Изменить стиль страницы

– Калли…

Она почувствовала, как он взорвался на ее языке, и ощутила вкус его удовлетворения, и двигалась быстрее, лаская его своим языком в последний раз. Ее сердце забилось сильнее, когда его член пульсировал. Он схватил ее за волосы, затем издал хриплый крик удовлетворения.

Его горячее семя вспыхнуло на ее языке, соленое и густое. Калли глотала его, царапая ногтями его бёдра, удовлетворяя его потребности.

Почему этот момент не может продолжаться вечно? Почему она не может свернуться калачиком с ним на кровати, наблюдая, как он спит удовлетворённый, и думать о том, что они будут делать завтра?

Потому что она никогда больше не сможет быть Каллиндрой Хоу. Она даже не может жить реальной жизнью.

Медленно она провела губами по всей длине Шона, глядя сквозь ресницы на его раскрасневшееся лицо. Его грудь тяжело вздымалась. Глаза были прикрыты, на лице читалось удовлетворение.

– О, прекрасно... – его голос звучал низко и слабо. Он пошатнулся.

Калли подпрыгнула, чтобы удержать его, затем опустила его кровать. Он откинулся назад, положив голову на подушку, его дыхание выровнялось.

Ее время с ним почти закончилось.

– Я люблю тебя, – выдохнул он.

Она склонилась над ним, упиваясь его сильными, расслабленными чертами лица, твердыми губами, твердой челюстью. Обхватила его лицо ладонями. Такой красивый мужчина...

И он никогда по-настоящему не узнает, как сильно она любила его в ответ. Поскольку он почти уснул, то не вспомнил бы сейчас ничего из того, что она сказала.

Ему будет больно от её внезапного отъезда. Калли ласкала его лицо, текли слезы. Она должна уйти прямо сейчас, надев темную одежду, чтобы не отсвечивать, но мысль о том, чтобы добровольно оторваться от этой кровати – от него – разрывала ей грудь и разбивала сердце.

– Так устал ... – он нахмурился.

– Я знаю. Мне жаль, – Калли хотела оставить для него частичку себя. Может, тогда она сможет найти силы двигаться дальше, зная, что сделала все возможное, чтобы облегчить его боль.

У нее в голове мелькнула мысль, и она вскочила, отчаянно копаясь в его брюках, пока не нашла телефон. Затем она встряхнула Шона.

– Что?

Калли сунула телефон в руки.

– Разблокируй его для меня. Мне нужно позвонить. Мой мобильник умер.

– Я же говорил. Заряди его, – он боролся, чтобы посмотреть на экран и нажать на код.

С третьей попытки он, наконец, справился. Телефон щелкнул. Его рука упала, и он глубоко уснул.

И это было все. Ее последние слова для него были бредом. Она хотела оставить ему запись на его телефоне, сказать правду о своих чувствах.

Пока она просматривала его приложения в поисках места, где можно оставить ему видеообращение, она нахмурилась, когда наткнулась на свою фотографию. Но не сегодняшнюю. Это была фотография из ежегодника, которую она сделала на втором курсе, как раз перед тем, как убийство ее семьи заставило ее бежать из Чикаго и от всех, кого она когда-либо знала.

Шон знал ее настоящую личность. Эта мысль пронзила ее мозг. Он знал. Ее пальцы онемели. Она уронила телефон.

Каждое слово, которое он когда-либо произносил ей, было ложью.

О Боже.

С испуганным вздохом Калли отскочила от него и упала на пол. Она нащупала его штаны. Был ли он копом? Убийцей? Частным детективом? В его брюках ничего не нашлось – ни водительских прав, ни кошелька, ни значка. Она ползла по ковру, пока не добралась до его пальто. Дважды пройдясь по нему руками, она столкнулась с твердым, холодным комком. Сложив ткань, она нашла внутренний карман и заглянула вниз. Оружие.

Калли сдержала вопль. Ее сердце билось в быстром неровном ритме. Её накрывало леденящим ужасом.

Он знал, кто она такая, и у него был пистолет. Его просьба, чтобы она ушла с ним? Вероятно, он хотел убить ее, как только выманил бы от Торпа и из «Доминиона». Кто бы ни стрелял в ее отца и сестру, он искал её, чтобы закончить работу, но никогда не появлялся рядом с ней. На этот раз он нашел ее слабость – ее чертовски глупое сердце.

Шон Киркпатрик, прекрасный шотландец, в которого она тупо влюбилась, собирался убить ее. Она сдержала слезы предательства и убежала.

***

Торп закончил разговор с Акселем, ошеломленно моргая. Холод пробежал по его телу.

Калли...

Она была заперта в своей комнате с этим сукиным сыном.

Несясь вниз по лестнице, он завернул за угол, одновременно вызывая охрану и хватая Ланса, который все ещё стоял на страже в прихожей.

– Какого черта? – спросил другой Дом.

Как только Аксель поднял трубку телефона, Торп прорычал:

– Комната Калли. Сейчас. Она в опасности.

Если же это окажется недоразумением или ошибкой, он побеспокоится о последствиях своего вторжения позже.

Ланс выругался.

– Что случилось?

У Торпа было ужасное предчувствие. Господи, ну почему он этого не предвидел?

– Шон Киркпатрик – лживый ублюдок. Всё, что он рассказал нам о себе, неправда. И он здесь, чтобы забрать Калли.

– Черт побери! – Ланс побежал быстрее.

Они оказались у ее двери одновременно с охранниками. Торп заколотил в дверь, чувствуя, как от приступа паники сердце громко застучало в ушах.

– Калли!

Нет ответа.

Нет, нет, нет... с ней ничего не могло случиться. Пожалуйста, пусть она спит или в душе, или даже её рот занят членом Киркпатрика. Он не мог смириться с ее уходом.

Чертовски потрясающее время, чтобы признаться, как сильно он ее любит.

Торп достал из кармана ключ. Его руки дрожали, когда он открывал замок. В отчаянии он повернул ручку. Он не мог двигаться достаточно быстро, добраться до нее достаточно быстро.

В тот же миг он увидел помятую постель, на которой спал обнаженный Киркпатрик. Белье Калли валялось на полу. Ее платье было брошено рядом. Ее сумочка и телефон лежали на комоде. Но окно было открыто… и женщины, которую он любил, нигде не было видно.