— Расскажи мне, — прошу я.

— Я был первоклассным придурком в Голливуде.

— Нет, — не верю я.

— О да. Придурок с большой буквы П.

— Нет, ну что ты. Я в это не верю.

— У меня работало два личных помощника. Каждое утро они должны были приносить мне тройную порцию капучино. Если он не оказывался точно 140 градусов с двумя дюймами пены, я отправлял их за другим. Однажды я отправил его обратно четыре раза.

Я начинаю смеяться.

— Ты вел себя как придурок.

Он гримасничает.

— Да. Это звучит по-идиотски. Но таким я был тогда. Во время съемок у меня имелись обязательные требования. Миска только с желтыми M&M's. Определенная марка воды в бутылках. Я не разговаривал ни с одним актером ниже меня статусом. Если кто-то из персонала раздражал меня, я его увольнял. Мне было наплевать на людей.

— Это звучит... ужасно.

— Я был засранцем.

Наклоняюсь и кладу руку ему на грудь. Он теплый, и мне нравится его чувствовать. Провожу рукой по его сердцу и делаю маленький кружок указательным пальцем.

— Я думал, что, будучи одним из самых высокооплачиваемых актеров в Голливуде, имею право переступать через людей. Если кто-то меня в этом упрекал, что случалось редко, я думал, что они завидуют или просто не в духе. Мне никогда не приходило в голову, что они могут быть правы. Я зарабатывал миллионы, а они носили кофе или работали за минимальную зарплату, что они могли знать?

Я провожу рукой по его ключице и вдоль его шеи. Он подстриг волосы, но концы все еще вьются. Несколько недель я хотела потрогать их. И вот позволила себе. Они такие же мягкие и шелковистые, как я и представляла. Он лежит неподвижно подо мной. Лиам такой сильный, такой твердый. Трудно представить его таким, каким он описывается.

— Но в своих фильмах ты же был таким хорошим человеком.

— Это просто образ. Я играл.

— Разве? Я имею в виду...

— Играл. Поверь мне, я не был хорошим парнем.

— А потом...

— Я упал.

— Сломал спину и бедро.

— И все те люди в Голливуде, с которыми я обращался как с дерьмом...

— Они обрадовались твоему уходу?

— Нет. Мои ассистенты, женщина, которая разливала кофе в комнате отдыха, парень, который доставал чертовы M&M's, они были единственными, кто навещал меня, пока я лежал в больнице. Люди, которых я отвергал как не стоящих внимания, оказались единственными, кто проявил хоть крупицу человечности. Я довольно быстро понял, что не так уж незаменим, как считал раньше. Так же быстро, как я отказывался от неугодных ассистентов, Голливуд отмахнулся от меня.

— Мне жаль.

Он проводит рукой по моей спине, и я вытягиваюсь навстречу его прикосновениям.

— А мне нет.

Я удивленно смотрю на его лицо.

— Почему?

— По словам Бин, — говорит он, — сломанная спина — это моя история становления. Это превратило меня из первоклассного засранца в того, кто я есть сейчас.

— Немного мудрее, — говорю я.

— Немного добрее.

— Немного уродливее.

Он дергается подо мной.

— Эй.

— Ты по-прежнему паршиво отжимаешься, — дразню я.

Он смеется, а затем подминает меня под себя. Фиксирует меня руками, а его ноги лежат рядом с моими.

— Ты так думаешь? — спрашивает он.

— Знаю. Я твой тренер, — ухмыляюсь ему. У меня в животе поселилось счастья, но в то же время разрастается тепло. Мне хочется притянуть его к себе или приподнять бедра навстречу. За последний месяц мы не прикасались друг к другу, но как же я этого хотела.

— Как тебе это? — он опускает руки вниз и отжимается надо мной. Его нос касается моего, а затем он поднимается обратно. Лиам парит прямо надо мной.

— Слабо, — я сдерживаю улыбку.

— А так? — он снова двигается вниз, а затем вверх.

— Попробуй еще раз.

Он так и делает. Опускается вниз, потом вверх, вниз, потом вверх, пока не начинает двигаться ритмично надо мной. Так вот каково это — быть с ним? Когда он движется вниз, его тело касается моего. Наши бедра встречаются, наши носы соприкасаются, а его губы находятся всего лишь на расстоянии шепота.

— А теперь? — спрашивает он.

— Продолжай пытаться, — мой голос звучит глубже, чем обычно.

Когда он слышит этот хриплый голос, его зрачки расширяются. Лиам опускается на меня медленнее, и я сдерживаю себя, чтобы не податься ему навстречу. Моя грудь тяжелеет и начинает болеть. Я хочу прижаться к нему.

