16 Тетушки

Я лежала, свернувшись калачиком на большой мягкой подушке в удобной гостиной зоне рядом с кухней, пока Эдвина готовила ужин, а Эйвери сидел на диване и болтал с ней.

Эйвери был тем, кто, как я догадалась, стал моим защитником на этот вечер.

Несмотря на то, что было воскресенье и у Эдвины должны были быть выходные, она осталась у нас.

И хотя было воскресенье, и с тех пор, как мы впервые встретились в воскресенье, у Люсьена вошло в привычку проводить со мной каким-то образом весь день (даже в последние три недели, когда он не был таким настойчивым, властным Люсьеном), Люсьен ушел. Он сбежал с Космо после завтрака, оставив еще один требовательный, кровоточащий, собственнический, клеймящий и, несомненно, дикий поцелуй прямо на глазах у всех, отправляясь в неизвестные места и не делясь со мной, куда именно.

Стефани болталась у нас до тех пор, пока Эйвери не приехал днем, поэтому она сразу же исчезла.

Вот так я узнала, что Эйвери стал моим охранником.

Отчего конкретно они меня защищали, не знаю, знаю только, что Люсьен приказал Эдвине и Стефани присматривать перед уходом. На самом деле он выдал множество приказов.

— Она отдыхает и не разговаривает. Поняли меня? — это был первым.

Второй:

— Никаких телефонных звонков. Никаких посетителей. Она не подходит ни к одной двери и не выходит на улицу.

Третий:

— Она не спит, даже не дремлет без меня. Не только сегодня, каждый день. Все понятно?

Он мог бы, конечно, сказать мне все это. Но я скорее всего, дала бы ему по губам, чего он, вероятно, и пытался избежать, отдавая свои приказы другим.

Вместо этого я обратилась непосредственно к его разуму.

«Такой властный вампир!» — огрызнулась я.

Его голова дернулась в мою сторону. Я подумала, что у меня начнутся проблемы, но его губы дрогнули, он вошел в мое пространство, и тогда я получила поцелуй.

У меня было тайное подозрение, что Люсьен обеспечивал мне защиту не потому, что мой собственный перевернутый сон чуть не убил меня, и ему нужен был кто-то рядом со мной, чтобы не давать мне спать. Скорее всего потому что были и другие, более опасные угрозы, от которых он должен был меня охранять.

Я не хотела разбираться с теми угрозами, но все равно не могла. Люсьен исчез прежде, чем я смогла произнести хоть слово в его голове.

Ему придется подождать вечера, и это отсрочит «соединение», чего, должна признаться, я ждала с нетерпением. На самом деле, если я думала об этом больше двух секунд, то начинала задыхаться, а мои ноги становились беспокойными.

Это также напугало меня до чертиков, главным образом потому, что одна мысль о «соединении» заставляла меня дышать тяжело, что произойдет, когда это произойдет? Могу ли я самопроизвольно воспламениться?

У меня в руках был блокнот, в котором я должна была писать все, что хотела сказать. Я писала, несмотря на то, что проверила свой голос в ванной, горло стало намного лучше (потому что Эдвина продолжала давать мне пастилки для горла), голос стал почти нормальным. Эдвина дала мне блокнот, и, если я открывала рот, ее рука взлетела вверх, ладонь обращалась ко мне, а затем она указывала на блокнот.

Я рисовала в нем, мало используя для общения.

Затем почувствовала на себе взгляд Эйвери. Я подняла на него глаза.

Он улыбнулся.

Действительно, несмотря на то, что он выглядел несколько странно, он был очень привлекательным.

Я оторвала лист сверху с рисунками и написала ему, передала блокнот.

Он прочитал ее и покачал головой, возвращая блокнот мне:

— Я не вампир, Лия.

Я написала еще и передала ему.

Он прочитал и вернул его мне.

— Да, я бессмертен.

Ух ты!

Я просто угадала!

Мои брови взлетели вверх.

— Может тебе стоит... — начала Эдвина, внезапно появившись, стоя за диваном и выглядя немного обеспокоенной.

Эйвери поднял длинную, с узловатыми суставами, успокаивая Эдвину, она замолчала.

— Что? — спросила я, и Эдвина посмотрела на меня.

Я написала «Извините» большими печатными буквами в блокноте и показала ей.

Ее голова склонилась набок. Она подмигнула мне и упорхнула обратно на кухню.

Эйвери заговорил.

— Она обеспокоена. Поскольку ты находишься здесь, то имеешь право знать о культуре вампиров. Но другие культуры скрыты от тебя. Они засекречены, как культура вампиров засекречена от всех смертных за ее пределами. Другими словами, я не могу сказать тебе, кто я.

Мои глаза расширились, затем я написала в своем блокноте и повернула его, чтобы он прочитал.

— Да, Лия, есть другие культуры, другие виды бессмертных, — он сделал паузу, а затем продолжил: — и другие существа.

Это была новость. Серьезно сумасшедшая, умопомрачительная новость.

Я снова написала в блокноте и показала ему. Он прочитал и улыбнулся.

— Я доверю тебе хранить мой секрет, крошка. — Только Эйвери семи футов гигантского роста, могло сойти с рук, называть меня «крошка».

Он продолжил:

— Хотя, если бы кто-нибудь когда-нибудь узнал, что я рассказал тебе наш секрет, меня бы приговорили к смертной казни.

