Я почувствовала, как губы приоткрылись от благоговения, и мне отчаянно захотелось поцеловать его. И своим поцелуем я хотела отвлечь его демонов, впитать его эмоции, забрать их у него навсегда.

Прежде чем у меня появилась возможность совершить этот подвиг, его глаза открылись, и он пробормотал так, словно пытался успокоить меня, хотя я чувствовала, что он переживает кошмар:

— Это было давно, зверушка.

— Но это все еще беспокоит тебя.

Его рука скользнула с моей шеи к моей руке на его лице. Его длинные пальцы обхватили мои, и он поднес костяшки моих пальцев к своим губам, касаясь их.

Затем его глаза встретились с моими, и он повторил:

— Это все еще беспокоит меня.

Тогда я поняла, почему люди вели себя так рядом с ним, и поделилась своими соображениями:

— Ты герой — вампир. Они восхищаются тобой.

— Да, восхищаются, — согласился он небрежным тоном, который говорил, что для него это мало что значит, продолжив: — Они также боятся меня.

Я подумала, что им, наверное, следует его бояться. Это действительно было страшно, раз он смог выследить тысячи вампиров в одиночку.

— Какое все это имеет отношение ко мне? — Поинтересовалась я.

Он положил свою руку, все еще держа мою, себе на грудь.

— Из-за статуса, который они мне присвоили, люди интересуются всем, чем интересуюсь я. Плюс другие раздражающие вещи, связанные с меткой. Тебя я пометил двадцать лет назад и ждал. Это не мое обычное поведение. Твое поведение тоже не похоже на обычное поведение наложницы. Что и заинтриговало многих людей, и они начали наблюдать и ждать, что будет дальше. Теперь, боюсь, они не менее заинтригованы.

— Так что, в некотором смысле, мы похожи на смертных и вампиров Элизабет Тейлор и Ричарда Бертона, без свадеб и всего такого, конечно, — пробормотала я.

Я почувствовала облегчение, когда атмосфера стала не такой напряженной, его лицо смягчилось, а губы дрогнули.

— Что-то в этом роде.

Ну, это был ответ на один мой вопрос, и, как обычно, все представлялось вполне логично.

Теперь о том, что меня очень пугало.

— Почему ты думаешь, что сможешь спасти меня от моего сна?

Он перевернул нас на бок, подтянул так, чтобы я оказалась лицом к лицу с ним, и прижал меня к себе.

— Ты помнишь разговор, который подслушала сегодня утром? — спросил он, и я кивнула.

Как я могла забыть?

Он продолжил:

— Думаю, что ты настраиваешься на меня.

— Да, я помню, как ты это говорил. Какое это имеет отношение к...?

Он прервал меня, сказав:

— Тебе снится Приговор.

Я молчала, но мое сердце замерло.

Его взгляд стал задумчивым.

— Твоя мать или одна из тетей рассказывала тебе о Приговоре?

Не рассказывали. Я отрицательно покачала головой, решив не лгать.

— Может Эдвина? Стефани? — спросил он.

Я снова отрицательно покачала головой, на этот раз не солгав даже не вербально.

Когда он заговорил снова, напоминало, будто он разговаривал вслух сам с собой, а не со мной.

— Тогда ты, должно быть, каким-то образом почувствовала все это от меня.

— Почувствовала что от тебя? Приговор?

Его глаза сфокусировались, и он пробормотал:

— Это некрасивая история, зверушка.

— Я уже догадалась, — ответила я.

Его губы приподнялись, прежде чем он начал объяснять:

— Доминион создал Приговор для смертных и бессмертных супругов, которые не осуждали, другими словами, не отказывались друг друга, не доносили, не признавались, называй, как хочешь. Доминион надеялся, что другие — пары смертных и вампиров, подвергающиеся пыткам или еще не пойманные, избавят своих партнеров от этого ужаса и разоблачат их. Но Доминион не учел одного, о чем я и напомнил им, как и Космо, Стефани и другие советники в то время, клятва вампира — это его или ее связь навеки. Он или она никогда не откажется от своей клятвы, что бы с ними ни случилось. — Он вздохнул, затем продолжил: — Обычно, когда спариваются вампиры, их заявления признание своей пары является обещанием, а не клятвой. Между клятвой и обещанием — огромная разница, для вампира эта разница имеет решающее значение. Хотя бы понимание того, что вечная жизнь с другим человеком может не получиться спустя столетия. При обещании всегда можно разойтись, разорвать отношения — это Заявление о разделе. Клятва же — это навсегда, навеки, от нее нельзя отказаться, ее нельзя разорвать. Однако в большинстве случаев, когда вампир брал смертную в качестве партнера, во время утверждения ее в качестве партнера, он клялся быть со своей смертной навсегда. Поэтому вампир никогда бы не предал свою смертную. Доминион, однако, обладал некоторым опытом поведения смертных, поэтому рассчитывал, что именно смертные будут доносить на вампиров. К сожалению, они ошибались, и десятки приговоров были приведены в исполнение.

— Дай угадаю, — прошептала я. — Смертную повесили, вампира сожгли.

Он сжал меня в объятиях и кивнул, но сказал:

— Хуже.

Что могло быть еще хуже?

