— Именно поэтому царство Молоха пало, — продолжила я. — Он стал богом, одержимым накоплением силы через жертвоприношения и молитвы. Он утратил связь с физическим миром. Обычные человеческие нужды и потребности его больше не волновали. Из-за его бездействия его родное царство пало и было разорвано на куски. Пока захватчики продолжали ему поклоняться, ему было все равно.

— Отказ от человечности не был бы для него большой проблемой, — сказал Лютер. — Как только вы решаете, что сжигание крошечных людей заживо — вполне приемлемый метод улучшения, вы перестаете быть человеком, делая переход к божественности намного проще.

Я кивнула. Я видела внутренности цитадели Молоха вблизи. Нет слов, способных описать подобные страдания. Я не знала, что люди вообще способны вынести такую боль и отчаяние.

После того, как магическая цивилизация рухнула, и технологии волнами затопили мир, Молох должен был исчезнуть, как и другие древние боги, без стойких мифов. Но он получил толчок от Ветхого Завета. Он упоминается пять раз в книге Левит, один раз во Втором Царстве и один раз в Иеремии, не считая намеков во Второзаконии и Иезекииле. Когда-то в средние века христиане были немного одержимы им, и, он совершил переход в демоническое состояние.

Лютер вздохнул.

— Христианство, самая смешанная из всех религий. Зачем позволять богу-противнику, даже мелкому, умереть, когда можно превратить его в демона и перерыть все его ритуалы и праздники ради тех крох, которыми можно привлечь его почитателей?

— Именно.

После первого Сдвига, магия не исчезла полностью. Она опустилась слишком низко, чтобы быть полезной, но все равно осталась. Каждый раз, когда имя Молоха упоминалось, он получал частичку силы. Эта струйка удерживала его живым, как капельница удерживает жизнь в коматозном пациенте. Затем второй Сдвиг наполнил мир магией и отправил укол адреналина в запас магических сил Молоха. Он принялся набираться сил, пока не накопил их достаточно.

— Четыре вспышки назад, Молох решил переродиться.

Лютер откинулся назад.

— Аватар?

— Да.

— Вспышки происходят каждые семь лет, значит ему немногим за тридцать. Куча времени для создания силовой базы.

— У него есть цитадель в Аризоне. Он практически неуязвим. Я расчленила его, отрезала ему голову и швырнула тело в печь, а он вернулся обратно менее, чем за два года. Практически идеальная регенерация — не единственный его трюк. Он почти не восприимчив к огню. Он использует его, как оружие, и мастерски разбирается в металлургии. Молох совпадает по силам с Гефестом, и потому не гнушается использовать подвернувшихся ему греческих нео-язычников, желающих послужить богу кузницы.

В глазах Лютера промелькнула тень.

— Почему Аризона?

— Пояс металлической минерализации. Он добывает медь, золото, серебро, свинец и цинк. Это дает ему доступ к некоторому железу, а также вольфраму, перидоту и азуриту, которые он использует для создания зачарованного оружия. Он создает армию. Кроме того, территория, на которой он находится, в основном пустынна и жарка, как в аду.

— Ха-ха. Я понял. Ад, как в Тофете, — сказал Лютер. — Левант сейчас довольно многолюдное место. Ты не можешь замахнуться жертвенным ягненком, не задев какого-нибудь старого бога.

Он не ошибся. Любой из плодородных регионов, где процветали древние цивилизации, становился горячо оспариваемыми территориями, когда дело касалось божеств. В отличие от этого, континентальная часть США была обширной и относительно малонаселенной территорией, особенно с тех пор, как Сдвиг уничтожил население по всем направлениям. Многие районы превратились в дикую местность. Идеальное место для аватара, чтобы спрятаться и спокойно наращивать свою силу.

Лютер потер подбородок, размышляя.

— Итак, Молох свободно правит в Аризоне? Ничто из этого не вызывает у меня теплых чувств, но до сих пор все плохие вещи, которые ты описывала, находятся там. — Он неопределенно указал на запад. — Я представляю, что ты собираешься сказать мне что-то, что сделает это актуальным и намного хуже.

— У пифии было видение.

