Изменить стиль страницы

9. Урок

Я впервые проснулась с тех пор, как оказалась в новой спальне, точно осознавая, где нахожусь.

Но что-то было не так.

Я открыла глаза и увидела перед собой большую, широкую кровать, пустую.

Люсьена не было.

Восторг и разочарование столкнулись друг с другом, вызвав очень странное ощущение, оно мне совершенно не понравилось.

Затем мысли вернулись к прошлой ночи.

Я думала о Пире и обо всем, что увидела там.

Затем подумала о поведении Люсьена, а затем о противоречивых эмоциях, вызвавших его поведение. Я поняла, что мне понравилось бывать с ним на людях. Я не назвала бы это веселым свиданием, но было интересно, и находиться постоянно в его руках было странно волнующе. Он вел себя как настоящий джентльмен (ну, в основном), у меня такого давно не было (то есть никогда). Не говоря уже о его собственнически-защитной манере, отчего я чувствовала себя в безопасности, если уж этого было недостаточно, чтобы заморочить мне голову, то не знаю тогда, что сможет.

Наконец, я вспомнила, как заснула в машине по пути домой, и Люсьен заверил меня, что он из тех вампиров, которые не…

Я напряглась, затем приподняла одеяло, уставившись на свое полуобнаженное тело, тут же быстро натянув одеяло обратно.

Я была голой, ну, не считая черных кружевных трусиков. Я заснула в машине, и этот чертов вампир отнес меня наверх, раздел до гола и уложил в постель.

Всем, что он натворил, а натворил он очень многое, раздеть меня спящую, мне показалось худшим из всего (ну, в тот момент так и было).

Только мне разрешалось показывать свое тело тому, кому я хотела его показывать, когда была в настроении его показывать.

Конечно, можно сказать, что его язык был у меня во рту (не один раз), его рука побывала у меня в трусиках (снова не один раз), он пил мою кровь (также не один раз), он гипнотизировал меня (слишком много раз, что означало дважды, но было в два раза больше).

Но раздеть? Он зашел слишком далеко.

Моя голова была готова уже взорваться от злости, но дверь спальни открылась, вошел Люсьен.

Когда я увидела его, то была так потрясена, что моя ярость испарилась, я даже приподнялась на локте, чтобы получше его разглядеть.

На нем были выцветшие, поношенные джинсы и облегающая белая футболка с длинными рукавами.

Я никогда не видела его в чем-то другом, кроме костюма (и пижамы, конечно). И я никогда не видела его ни в чем другом, кроме как в темных цветах.

Мне казалось, что он не из тех парней, которые предпочитают носить что-то настолько повседневное, как джинсы и футболку.

Но смотрелся он в них хорошо. Нет, отлично смотрелся.

Даже лучше, чем в костюме.

Феноменально.

У меня потекли слюнки от его вида.

Его глаза стали вальяжными, он ухмыльнулся.

Мое сердце пропустило удар при виде его взгляда, который мне чертовски понравился, примерно за секунду до того, как я вспомнила, что вроде бы как ненавижу его, и он провинился еще больше, раздев меня вчера ночью до гола.

— Ты проснулась, — произнес он, обходя кровать, пока я наблюдала за ним.

Я вспомнила о своем плане, и Послушная Лия мгновенно воспряла.

Игра была в самом разгаре.

— Да, — ответила я, прижимая одеяло к груди.

Он остановился рядом со мной и в мгновение ока стащил меня с кровати, сел на край и усадил к себе на колени.

И это меня напугало, потому что я все еще не привыкла к его непостижимой скорости, не говоря уже о том, что была почти голой.

К счастью, он обнял и прижал мой торс к своей груди, скрывая мою наготу.

— Ты хорошо спала, зверушка? — тихо спросил он мне на ухо.

Я кивнула.

Его губы коснулись моей шеи, он пробормотал:

— Хорошо.

Затем его губы скользнули к моему горлу.

Его губы чувствовались так приятно, слишком приятно. Так мило, что я не смогла сдержать дрожь.

— Мне нравится, — пробормотал он мне в горло.

— Что нравится?

Его губы приблизились к моим, глаза открылись и посмотрели на меня, он ответил:

— Когда ты дрожишь в моих объятиях.

Что на это сказать?

Я не знала, что ответить, поэтому просто пробормотала:

— О.

И почувствовала, как его губы улыбнулись напротив моих.

Когда он находился в таком милом настроении я теряла всякое желание играть в игры и осуществлять свой план. Была б моя воля, я бы набросилась на него, сорвала с него безумно фантастически сидевшие на нем джинсы и футболку со столь такого же фантастического тела и сделала бы с ним все, что хотела.

Пытаясь взять себя в руки, я спросила:

— А ты хорошо спал?

Он отодвинул голову на пару дюймов, подняв одну руку, пробежался пальцами по моим волосам у виска и сзади, убрал волосы с моего лица, а его глаза наблюдали за мной.

Когда его пальцы заскользили по длине моих волос вниз по спине, его рука снова обвилась вокруг меня, и он ответил:

— Впервые хороший ночной сон за последнюю неделю.

От чего я удивилась. Не могла себе представить, чтобы что-то могло заставить Могущественного Люсьена потерять сон.

Это так меня удивило, что я склонила голову набок и с искренним любопытством спросила:

— Почему ты плохо спал всю неделю?

