Его глаза были одновременно томными и настороженными, как будто ему нравилось то, что только что произошло, но ему необходимо было сохранять бдительность к тому, что произойдет дальше. Мне это показалось странным, но я сосредоточилась на его вопросе.

Люсьен спросил, чем бы я хотела заняться сегодня днем? Может это еще одно испытание с его стороны?

Понятно, что я прошла последний экзамен, но не хотела испытывать судьбу. Я всегда плохо справлялась с разными тестами.

— Не знаю, — ответила я. — А какой у меня выбор?

Его реакция последовала незамедлительно.

— Все, что ты хочешь, главное, чтобы это включало меня.

Ни один мужчина не стал бы делать то, чего хочет женщина. Он мог бы сказать, что сделает, но потом каким-то волшебным образом все заканчивалось, что вы пили бы пиво, ели горячие крылышки и смотрели очередную игру в баре, где официантки носили короткие шорты и облегающие майки.

— Эм... — Я раздумывала, и глаза скользнули в сторону. Почувствовала, как он передвинулся, поэтому мои глаза скользнули назад к нему, он же беззвучно смеялся, его губы изогнулись в привлекательной улыбке. — Что смешного? — тихо спросила я.

Он покачал головой, не ответив, все еще смеясь, произнес:

— Чем ты хочешь заняться сегодня?

— Не знаю, — повторила я.

— Первое, что приходит тебе в голову?

— Эм...

— Лия, подумай. Первое, что ты хотела бы сделать.

— Эм...

Его голос стал низким, страстным и веселым — эффектное сочетание.

— Это же не сложно, зверушка.

— Книги, — выпалила я, и он медленно моргнул.

— Книги?

— Да, я хочу купить книги, — ответила я. — Мои вещи еще не прибыли, а без телефона, интернета, по дому тоже нечего делать и без машины, Эдвины тоже вчера не было, делать было нечего совсем. Я не люблю зависать у телевизора, там не показывают ничего приличного, и всякий раз, когда сажусь перед телевизором, начинаю есть, будто мой желудок — бездонная яма, так что мне стоит пойти и купить книги.

Его лицо изменилось. Веселье исчезло, и выражение его лица стало совсем другим, я подумала, может перегнула палку. Он перевел глаза и рассеянно уставился на мою подушку. Все было бы хорошо, если бы я не увидела прямо перед собой, как дернулся мускул на его щеке.

И мне показалось, что все совсем не хорошо.

Я на мгновение забыла, что мужчины в целом не очень любят ходить по магазинам, даже за книгами. Большие, плохие вампиры мужского пола, скорее всего ужасно не любили ходить по магазинам.

— Можно не покупать книги, в этом нет…, — поспешно предложила я, и его глаза встретились с моими, уже не пустыми, а задумчивыми и напряженными. Несмотря на его взгляд, я все же сделала вылазку: — Ну, мы могли бы...

Он прервал меня, напугал, сказав:

— Прости, Лия.

Постойте-ка секундочку.

Люсьен извинился? Он действительно извинился?

Настала моя очередь моргнуть.

Поэтому я спросила:

— Что?

Его лицо приблизилось, голос стал тише, он повторил:

— Сожалею.

Я почувствовала, как мое сердце забилось быстрее, и Люсьен тоже почувствовал или услышал, как мое сердце забилось быстрее, потому что его пальцы напряглись на моей шее.

— О чем ты сожалеешь? — прошептала я, обнаружив, что мне трудно дышать, потому что хотела услышать его ответ.

— Прости, что вчера я оставил тебя здесь, лишенной фактически всего. Я так разозлился, что, черт возьми, даже не подумал.

Я не знала, что ожидала услышать или хотела услышать, но что бы это ни было, явно не это.

И все же я сказала:

— Все в порядке.

Его голова наклонилась, и он на мгновение прикоснулся губами к моим, прежде чем снова поднять ее.

— Мы купим тебе книги, — тихо произнес он.

Я кивнула.

— И я прослежу, чтобы завтра установили высокоскоростной интернет.

Я снова кивнула.

— И, если ты пообещаешь, что не попытаешься сбежать в Панаму, я дам тебе ключи от «Кайена».

Боже, похоже второй экзамен я тоже прошла.

— Обещаю, что не сбегу в Панаму, — прошептала я.

Задумчивая напряженность исчезла из его глаз, он сказал:

— Хорошо.

— Я все равно не смогу, у меня нет бумажника, — добавила я. Его глаза снова стали задумчивыми и напряженными. — И, — быстро продолжила я, — карты Панамы. — Он уставился на меня, а я продолжила: — А что, действительно, можно доехать до Панамы?

Он изучал меня мгновение, потом его лицо смягчилось, а губы дрогнули.

Да. Кризис миновал.

Слава Богу.

— Я бы предпочел, чтобы ты не узнала можно или нет, — ответил он.

— Не думаю, что хочу туда, — поделилась я. — Панама не входит в число моих предпочтений в бегах от вампиров.

Губы снова дернулись, его рука переместилась с моего горла на щеку, затем его пальцы скользнули в волосы.

Он сильнее оперся головой на руку, согнутую в локте, спросив:

— Что?

— О чем ты?

— Ты хочешь сбежать от вампиров.

Мои глаза переместились на его обнаженное плечо (кстати, это была ошибка, у него было красивое сильное плечо, мне пришлось с трудом отвести взгляд от него).