— О боже. У них все время видения, которые всегда неразборчивые и всегда плохие. Как бы мне хотелось хоть раз услышать пророчество, вещающее, что все и вправду будет хорошо.

Я ждала, когда он снимет камень с души. Когда я училась в школе, меня учили принципу неопределенности Гейзенберга, который, по сути, утверждал, что единственный способ определить положение и скорость субатомной частицы — это ударить ее другой частицей. Вы бы знали, где находилась целевая частица в момент столкновения, но удар изменил бы курс и скорость этой целевой частицы, и ее новые параметры снова были бы неизвестны.

Пророчества работали точно также. Само знание того, что может случиться, меняло будущее запутанным образом. Поэтому все, о чем поведала Сиенна, было тщательно просчитано. Лютер знал об этом. Он просто откладывал принятие неизбежного.

Лютер драматично вздохнул и указал на меня.

— Выкладывай. Я собрался с духом.

— Когда магия достигнет своего пика, Король огня покинет свою цитадель страданий в Западной пустыне и отправится на восток, чтобы поглотить королеву, которая не правит, и разорвать возрожденную родословную. Только тот, кто разделяет его силу, может противостоять ему.

Лютер моргнул.

— Молох собирается убить Кейт во время вспышки.

— Да. Они встретятся, Кейт умрет. Мир сгорит и наступит тьма.

— Подобное… странным образом присуще Сиенне.

— Это было очень красочное видение. После него ее пришлось накачать успокоительным.

— Будущее не определено, и Сиенна видит лишь наиболее осуществимую его вероятность, — подумал Лютер вслух. — Есть ли другие вероятности, в которых Кейт выживет?

— Пока что все ее видения были одинаковыми. Если Кейт каким-либо образом встречается с Молохом, они сражаются, она проигрывает, он ее убивает. Если я войду в непосредственный контакт с Кейт, видение станет четче и яснее.

— Твоя встреча с Кейт сделает ее смерть более вероятной.

— Да.

Долгое мгновение Лютер меня разглядывал.

— Сколько лет этому пророчеству?

— Четыре года.

— Все это время ты пыталась предотвратить его и не преуспела?

Я кивнула.

— Бывшая божественная природа Молоха — главная преграда, не так ли?

Я снова кивнула.

— Так я и думал. — Взгляд Лютера помрачнел. — Если бы он был просто человеком, была бы возможность что-то изменить, но он аватар, бог из плоти и крови. Это не просто наиболее вероятная версия будущего, это сама божественность, диктующая свою волю и намерение сквозь время. Такое будущее невероятно устойчиво к изменению.

— Да.

Лютер посмотрел на потолок. Я практически слышала, как в его голове крутятся шестеренки.

— Он знает о пророчестве?

— Знает. Сиенна касалась его разума.

— Рискованно. Почему Кейт?

— Он боится Шинара. Семье удалось отразить его вторжения в прошлом. Его беспокоит воссоединение Кейт и Эрры. По его мнению, каждая из них сама по себе королевство, и их влияние будет расти, пока он не окажется в ловушке между ними. Кейт более легкая цель, чем бабушка.

— Отсюда следующий вопрос: почему ты?

— Не знаю. По словам Сиенны, я темная лошадка. Возможно, потому что я обучалась в Шинаре, но сила моей крови фундаментально отличается от его. Он не сражался с моими предками. Он не знает, на что я способна.

— Мне не кажется это слишком убедительным. — Лютер нахмурился. Он побарабанил пальцами по подлокотнику и, похоже, пришел к решению. — Итак, ты не можешь отправиться домой.

— Нет.

Он откинулся назад и сцепил руки в замок.

— Скажи, как я могу тебе помочь.

Я рассказала о магическом артефакте, хранителе и ма’авирах.

— У этого убийства тот же почерк, что и в деле пастора Хейвуда. Мне нужен доступ и поддержка.

— Само собой. Также этот разговор останется между нами. Кто еще знает о тебе?

— Моя бабушка и Конлан. Кейт и Кэрран не видели меня с тех пор, как изменилось мое лицо.

— Хорошо, — кивнул он. — Давай постараемся, чтобы все так и осталось.