Я почувствовала, как мои глаза вылезли из орбит от ужаса, а он рассмеялся и продолжил:

— Мы очень серьезно относимся к нашим секретам.

Я написала «Без шуток» в блокноте. Он прочитал и снова усмехнулся.

Тогда я написала — «Почему?»

— Слова «сердитые жители деревни» тебе что-нибудь говорят? — спросил он, пытаясь обратить все в шутку, но я не восприняла это как шутку.

Я почувствовала, как у меня защемило сердце, как прошлой ночью, когда Люсьен объяснил, в каком мире он вынужден жить. Не только скрывал свое великолепие, но и был откровенно и как-то отвратительно использован и неправильно понят.

Я снова сердито написала в своем блокноте и показал его Эйвери. Когда он прочитал, его лицо смягчилось, он протянул свою большую руку и потянул меня за прядь волос.

Затем его нежные глаза заглянули глубоко в мои, и он прошептал:

— Не все смертные отстой, Лия.

Его слова нахлынули на меня, и я улыбнулась ему. Неуверенно, мое сердце все еще болело, но я была рада, что он не винил меня за все пытки, которые его народ терпел от моего народа, намеренно или непреднамеренно.

Зазвонил телефон. Эдвина ответила на звонок, затем принесла трубку мне.

— Люсьен, — сказала она, и мое сердце пропустило раздражающий удар. Я взяла телефон и приложила к уху.

И не знала, что делать, его приказ был молчать.

Может я смогу через столько миль проявить способности вампиров-мутантов, то есть установить с ним телепатическую связь?

— Лия? — позвал он.

Я молчала.

— Ты можешь говорить, милая, — мягко произнес он.

Я почувствовала облегчение. И рассердилась.

— Знаешь, это полный отстой, что я должна ждать, когда ты соизволишь разрешить мне говорить, — язвительно сообщила я ему.

Он усмехнулся. Проклятый вампир!

Я проигнорировала его смешок.

— Тебе удалось сегодня не быть арестованным? — Поинтересовалась я.

Снова смешки. Но, как я заметила, ответа не последовало.

— Для моего душевного спокойствия, приму твое молчание, как «да». Итак, ты успел сегодня нарушить еще какие-нибудь законы?

— Лия...

Я прервала его:

— Например, штраф за превышение скорости?

Он расхохотался.

Я кипела от злости.

— Твой голос намного стал лучше, — прокомментировал он после того, как его смех утих.

— Как я уже сказала сегодня утром, я в порядке.

— С тобой все в порядке, потому что ты весь день не разговаривала и горло твое отдыхало, — ответил он.

Вероятно, он был прав. Это и навязчивое употребление пастилок Эдвины для горла. Я не поделилась с ним ничем из этого.

— Я еду домой, — сообщил он мне.

— Молодец, — сказала я с приторной сладостью, но почувствовала, как у меня участился пульс.

Я проигнорировала свой пульс. Люсьен проигнорировал мое «Молодец».

— Ты уже ела?

— Эдвина сейчас готовит ужин.

— Хорошо. Я буду дома через пять минут.

— Знаешь, — непринужденно произнесла я, — тебе необязательно звонить, когда ты находишься в пяти минутах от дома. Мы могли бы провести этот чрезвычайно важный разговор через пять минут, когда ты будешь дома.

— Да, моя зверушка, но я беспокоился о тебе весь день и обнаружил, что не могу ждать еще пять минут, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

Мою стервозность как рукой сняло. Главным образом потому, что его слова заставили меня почувствовать себя очень, очень хорошо.

И это напугало меня до глупости или, в данном случае, снова напугало до стервозности.

— Перестань быть таким милым, — огрызнулась я.

— Почему? — В его голосе слышался нарастающий смешок.

— Потому что я не знаю, что с этим делать, — ответила я.

Его голос стал бархатным.

— Сегодня вечером я научу тебя, что с этим делать.

Моя матка (и части юга) покрылась рябью, и это было здорово.

Двигаемся дальше!

— Скоро увидимся, — сказала я ему.

— Пока, милая, — ответил он и отключился.

Я нажала на кнопку, чтобы выключить телефон, проигнорировала свои все еще пульсирующие женские части и объявила комнате:

— Люсьен говорит, что я могу говорить, и он будет дома через пять минут.

Эдвина метнулась вперед, держа в руках пастилку для горла.

— Еще одну, дорогая, просто на всякий случай.

Я поймала веселую усмешку Эйвери, когда взяла пастилку и сунула ее в рот, хотя она мне была не нужна и я ее не хотела. Но Эдвина беспокоилась. И то, что я выполнила ее указания, заставило ее почувствовать себя лучше. Я хотела, чтобы она чувствовала себя лучше, более того, я хотела, чтобы она была моей новой мамой, поэтому я не хотела отпугивать ее своим отношением, прежде чем она возьмет на себя эту роль.

Отношение придет позже, в первый раз, когда она скажет мне вести себя прилично, что, без сомнения, произойдет.

Люсьен был неправ. Он появился дома не через пять минут. Он был дома через четыре минуты. Было неловко признавать, но я все время посматривала на эти чертовые часы.

Чтобы скрыть этот факт, что я превратилась в девчушку, одержимую красавчиком-вампиром, который собирался «соединиться» со мной в эту самую ночь, я не потрудилась подняться с подушки, когда он вошел.