- Есть о чем доложить?

- Немного. Было какое-то движение около часа назад, на краю леса. С тех пор ничего, кроме странных криков. Похоже, у них что-то вроде вакханалии. Наверное, набивают свои кишки вином, чтобы набраться тунгрийской храбрости.

Смутное чувство предчувствия охватило Катона. Он попытался избавиться от него. Ни ему, ни его людям не пойдет на пользу, если они проведут ночь, вздрагивая от каждой тени.

- Как долго я спал?

- Четыре, может быть, пять часов, господин.

- Тогда пора тебя сменить. Пошли следующих дежурных сменить часовых.

- Да, господин.

Центурион спустился вниз и обошел заставу, разбудив нескольких спящих. Один за другим часовые освобождались и спускались с частокола, чтобы найти место для отдыха. Катон облокотился на перила и всмотрелся в темноту, напрягая слух, чтобы уловить любой звук, который мог бы вызвать тревогу. Он услышал хор криков, смех, а затем группа людей запела песню.

Он поднялся и медленно пошел вдоль вала, проверяя, что все часовые были заменены людьми из второго караула и что последние полностью проснулись. Пройдя по участку вала, ведущему к воротам, он выглянул наружу и уже собирался сделать следующий шаг, когда услышал слабый звук – легкое, почти животное урчание. Он замер и наклонил голову в сторону звука. Но больше ничего не было, и он подумал, не привиделось ли ему это. Это снова было то самое чувство предчувствия, которое он ощущал раньше, и которое не давало ему покоя. Он был склонен снова отмахнуться от него, но что-то было не так. Он повернулся к перилам частокола и наполовину спрятался за одним из защитных ограждений, затем снова прислушался. Звуки пения, доносившиеся с подножия склона в задней части аванпоста, становились все громче.

- Мне это не нравится, - прошептал он про себя. Он повернулся к ближайшему часовому. Принеси мне углей из костра для приготовления пищи и одну вязанку хвороста для разжигания.

- Да, господин.

- Поторопись.

Пока он ждал, он продолжал наблюдать за землей перед аванпостом, но не мог различить никакого движения. Когда часовой вернулся, Катон выхватил гладий и вонзил его в туго связанную связку хвороста, затем поднял ее и приказал другому человеку зажечь хворост. Потребовалось мгновение, чтобы искра распространилась по связке, но вскоре сухие ветки стали жадно пожирать маленькие язычки пламени, и дым заклубился. Когда все разгорелось, Катон вытянул рукоять меча назад и выбросил ее вперед, и сверток соскользнул с клинка и по вспыхнувшей дуге пролетел небольшое расстояние, а затем, рассыпавшись искрами, ударился о землю и покатился вниз по склону.

Ярко-желтое пламя осветило группу сгорбившихся мужчин в пятидесяти шагах от него, которые пристально смотрели на пылающий сверток, когда он пронесся мимо них и осветил еще одну группу разбойников на небольшом расстоянии.

Катон прижал руку ко рту и повернулся, чтобы крикнуть своим людям. - К оружию! К оружию!

*************