод. Эти духи никогда даже не заходят в храм дзен-буддизма – они слишком заняты тем, чтобы толкаться у его окон!

Роси был похож на Минну.

Твой брат скучает по тебе, Ирвинг.

Ирвинг равно ламе, Роси равно Джерарду.

Роси – это Джерард Минна.

Голос Джерарда Минны я слышал в наушники.

Не могу даже сказать, что скорее навело меня на эту догадку – его профиль, за которым я так долго наблюдал, или анекдот, безостановочно звучащий у меня в голове. Меня вдруг обдало волной жара: да ведь именно на анекдот намекал перед смертью Минна, а я столько времени блуждаю в потемках! Дурак, последний дурак!

Я попробовал отвернуться и не смотреть на него, но у меня ничего не вышло. Стоявший в передней части комнаты монах продолжал разглагольствовать о том, как легко мы можем встать на ложный путь в поисках истинного дзена. Лично мне пришли в голову мысли о парочке путей, которые он и не упомянул.

Но почему же Минна предпочел передать мне информацию через анекдот? Я решил, что тому могло быть две причины. Первая. Он не хотел, чтобы мы знали правду о его брате Джерарде. Если бы Фрэнк выжил, то предпочел бы, чтобы его тайна осталась при нем. Вторая. Минна не знал, кому из его парней можно полностью доверять, он сомневался даже в Гилберте Кони. Зато он мог быть уверен в том, что я буду ломать голову над анекдотом и крутить в уме имя Ирвинг до тех пор, пока не разгадаю загадку, а Гилберт сочтет разговор об анекдоте пустой болтовней и даже не обратит на него внимания.

И еще Фрэнк Минна чувствовал, что его преданного шута не удастся вовлечь ни в какой заговор против него, Минны. Остальные парни никогда не станут даже и пытаться ни подольститься ко мне, облекая особым доверием, ни оскорбить меня его отсутствием. Впрочем, сейчас это было уже не важно.

Я уставился на Джерарда. Теперь я понимал харизматическую силу его профиля, но она внушала мне только горечь. Какая насмешка! Неужто мир, лишившийся подлинного Минны, удовлетворится его неуклюжей генетической заменой, наделенной лишь внешним сходством с оригиналом?

– …Калифорнийский ролл-дзен. Это направление буддизма похоже на суши, в котором так много авокадо и сметаны, что его можно принять за средство, возбуждающее желание. Особый пикантный привкус ролл-дзену придают простые удовольствия: пикники, дружеские вечеринки, – говорил монах. – Дело доходит до того, что дзен-школа превращается в службу знакомств!

– Дзензамена! – закричал я.

Повернулись не все. Но Джерард Минна посмотрел на меня. А также Прыщавый и Невыразительный. И еще великан. Киммери оказалась в числе тех, кому я помог поупражняться в умении сохранять спокойствие.

– Дзензидди Дзендонах, – громко сказал я. Эрекция у меня прошла, и энергия устремилась в другое русло. – Пирожный монстр мастерит усердного соседа! Дзадзен-зазвон-дзадзен-дзадзен голые! – Я похлопал по голове сидевшего напротив меня человека. – З-з-з… свистит пуля!

Присутствовавшие в комнате гуру и их прислужники оживились, но ни один из них не произнес ни слова, так что мой взрыв повис в тишине. Читавший лекцию монах взглянул на меня и покачал головой. Другой из важных монахов поднялся со своей циновки, снял висевшую на стене трость для наказаний, которую я прежде не замечал, и направился ко мне, лавируя среди собравшихся. Лишь Уоллес сидел неподвижно, с закрытыми глазами – он все еще медитировал. Ему явно недаром досталась репутация совершенно невозмутимого человека.

– Пироги-кумкват-су шифон! Привидение возбуждающего средства! Ненасытное желание! Тушеный пирогифон! – Речевое наводнение было столь сильным, что я наклонил голову набок и почти лаял.

– Тихо! – скомандовал читавший лекцию монах. – Это безобразие – устраивать шум в «Дзендо»! Время и мир для всего! – Гнев не пошел на пользу его английскому. – Кричать и шуметь на улице, в Нью-Йорке все кричать! Но только не в «Дзендо»!

– Тук-тук-Дзендо! – завопил я. – Монахи-охи-ахи!

Монах с тростью для наказаний приближался. Он держал ее в скрещенных руках, как фараон. Великан встал, бросил пакет с кумкватами в карман своего шикарного клубного пиджака и потер липкие руки, готовясь к действиям. Джерард опять повернулся и уставился прямо на меня, но если он и узнал во мне того самого мальчишку-сироту, которого видел у школьного забора пятнадцать лет назад, то не подал виду. Его брови сошлись на переносице, губы были плотно сжаты, на лице застыло удивленное выражение. Киммери положила руку мне на колени, и я накрыл ее своей ладонью. Взаимный тик. Даже в том потоке дерьма, который уносил меня с собой, мой синдром знал, что Бог проявляется в мелочах.