Глава 25

Ло

— Сладкая, милая, дорогая, — были первые слова, сказанные мне Шотером таинственным-парнем-без-фамилии, пока он стоял у открывающихся ворот, — ты уверена, что хочешь быть с этим парнем? Ты можешь получить намного лучше.

Этим я была очарована. Лесть в его руках завораживала, а я ни черта о нем не знала. Мне было жаль всех одиноких женщин. У них не было ни единого шанса.

И не только потому, что он был хорош собой, но так оно и было. Высокий и худощавый крепыш в черных джинсах, обтягивающих бедра, просто застенчивый хипстер, белая футболка с v-образным вырезом, потрепанная черная кожаная куртка и черные криперы (туфли на небольшой платформе). Да... криперы. Хотя на улице было прохладно, и он был почти полностью одет, я видела чернила на его руках, ползущие по груди и заканчивающиеся татуировкой орла с широко распростертыми крыльями поперек горла. Лицо у него было худощавое, глаза пронзительные, темно-зеленые, волосы колеблются между светлыми и каштановыми, коротко подстриженными по бокам и зачесанными назад по центру. В его ушах были тоннели. Он проколол бровь.

Горяч.

Он был безумно, неоправданно горяч в своем странном современном стиле панка. Но дело было не в горячности. Все дело было в том, как он себя вел — спокойный, непринужденный, уверенный в себе, не казавшийся слишком дерзким, и под всем этим была мягкость, которая заставляла тебя хотеть, чтобы он обнял тебя и прошептал тебе на ухо сладкие-сладкие слова, полностью осознавая, что это все, кем ты когда-либо будешь для него — сладким «ничем».

— Я думаю, что Кэш единственный, у кого есть преимущество в этой ситуации, — честно призналась я. Я была в полном хаосе и пришла с таким большим багажом, а он был просто таким... хорошим. Такой милый. С такой отдачей.

— Мы едва знакомы, но я знаю, что это неправда, — сказал он, двигаясь ко мне, шокировав меня, когда он протянул руку и схватил мой мизинец своим и потянул меня за собой. Я посмотрела на Кэша, который широко и весело улыбался. Заметив мое замешательство, он пожал плечами. Его нисколько не беспокоило, что его друг вроде как держится за мою руку. Он был не из тех, кто ревнует. Мне это понравилось. Мне это очень понравилось. Потому что это означало, что он доверял мне, даже со своим чертовски обаятельным, привлекательным другом, он доверял мне... и не было ничего более важного, чем это. — Итак, я слышал, что ты попала в какую-то неприятность, — сказал он, безупречно обходя вокруг упоминания того, что он знал, что я попала в переделку, спасая мое самолюбие. Боже, он был таким деликатным.

— Это будет преуменьшением.

От моего внимания не ускользнуло, что он провожает меня в мой собственный лагерь, как будто это место принадлежит ему, а не мне. Вот насколько он был спокоен сам по себе и с окружающими. Он даже сделал так, что прогулка по одному из моих многочисленных тупиковых коридоров не удивила его, он склонил голову к моему уху и притворился, что шепчет (хотя он говорил своим обычным голосом, так что он был уверен, что Кэш слышит), — Я вижу, что ты привела меня в уединенное место, — поддразнил он, и я почувствовала, что от улыбки у меня болят синяки на щеках. — Но я хороший христианский мальчик, — сказал он с естественным южным акцентом, что удивило меня, — я не поддамся на твои коварные женские уловки.

Я почувствовала, что мое хихиканье нарастает, неконтролируемо. Я оглянулась и увидела, что Кэш закатил глаза, но его губы приподнялись. — Ладно, ладно, — сказал он, наконец-то вмешавшись в разговор впервые с тех пор, как появился его друг. — Мы поняли. Ты умник, а теперь убери свое лицо от шеи моей женщины.

— Клянусь Богом, — сказал Шотер, театрально приложив руку к сердцу, — я ничего не могу с собой поделать. Посмотри на нее.

— Я так и сделал. Со всех сторон, — сказал Кэш, его улыбка осталась на месте, но в его словах было что-то стальное. Я обнаружила, что мне это нравится. Он доверял мне, он позволял мне держаться за руки с его друзьями. Но он также чувствовал себя собственником и без проблем прояснил этот момент.

— Понял, — Шотер пожал плечами, кивнув на Кэша и подмигнув мне. Затем он отпустил мой мизинец, без шуток, он щелкнул меня по носу, как люди делают с детьми, но каким-то образом это получилось одновременно мило и сексуально. — А теперь положись на меня, милая.

И я не вздрогнула и не уклонилась от правды, как сделала бы неделю назад, отчаянно пытаясь сохранить лицо, чтобы никто не увидел моих страданий. Я просто... доверилась ему так же, как я доверилась Кэшу за те дни, что провела на больничной койке.

Сказав это, Шотер с шипением выдохнул, на секунду опустив взгляд на свои ноги, так что я не могла видеть, что творилось у него на лице, что он думал или чувствовал. Потом его глаза снова встретились с моими, и я увидела в них какую-то яростную решимость. — Нет ничего хуже, черт возьми, чем мужчина, который поднимает руку на женщину. Еще хуже, когда ублюдку это сходит с рук. Итак, ты даешь мне имя и фотографию, — сказал он мне, затем повернулся к Кэшу, — и ты даешь мне оружие, с которым я могу работать. — Кэш кивнул, и Шотер снова посмотрел на меня своим напряженным взглядом, — и через двадцать четыре гребаных часа он уже не сможет дышать спокойно. Прежде всего потому, что этот хрен вообще не будет дышать.