— А так? — спрашивает он. Его рот так близко. Я могу поднять подбородок, и мы встретимся.

Я качаю головой «нет».

Он улыбается и снова поднимается. Его бедра касаются меня, и я сдерживаю стон.

— А сейчас?

— Еще, — говорю я.

Он улыбается и снова опускается. Наконец, он позволяет нашим телам встретиться. Его грудь прижимается к моей груди и посылает мурашки по моим соскам. Его бедра прижимаются к моим, и я чувствую его возбуждение. Тепло проникает в меня, и я подаюсь навстречу ему.

— Да? — спрашивает он.

— Да.

Он накрывает мои губы своими и гладит их. Приподнимается и смотрит на мое лицо. Его глаза вспыхивают, когда он видит мое выражение. Затем он опускается обратно. Я делаю длинный выдох, когда Лиам возвращается ко мне.

— Лучше, — говорю я.

Он опирается на свои предплечья и наклоняет голову к моей.

— Могу я поцеловать тебя?

Я опускаю веки, наблюдая за ним сквозь дымку.

— Пожалуйста.

С мучительной медлительностью он опускает свои губы к моим. Когда он это делает, внутри меня словно вспыхивает звезда. Весь мир наполняется яркостью и рождением чего-то прекрасного. Я задыхаюсь, и он захватывает мой рот. Вжимается в меня, и я вскрикиваю, когда он трется об меня своим возбужденным членом. Его язык переплетается с моим, и я чувствую, что мы обмениваемся секретами. Целый месяц мы разговаривали, узнавали друг друга, делились всем. Теперь мы делаем это по-другому. Он говорит мне, что я ему небезразлична, что он хочет меня, нуждается во мне. Я говорю ему, что буду скучать по нему, что он самый лучший мужчина, которого когда-либо знала, что он мне тоже нужен.

Я пробую Лиама на вкус, и он на вкус как доброта и ласка.

Потом я перестаю пробовать, перестаю думать и просто чувствую.

Он продолжает двигаться, но вместо того, чтобы оторваться от меня, он проводит своим членом по мне. Проводит им по моим шортам, и я снова прижимаюсь к нему. Он касается моего клитора и посылает по мне искры, которые растут и крепнут. Я страстно желаю его. Хватаюсь руками за его спину и притягиваю ближе. Я хочу, чтобы он оказался ближе.

Он проводит губами по моему рту. Его поцелуй глубокий и интимный, а его рот работает в унисон с его бедрами. Я обхватываю его ногами, и он стонет мне в рот. От его глубокого стона по моим ногам пробегает вибрация.

Он начинает тереться сильнее, и я вскрикиваю от всплеска удовольствия. Он ловит мой крик ртом.

Я хочу его. Я так сильно хочу его.

— Пожалуйста, — прошу я.

Я хочу быть главной в этот момент. Но он все еще держит меня в ловушке под собой.

Он прижимается ко мне сильнее, и я забываю, о чем думала. Есть только он и я, мы качаем бедрами, прижимаясь друг к другу губами. Ритм становится все быстрее. Давление нарастает и усиливается, пока я не впиваюсь ногтями в его спину и не могу больше терпеть.

В моих глазах вспыхивают белые звезды, и я вскрикиваю. Прижимаюсь к нему бедрами и держусь за него, чтобы пережить оргазм, пронизывающий меня насквозь. Он принимает мои крики и целует мои губы. Перебирает волосы и наклоняет мой подбородок вверх, чтобы целовать меня все сильнее и глубже. Наконец, давление ослабевает, напряжение и разрядка уходят, и все, что я могу сделать, это рухнуть обратно на землю. Лиам отрывает свои губы от моих и проводит пальцами по моим волосам.

Он смотрит на меня с ошеломленным выражением лица. Я все еще под ним. Он просто наблюдает за мной и ничего не говорит.

Но ему это не нужно. Я могу понять его.

— Спасибо, — говорю я.

Он наклоняется и прижимается к моим губам долгим затяжным поцелуем.

— Я буду скучать по тебе, — признаюсь я.

— Я еще не уехал, — парирует он.

И мы снова целуемся. На этот раз секрет, который рассказываю ему своим ртом и своим поцелуем, заключается в том, что я люблю его, люблю его и только сейчас поняла это. Но не собираюсь удерживать Лиама здесь, и не собираюсь отрывать его от мечты. Но все равно, я его очень сильно люблю.

Наверное, отсюда и вытекает море страданий. Но сейчас мне так хорошо.