Глава 15
Охранник таращился на мой значок и жевал зубочистку. Средних лет, но крепкий и подтянутый, он не походил на типичного частного секьюрити. Высокооплачиваемые охранники старались выглядеть опрятно. Этот же мужик выглядел так, будто только что вывалился из захудалого бара — стянутые в хвост жирные длинные волосы, старые джинсы, черная рубашка с пятнами от пота и челюсть, не знавшая бритвы пару недель.
Марк Рудольф жил не просто в Маунт Паран, он жил в Анклаве — районе на западе, где отдельные дома стояли на участках с десяток акров, огороженных заборами и воротами. Мой значок добыл мне пропуск в Нортсайд, и теперь я застряла у ворот Рудольфа, пытаясь наладить контакт с его наемными мускулами.
«Конский хвост» отправил охранника помладше «наверх в дом» узнать, могут ли они меня впустить. Прошло уже пятнадцать минут. Похоже, Рудольф наводил обо мне справки.
Конский хвост слишком назойливо глазел на Тюльпан. Та уставилась на него в ответ. Он уже прикидывал, как заберет себе лошадь, если я не вернусь из дома Рудольфа, а Тюльпан думала, что у него мерзкая рожа, но подойди он ближе, она его все равно цапнет.
Темноволосый коротышка трусцой спустился к нам по дорожке. С желтоватым оттенком кожи и тяжелыми мешками под глазами он выглядел так же бодро, как вышедший из запоя алкоголик.
— Впусти ее.
Конский хвост шагнул обратно в будку охраны. Лязгнул металл и тяжелые железные ворота отъехали в сторону на четыре фута — ровно настолько, чтобы я могла пройти.
— Оставь лошадь здесь, — сказал Конский хвост.
Я спешилась, и он протянул руку к поводьям. Я щелкнула пальцами, и Тюльпан потрусила вниз по улице.
Охранник смерил меня гадким взглядом.
— Не стоило этого делать. Здесь небезопасно для лошадей.
— Даже не смотри на нее, если хочешь и дальше дышать.
Конский хвост помахал пальцами.
— Ой, как страшно.
— Я тебя предупредила.
Я пошла по дорожке к дому.
Вблизи, его сложно было назвать домом. Это был псевдо-колониальный особняк, один из тех, что усеивали зажиточные районы по всему югу. Двухэтажный, из красного кирпича с белым раствором, рядом колонн на фасаде и двумя рядами зарешеченных прямоугольных окон.
Мы с темноволосым мужчиной прошли по круговой подъездной дорожке, поднялись по белой лестнице и подошли к входной двери. Он открыл мне дверь и ухмыльнулся, когда я вошла. Внутри из круглого фойе изгибалась вверх двойная лестница. Высокий светловолосый мужчина лет тридцати ждал меня между лестницами. Он был сложен как медведь, с густой короткой бородой и волосами, почти полностью выбритыми по бокам и на затылке. Он заплел волосы на макушке в тонкую косу, и она свисала через плечо, закрепленная кожаным шнуром. Рваный шрам пересекал левую сторону его лица, доходя до линии волос. Что-то вцепилось в него когтями. Крупный хищник или, что более вероятно, оборотень. Современный гладиус висел в ножнах на его поясе.
Большой, сильный, угрожающий. Хороший выбор для телохранителя. Рудольф не нанимал себе охрану. Все, кого я видела, скорее всего, были охотниками за реликвиями. Этот тоже не был исключением.
Он смерил меня неторопливым, тяжёлым взглядом и указал на стойку для оружия у стены. Я вытащила «Даккан» и поставила его в крепление. Следом отправился мой нож.
Я расправила руки. Он обыскал меня. Он был грубоват, но быстр и скрупулезен. Я была не первой, кого он обыскивал.
— Сюда.
Я последовала за ним налево, через гостиную, в кабинет. Войти в комнату было все равно, что пройти через портал в кабинет какого-нибудь британского лорда 19 века. Вдоль стен стояли массивные, богато украшенные книжные шкафы из темного ореха. Свет из окон, задрапированных толстой зелено-золотой парчой, отражался в блестящем темном паркете и рисовал яркие прямоугольники на медвежьей шкуре, расстеленной на полу, как ковер. Слева возвышался массивный каменный камин. Над ним голова мантикоры смотрела на мир стеклянными глазами, оскалив клыки.
Прямо напротив двери стоял массивный стол в стиле барокко. За ним, откинувшись в кресле, сидел пожилой мужчина. Вероятно, в молодости он был подтянутым и мускулистым, но в возрасте за шестьдесят его кожа обвисла, наградив его мясистыми щеками. Длинные седые волосы были стянуты в конский хвост, в точь, как у охранника у ворот. Похоже, это было в моде у охотников за реликвиями, и этот стиль шел вразрез с его бело-синей рубашкой поло. У его бледного лица был красноватый румянец человека, всю свою жизнь проведшего на солнце. Суровые черты и тяжелая челюсть сочетались в грубое лицо, не глупое, но подлое и вспыльчивое.
Марк Рудольф. Мужчина, нанимающий ублюдков, пытающих маленьких мальчиков.
Он указал на роскошный резной стул перед столом.
— Садись.
Я села. Телохранитель закрыл двойные двери и встал у них, повернувшись к нам и скрестив руки.
— Чего тебе надо? — спросил Рудольф.
