– Да что же это? Что я, совсем уже с ума сошла?.. – и Ларна зарыдала, по-детски тря кулаками глаза.

– Ну-ну, что ты, маленькая, – кинулась утешать ее целительница. – Это скоро пройдет, ты главное, не бойся…

А про себя она проклинала ублюдков, так искалечивших жизнь и душу юной девушки. Ей вскорости удалось успокоить Ларну и накормить ее завтраком. Девушка ела неохотно, все время прислушиваясь к себе и ожидая от своего тела новых сюрпризов. Еще через некоторое время пришла улыбающаяся Дарин вместе с двумя уже знакомыми Ларне стражницами. Женщины насели на нее с вопросами о самочувствии, и она чуть не расплакалась от радости. Радости оттого, что вдруг стала кому-то нужна, что кому-то интересно, как она себя чувствует. Но девушка все же сдержала себя, не желая огорчать этих хлопочущих вокруг нее заботливых женщин. В это время в дверь постучали, и в комнату вошли четверо рабов с большими, удобными носилками.

– Сейчас домой поедем, хорошая моя… – присела возле нее и положила ей руку на лоб Дарин.

Затем женщина ласково погладила Ларну по голове, и девушке перехватило дыхание, настолько образ этой женщины-офицера слился в ее сознании с образом матери. Она не выдержала, судорожно схватила и поцеловала ласкающую ее руку, а затем тихонько пробормотала:

– Спасибо… мама…

Дарин потрясенно замерла – никто и никогда не называл ее этим словом и, как она думала, никто уже и не назовет. Она вдруг осознала, отчего эта девочка вызывала в ее душе такую огромную, всепоглощающую нежность. Осознала, почему ей так хочется защитить малышку от всех опасностей мира. Ее истосковавшийся по материнству ум совершил подмену и перенес нерастраченные материнские чувства на эту несчастную, попавшую в беду дурочку… Теперь только она поняла, почему решила удочерить Ларну и прослезилась. Удочерять ведь офицерам не запрещалось, нельзя было лишь иметь собственных детей. Она улыбнулась девушке сквозь слезы, нежно поцеловала ее в лоб и тихо прошептала:

– Доченька…

Стражницы умиленно переглянулись – они были очень рады за своего командира. Все в отряде давно жалели Дарин, уж больно неприкаянной была ее жизнь. Все ведь видели, как она мучается от одиночества и под любым предлогом старается задержаться на службе, чтобы не возвращаться в свой пустой захламленный дом. У остальных-то стражниц было по две-три дочери у каждой, дома постоянно стоял гвалт и кавардак, и им некогда было задумываться о смысле жизни. И все они очень уважали своего командира и были бы рады, если бы Дарин нашла свое счастье. Да и девочка была просто прелесть – эти ее огромные глаза притягивали к себе, завораживали и вели за собой. Дара отозвала подругу в сторонку и на ухо сказала ей:

– Ривин, у командира-то дома сейчас и есть нечего, она же все свои деньги на лечение девочки выложила… Я сама сегодня видела, как она в канцелярию заходила, явно аванс просить. Дали, не дали – не знаю. Знаю, что помочь нужно.

– О чем тут даже разговаривать! – возмутилась Ривин. – Я всем девчонкам скажу. Ее малышке для выздоровления нужно хорошо кушать, я и сама сегодня торт испеку.

Стражницы заговорщицки перемигнулись и заулыбались. А посмотрев на кровать, они увидели, что Ларна опять ревмя ревет в объятиях приемной матери.

– Ма-а-а-м-а-а-а… Я с ума сошла…

Дарин беспомощно оглянулась на целительницу, и старушка тихонько рассказала ей о неожиданном мазохизме девочки.

– Подонки… – прошептала женщина, поглаживая всхлипывающую Ларну, ей очень не понравилось это известие. – И что же делать?

– А что тут поделаешь?.. – очень тихо, чтобы не расслышала девушка, ответила целительница. – Главное тут – в степени мазохизма. Если ей будет хотеться иногда немного боли, то она попросту сможет попросить кого-то из подруг немного похлестать ее по разным местам. Ничего страшного. А вот если дело зайдет далеко…

– То что? – бледнея, спросила Дарин.

Голос целительницы стал еще тише:

– Она сама может побежать к палачу и наговорить на себя, что лизала кому-то…

– О, Господи… – чуть не задохнулась женщина.

– А я помочь в таком деле ничем не могу… – вздохнула целительница. – Правда, сегодня я схожу к ведьме, которая исцелила девочку, и посоветуюсь с ней. Может она что-то знает по данному вопросу или хотя бы посоветует специалиста…

– Я буду очень вам благодарна… – судорожно сжала руки перед грудью Дарин. – Только прошу вас, сообщите мне о результатах…

– Конечно.

Офицер смахнула непрошеные слезы, подняла легкое тельце девушки на руки, поцеловала в нос и осторожно уложила на носилки. Она не видела холодного и жестокого взгляда Ларны, устремленного в никуда – казалось кто-то довольно жуткий выглянул в этот мир. Самой же девушке показалось, что она на минуту потеряла сознание, но она не стала говорить об этом, не желая огорчать никого из тех, кто спас ей жизнь. Уже лежа на носилках, Ларна от всей души поблагодарила целительницу и Дарин махнула рукой носильщикам. Они развернулись и вынесли носилки из комнаты.

Улицы были залиты светом обоих солнц, слезы Ларны мгновенно высохли и она начала с интересом рассматривать окружающее. Город был просто огромен, куда больше ее родного Тукама, и совсем не походил на него. Он, казалось, плыл в воздухе, пронизанный сотнями мостов и воздушных переходов между высокими домами. Все здания были выстроены из голубоватого хирмолта, камня, добывающегося на южной оконечности острова Дурам. Из-за этого Дуарамба выглядела какой-то призрачной, не от мира сего. Дома вокруг были столь разнообразны и порой причудливы, что у непривычного человека разбегались глаза. Как потом узнала девушка, этот островной город называли пародией на Колгарен, и потом она сама увидела, что это на самом деле так. Улицы были очень широки и невероятно чисты – Ларне странно было видеть это, она привыкла к мусору на улицах Тукама и удивлялась, пытаясь понять, как в таком большом городе может быть столь чисто. Дуарамба строилась по единому плану – что было и неудивительно, так как город был основан во времена великого расселения, устроенного магами пару тысяч лет назад и с тех пор многократно перестраивался. Но все перестройки не задевали основной структуры – улицы были расположены вокруг центральной площади расширяющимися концентрическими кругами. И если Дуарамба достраивалась, то жители просто возводили очередную круговую улицу, разрушая и заново строя крепостные стены. Лишь припортовый квартал чужеземцев выделялся из общей картины, представляя из себя сумятицу домов и складов, уродливым пятном отходящую от почти идеально круглого города.