Он ответил на мой незаданный вопрос:

— Казнь приводилась одновременно. Огонь был зажжен, чтобы смертная могла наблюдать, как начинает гореть ее партнер — вампир. Затем следовало повешение, чтобы вампир мог видеть, как его возлюбленная качается на ветру, прежде чем он умрет.

Это я тоже знала, но все равно ахнула, когда Люсьен подтвердил то, что происходило в моем сне.

— Доминион добился успеха, — сообщил он мне. — Такая смерть оказалась здоровым сдерживающим фактором от любых подобных будущих спариваний.

Я опустила голову, посмотрела на его горло и пробормотала:

— Неудивительно.

Он поцеловал меня в лоб, я запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Я не помню свой сон, но именно это чувствовала, — ответила я ему.

— Я не сомневаюсь, что так оно и было, — ответил он.

— Почему мне все это снится, я даже не знала о существовании этого Приговора?

— Понятия не имею.

— Ты можешь объяснить, что произошло прошлой ночью?

Он покачал головой, но сказал:

— У меня есть теория.

Когда он замолчал, я подсказала:

— Какая?

Он притянул меня ближе и прошептал:

— Ты связана со мной, моя зверушка, так, как я никогда раньше ни с кем не был связан.

В этом он не ошибался. И я почувствовала себя немного неуютно от этого, в то же время обнаружила, что его слова заставили меня почувствовать намного больше, чем совсем чуть-чуть в безопасности.

Слишком противоречивые эмоции.

Отлично, еще этого не хватало.

Поскольку я молчала, он продолжил:

— И у тебя поразительная сила воли. Скорее всего, это означает, что твоя подсознательная сила воли несокрушима. Когда тебе приснился сон, а меня не было рядом, чтобы тебя успокоить, обнять здесь живого и дышащего, а не горящего, что доказало бы, что сон был просто сном, твое подсознание продолжило этот сон, поскольку меня не было рядом.

— Звучит как сумасшествие, — сказала я ему, потому что это было по-идиотски!

— Да, ты права. Так и есть, — согласился Люсьен. — Но ты не можешь отрицать, что сон продолжался, ты ощущала его физически, и он продолжался до тех пор, пока ты не услышала мой голос по телефону.

Это было еще более безумно. Но это также было правдой.

Я молчала.

Люсьен продолжил:

— И твой разум отключился, ты впала в кататонию, пока не почувствовала мое физическое присутствие, и только тогда пришла в себя. — Он приблизил лицо на наше дыхание, и его голос стал мягким. — Милая, это говорит мне, что я — катализатор, способный остановить твой сон. И о том, что я смогу уберечь тебя от него.

Его слова и то, как он их произнес, мягко, но уверенно и более чем с намеком на удовлетворение, заставили меня задрожать.

Тем не менее, хотя его объяснение было логичным, как обычно, и вполне правдоподобным, я все равно на него не купилась. В моем сне присутствовало что-то еще.

Возможно, в мире вампиров и других существ не происходило ничего паранормального, сверхъестественного, черной или любого другого вида магии, но то, что я испытывала в своих снах, было чем-то другим. Я не знала, было ли это волшебством, но это было что-то потустороннее, я просто интуитивно знала это.

И это пугало меня до смерти.

— Лия? — Позвал Люсьен.

— Мм? — Ответила, глубоко задумавшись.

— Послушай меня, — приказал он, и когда я сосредоточилась на нем, он продолжил: — Я хочу, чтобы ты слушала очень внимательно, дорогая. — Он выглядел очень серьезным, убийственно серьезным, поэтому я кивнула. — Я не хочу, чтобы ты спала, когда меня нет рядом. Пока эти сны не пройдут, ты спишь только со мной, когда я дома, предпочтительно, когда ты со мной лежишь в постели.

Я снова кивнула не потому, что решила подчиниться его приказу, а потому, что догадалась, что он был прав. Он был катализатором, остановившим мой кошмар, и я не хотела еще раз видеть и переживать, как меня вешают на невидимой веревке, чувствовать при этом ужас, наблюдая, как Люсьена сжигают на костре, я была готова уступить ему на этот раз.

— Хорошо.

И почувствовала, как его большое тело расслабилось рядом со мной, а я и не заметила, как весь разговор он был напряжен. Потом уткнулась лицом ему в шею и обняла, прижимаясь еще ближе.

— Мы закончили разговор? — спросил он в мою макушку.

— У меня имеется еще миллион вопросов, — ответила я ему в горло.

— Они могут подождать до завтра?

Учитывая, что завтра уже наступило, и учитывая еще и другие причины, я хотела получить множество ответов сейчас. Теперь, когда я была в ударе, не важно, что меня это пугало, я все равно хотела узнать, как можно больше, чтобы понять, с чем я столкнулась.

Однако многое из того, что я хотела узнать, мне следовало спросить у Стефани.

— Да, — согласилась я.

Он поцеловал меня в макушку и переплел свои ноги с моими. В своей люсьеновской манере, которая, как я поняла, теперь стала для меня до боли знакомой, он готовился ко сну.

И тут я позволила себе почувствовать то, чего не позволяла себе чувствовать много раз, когда он делал это раньше.

Связь.

Мое горло сжалось, когда разум запротестовал, но сердце на этот раз, отказалось быть отвергнутым.