— Не думаю, что это хорошая идея — говорить тебе о своем побеге.

Его тело дернулось, голова запрокинулась назад, и он разразился громким смехом. Полсекунды спустя его руки крепко обхватили меня, он снова обнял меня, уткнувшись лицом мне в шею.

— Наверное, нет, — промурлыкал он мне в шею, его голос все еще вибрировал от смеха.

Пришло время покончить с этим. Наконец-то я нашла то, что хотела бы положить в свой маленький несгораемый сейф «Почему мне может понравиться Люсьен», когда он вел себя именно так.

Например, когда я заставляла его смеяться, мне было от этого хорошо.

И, хотя я ненавидела признаваться в этом, но это неоспоримо, мне нравилось, когда он обнимал меня. Он обнимал меня хорошо, крепко и тепло, и с ним, таким большим, я чувствовала себя уютно, комфортно и безопасно.

— Думаю, я проголодалась, — сказала я ему на ухо, и его голова откинулась назад.

Его глаза все еще светились смехом, когда он смотрел на меня, и этот взгляд тоже попадет в мой маленький сейф.

Он коснулся моих губ, отстранился меньше чем на дюйм и прижался своим лбом к моему.

— Давай накормим тебя и отвезем в город, — пробормотал он.

О, черт.

Это тоже должно оказаться в моем сейфе. Все это — легкий поцелуй его губ, то, как он приложил свой лоб к моему и то, что он повезет меня в город.

Черт, похоже маленький сейф придется расширять, иначе там скоро будет чертовски тесно.

Он перекатился через меня, встал с кровати, натянул одеяло на мою нижнюю часть.

Наклонился, уперся кулаками в кровать по обе стороны от меня и сказал:

— Не торопись, дорогая. Эдвина скорее всего ушла. Я посмотрю, что можно придумать с завтраком.

Затем он исчез, просто взял и исчез из комнаты.

Я посмотрела на часы и заметила, что уже почти полдень. Потом посмотрела на потолок. Потом подумала, может Люсьен приготовит завтрак. Тогда подумала, что, поскольку он прожил сотни лет, может в течение одной из этих сотен он научился хорошо готовить. По крайней мере, делать тост (или что-то в этом роде).

Затем я вздохнула, потому что не могла не вздохнуть.

Если он и дальше будет так себя вести со мной, то в моем плане появится большой, уродливый, зияющий изъян.

Это будет нелегко. Очень, очень тяжело.

К счастью для меня, одна из моих плохих черт характера пригодилась бы как никогда. Я была безумно упрямой.

— Я смогу это сделать, — одними губами произнесла я в потолок, не желая, чтобы Люсьен слышал, и надеясь, что не обманываю саму себя.

Я встала у плиты и положила несколько больших ложек растительного комбижира в сковороду, комбижир растаял, как только попал на раскаленную сковороду. И пока я проделывала это, то продумывала множество своих ошибок, которые совершила за день, чтобы не совершать их вечером.

Я так и не узнала, умеет ли Люсьен готовить. Но обнаружила, что он может поджарить среднюю булочку с кунжутом, положив в нее нужное количество сливочного сыра, копченого лосося и каперсов.

Мы ели наши булочки и пили кофе молча. И это молчание не было похоже на дружеское молчание, было каким-то неудобным, по крайней мере, для меня. Я не знала, что сказать, потому что не могла быть обычной собой. И не знала, почему Люсьен молчал. А мне очень хотелось знать, почему.

Я попыталась считать его настроение, но потерпела неудачу.

Поняла я одно — он настроился на меня. И дело было не в том, что он меня пометил. Это было что-то совсем другое, что-то новое, что заставляло меня чувствовать себя не так, будто я была под действием наркотиков, скорее будто я пульсировала. Он пытался меня понять, понять мое настроение.

Я так и не поняла, удалось ли ему понять мое настроение, но догадалась, что нет, так как его тихая бдительность растянулась на весь день.

Я боялась, что он захочет принять со мной душ или, что еще хуже, ванну, но он разрешил мне принять душ одной.

Моя первая большая ошибка произошла, когда я сидела за туалетным столиком и сушила волосы феном.

Люсьен исчез, пока я принимала душ, но слышала, как лилась вода в душе, когда делала макияж. Пока я сушила волосы, Люсьен вошел в гардеробную в одном полотенце.

Моя ошибка заключалась в том, что мне следовало отвести глаза. Но я заметила его в одном полотенце в своем большом зеркале голливудской старлетки, и у меня потекли слюнки.

Затем он сдернул полотенце, я сидела прямо в гардеробной, где он сдернул полотенце, и при виде полностью обнаженного Люсьена, а там было на что посмотреть, у меня пересохло во рту.

Он был, надо сказать, совершенен с головы до пят. Совершенно идеальный. Сильные, тяжелые бедра. Мускулистая, хорошо сложенная задница. Округлые, четко очерченные икры. У него даже были красивые ноги!

В нем присутствовали и другие части, которые заставляли меня задуматься — может он не вампир, а скорее воплощение бога.

Я резко перевела взгляд на свое отражение, пока Люсьен одевался.

Он выбрал джинсы, ботинки, отличный ремень и сшитую на заказ рубашку в белую, нежно-голубую, темно-синюю, светло-серую и угольно-серую полоску. Он не стал ее застегивать до конца.