— Кто-то нанял пастора Хейвуда аутентифицировать христианский артефакт. Теперь пастор мертв, а вы ищете нанявшего его человека. Зачем?
Рудольф откинулся в кресле, взял графин с угла стола и плеснул янтарной жидкости в свой стакан. Над столом разнесся запах алкоголя.
Мне он ничего не предложил. Эх, и где прославленное южное гостеприимство?
— Восемнадцать лет назад, засранец по имени Вейлон Биллиот предложил мне поработать с ним. Обычно я не работаю с этими креольскими ублюдками из Луизианы, но он много лет провел в Атланте, да и перспективы были хорошими — захороненный храм на Миконосе. Это греческий остров.
Я кивнула. Даже не поленился меня просветить.
— Он провел разведку и нашел парня, видевшего это место собственными глазами, так что нам требовались только деньги и рабочая сила. Мы раздобыли корабль и пересекли Атлантику. Прекрасное было путешествие по Средиземному морю. Учитывая все дерьмо, что плодится в его водах, никогда не знаешь, выйдешь ли ты снова на сушу, но в этом была своя прелесть.
Он заново наполнил стакан и сделал еще глоток. Похоже, красноватый румянец был совсем не от солнца.
Он заговаривал мне зубы и тянул время. Но ничего страшного. Я никуда не спешила.
— Мы добрались до острова. У нас ушел месяц на поиски нужной пещеры, и еще две недели, чтобы дайверы ее опустошили. Они вытащили оттуда кучу всякой херни, так что набралось порядком ящиков. Но самой ценной находкой, по-настоящему стоящей вещью, был сундук, примерно такого размера, с крестом на крышке. Мы нашли его в последний день.
Он развел руки примерно на полметра.
— Сплошного белого цвета. Не из пластика, керамики или металла. Похоже на дерево, но даже близко не оно. Его нашли под водой, и стоило им его вытащить на палубу, как чертов сундук тут же стал сухим. Мы плеснули на него воды, а та с него просто скатилась. Мы пытались соскрести с него образец, но его не удалось поцарапать дрелью. Хочешь угадать, что это было?
— Нет. — Если он пытался выторговать себе время, это ещё не значит, что я должна задешево его продать.
— Этого мы так и не узнали. Но в магическую волну эта проклятая штука излучала силу. Николсон, наш маг, попытался к нему прикоснуться, и его отбросило к чертям. Ничего подобного мне больше не встречалось.
Он ждал. Я молчала.
— Рынок христианских реликвий был горячим. Люди осознали, что вера обладает реальной силой, и они скупали артефакты направо и налево. У тебя оказывались свои коллекционеры, свои инвесторы, планирующие купить что-либо, чтобы перепродать позже, и свои конфессии, пытающиеся купить доказательство своего бога.
— Сами вы неверующий?
— Нельзя отправиться в ад, если в него не веришь. К тому же, мне нравятся вещи, которых я могу коснуться, которыми могу обладать. — Он поднял стакан, позволяя солнцу заиграть на резном хрустале. — Этот стакан настоящий, бурбон в нем тоже настоящий. Вера не купила этот стакан, бурбон или этот дом.
— Речь настоящего гедониста. Это греческое слово, кстати.
Злость промелькнула в его глазах под тяжёлыми веками. Рудольфу не нравилось, когда над ним потешались. Ничего удивительного.
— Мы оба знали, что этот белый сундук был нашей безбедной старостью. Мы поплыли домой. Остановились на Азорских островах. Потом еще раз на Бермудах, несколько дней там празднуя. Вышли из порта. И в миле от сраного порта Саванны наш корабль затонул. Не было ни шторма, ни каких-то тварей. Что-то пробило в корпусе дыру. Я пошел забрать сундук, но его там не оказалось.
Тень пробежала по его лицу. Его брови сошлись на переносице, верхняя губа приподнялась в оскале, руки сжались в кулаки, но мгновение спустя все прошло, и он снова вернулся к распитию бурбона.
Это все еще грызло его спустя все эти годы.
— Груз пошел на дно вместе с кораблем. Мы провели месяц, прочесывая морское дно. Достали оттуда все, кроме этого сундука.
— Значит, вам пришлось связаться с каджуном. Удалось-то вам получить прибыль?
Он посмотрел на меня, как на идиотку.
— Конечно. Биллиот отвалил две трети своего заработка, чтобы компенсировать мне корабль. Но дело было не в деньгах. Речь шла об уважении. Никто не может так меня кинуть. Никто.
— Никто, кроме Вейлона Биллиота.
Его глаза сузились.
— Ты не умеешь держать язык за зубами.
Ты себе не представляешь.
— Он так никогда и не признался в краже артефакта?
— Нет. Биллиот был очень хитер. Я ни разу не слышал о сундуке или о том, чтобы он пытался его продать. Четыре года назад он умер. Я даже открыл бутылочку хорошей выпивки, чтобы это отметить. Шесть лет его сопляк был тише воды, ниже травы. Видишь ли, каков отец, таков и сын. У Биллиота был нюх на магию, и у Джуниора тоже. Он ошивался где-то в Южной Америке, но в последней поездке что-то произошло. По слухам, он едва не окочурился. Он ищет покупателя для сундука. Пастор его аутентифицировал, а историк установила, где и когда он засветился в истории.