Его руки сжались еще крепче, прежде чем он ответил:

— Сначала из-за предвкушения кормления. После твоего посвящения беспокоился, потому что рана заживала не так быстро. Ну, и последнее, моя зверушка, мне трудно с тобой спать рядом.

Мое сердце дрогнуло, хотя мозг напомнил моему сердцу, что оно наоборот должно радоваться. Еще одно столкновение моих ощущений, которое было не совсем приятным.

— Тебе трудно спать со мной? — Мой вопрос прозвучал шепотом.

Его рука скользнула по моей обнаженной спине, захватив прядь волос, и я почувствовала, как он начал накручивать их на палец. Это тоже мне показалось приятным.

Так всегда бывало, когда он так делал.

— Из-за твоего запаха, Лия. Он опьяняет. — Его губы приблизились к моим, затем коснулись, потом он снова отстранился, улыбка тронула уголки его губ, когда он продолжил: — Особенно когда ты возбуждена. Твой естественный аромат, смешанный с ароматом твоего возбуждения, ошеломляет. — Я напряглась всем телом, руки сжались на мне, прежде чем он, проиграл борьбу со своей улыбкой: — В хорошем смысле.

Я пристально изучала его высокомерную, самодовольную улыбку, одновременно, как бы между прочим подумывая — не ударить ли его приемом карате по плечу.

Скорее всего эффективность для него была бы от меня как от комара.

Вместо этого я заботливо спросила:

— Ты предпочитаешь, чтобы я приняла ванну перед сном, дорогой?

И увидела, как вспыхнули его глаза, точно не могла определить от гнева или от веселья, но он склонил голову набок, и его губы снова оказались на моей шее.

— Только если я буду принимать ванну с тобой, — ответил он.

Черт побери, но это был хороший ответ.

— Все, что пожелаешь, — послушно ответила я.

— Мм, — пробормотал он эффектно, так эффектно, что звук из его рта заскользил по моей коже, отчего я задрожала телом. — Мне нравится эта идея. Может я разрешу тебе принимать ванну только, когда будешь со мной.

О боже мой.

Так что я опять натворила?

У меня не было выбора. Я должна была смириться с этим.

Стараясь говорить ровно, спросила:

— Ты хочешь сейчас принять ванну?

Я почувствовала, как его язык коснулся моей шеи, отчего тоже вздрогнула.

Затем он сказал:

— Не сейчас. Я проголодался.

Внезапный электрический разряд ударил мне между ног, вызвав невероятное счастливое покалывание.

Он проголодался. Я, конечно хотела, чтобы он насытился. Я презирала себя за такие мысли, но не могла отрицать, что была счастлива.

— Ты проголодался?

— Ага, — произнес он в шею, затем поднял голову, взглянув на меня. — Можешь выбрать сегодня, Лия, здесь или на кухне.

Он хотел кормиться на кухне?

Правда?

Это было безумие! А что, если придет Эдвина?

— Если мы будем делать это на кухне, вдруг придет Эдвина, а?

Его брови сошлись на переносице.

— Она и так будет там, если ты будешь мне готовить сама.

— Готовить тебе? — глупо переспросила я, находя эту идею одновременно интригующей и пугающей.

Хочу сказать, я умею готовить. И сама идея приготовить что-нибудь для Люсьена показалась мне довольно приятной, хотя то, что мне показалась она приятной, еще больше доказывало, что я сошла с ума. А что, если я испорчу? У меня часто так получалось, особенно когда пробовала что-то необычное, кроме того я сомневалась, что Люсьен предпочитал не модную еду.

И вообще, почему мы говорим о готовке?

Он с интересом следил за выражением моего лица, пока все эти мысли проносились у меня в голове, прежде чем сказать:

— Ты умеешь готовить, Лия. Ты можешь готовить все, что тебе нравится. Это твой дом, а не Эдвины. Ты хочешь готовить?

Оу. Я поняла.

— Ты говоришь о завтраке, — выдохнула я голосом, который звучал, как у ненормальной девицы, которую только что ударили по голове.

Он улыбнулся еще одной своей самонадеянной, самодовольной, теперь уже больше похожей на самодовольную улыбку, прежде чем сказал:

— А ты думала, что я хотел поесть.

— Эм... — Я поерзала у него на коленях, потом вспомнила, что была почти голой, и если встану, то обнажу верхнюю часть своего тела, я не была готова к этому, поэтому замерла.

Его большие руки скользнули по моим бедрам и напряглись.

— Я не могу есть, зверушка. До ночи.

Это было для меня новостью.

— Не можешь?

Он отрицательно покачал головой, говоря:

— Ты еще не привыкла ко мне.

Это еще больше меня смутило.

— Не привыкла?!

Самодовольная улыбка вернулась, прежде чем его лицо снова исчезло у меня на шее.

— Мы могли бы попробовать.

Ой.

— Но ты будешь испытывать слабость весь день, а сегодня суббота. У меня имеются на тебя сегодня планы.

У него имелись на меня планы. Планы, требующие, чтобы я не испытывала слабость.

Я была не уверена, хорошо это или плохо.

— Планы?!

Его рука поднялась, обхватив меня за затылок, он снова посмотрел мне в глаза.

— Сначала, еще один урок, на этот раз о кормлении.

— Хорошо, — выдохнула я, пытаясь не казаться, но не достигнув успеха, разочарованной.