Именно тогда я увидела профессионала внутри этого мужчины. Я увидела его таким, каким он был. Я поняла, как он заслужил свое имя (Шотер пер. с анг. — стрелок). Стрелок. Вот кем он был. Вот что он делал. Легко было забыть об этом, когда он улыбался, прикасался к тебе и был так мило-сексуальным, что даже монахиня краснела. Легко было забыть, кем он был: убийцей. Очень хорошим, очень опытным убийцей.

Это была не та оболочка, в которой он жил. Это было не то, что он носил в рукаве, но это было частью его жизни.

— Если только ты не хочешь, чтобы он был подстрелен, и при этом дышал. Я тоже могу это сделать. Я не люблю этого делать, но в данном случае... Я могу сделать исключение.

— Я хочу, чтобы ты прикончил его, — сказала я, просто пожав плечами. Я уже решила это. Я хотела, чтобы все закончилось, чтобы я могла наконец двигаться дальше.

— Это не приведет ни ко мне, ни к Кэшу, ни к тебе, — заверил он меня и добавил: — Я не коллекционирую трупы.

То есть он собирался застрелить его и бросить. Он не занимался рутинной работой. — Это меня устраивает.

— О'кей, — сказал он, и профессиональный образ тут же исчез, когда он хлопнул в ладоши, а затем потер руки, дьявольская улыбка играла на его губах. — Так где же прячутся остальные роковые красотки? — спросил он, беря меня под руку и выводя из тупика.

— Не делай этого, красавица, — предупредил Кэш, отставая от нас. — Если только вы не запаслись салфетками, мороженым и всем тем дерьмом, которое вам, леди, понадобятся, когда парень поимеет и уйдет.

Шотер повернул голову через плечо, ухмылка все еще оставалась нетронутой. — Да ладно тебе, Кэш. Ты же знаешь меня лучше. Я всегда оставляю дам с улыбкой.

Почему-то я в этом нисколько не сомневалась.

Кэш фыркнул и покачал головой, когда мы снова остановились во дворе. — Не могу дождаться, чтобы увидеть, как ты ухмыляешься, когда какая-нибудь цыпочка возьмет тебя за яйца, чувак.

Я почувствовала, как мои губы изогнулись в улыбке. Внезапно мне тоже захотелось это увидеть. Шотер отпустил мою руку и шагнул в ворота, повернувшись к нам с широкой улыбкой. — Этого никогда не случится, — сказал он, снова щелкнул меня по носу и пошел дальше.

— Что тут смешного? — Спросила я, наблюдая, как Кэш посмеивается над уезжающим другом.

— Детка, я всегда говорил то же самое, — сказал он, улыбаясь мне сверху вниз.

— Ты хочешь сказать, что я держу тебя за яйца? — Спросила я, широко улыбаясь.

— Детка... — сказал он, как будто этого ответа было достаточно.

— Ну, — потребовала я, выжидательно подняв брови. Я хотела услышать, как он это скажет.

Он выдохнул через нос и покачал головой, глядя в небо. — Черт бы меня побрал, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, прежде чем его глаза остановились на моих. — Яйца, член, сердце, мозг, детка, ты получила все.

Сердце.

Он сказал сердце.

Я вроде как пробралась в него. И была там, внутри.

Он сказал, что я держу его сердце.

При этом я почувствовала, что мое собственное одиночество само по себе лихорадочно заканчивается.

Это не было «теми словами», но так оно и было.

Я открыла рот, чтобы ответить, сказать ему, что я чувствую то же самое, что он был единственным человеком, рядом с которым я чувствовала себя в безопасности, единственным человеком, о котором я могла позволить себе заботиться, самым удивительным, замечательным человеком, которого я когда-либо встречала.

Но тут распахнулась входная дверь, и из нее выбежал Малкольм, прижимая телефон к уху. Услышав молчаливый вопрос в моих глазах, он сказал: — Это Джейни. — При этих словах мое сердце, и без того бешено колотившееся, едва не сорвалось с места. Джейни. Джейни звонила в Хейлшторм. Может быть, она вернется. Может быть... — Ей нужно поговорить с Кэшем.

Ох.

Я постаралась скрыть разочарование в глазах. На этот раз я потерпела фиаско, судя по легкому пожатию плеч Кэша, когда он брал трубку.

— Эй, малыш, что случилось? — спросил он, мило улыбаясь, и мне это понравилось. Мне нравилось, что он ладил с Джейни, что он ладил с Малкольмом, Майком и всеми остальными в моей жизни. Но тут он резко вскинул голову и впился в меня взглядом. — Успокойся. — Окей. Не было ничего странного в том, что Джейни была, ну, не спокойна. Она была эмоционально неустойчива. За две с половиной секунды она переходила от спокойного и сосредоточенного состояния к неуправляемому. Затем она переходила от истерики к смеху в два счета. Так что для нее не было ничего необычного в том, что она была взвинчена. Необычным было то, что Кэш из спокойного и счастливого превратился в угрюмого и встревоженного.