Глава 9

Амара

17 лет

  Может, у него была девушка?

  Амара не знала, почему это вывело ее из задумчивости, но это вывело. Наблюдая, как он ведет красивую девушку в танце, Амара осознала, что каким-то образом попала в безопасное место, проведенное с ней.

  За последний год Данте стал чем-то вроде солнца. Она ждала каждый день, чтобы почувствовать его тепло, хотя бы на несколько минут, прежде чем вернутся облака. Но пока у нее было солнце, облака были терпимы.

  Она больше не знала, что чувствует к нему, все внутри нее было запутано так, когда он вплелся в ее жизнь. Но она знала, что он стал для нее важным, очень важным. И смотреть, как он близко танцует с красивой девушкой? Было немного больно.

  Ладно, было действительно больно.

  Но это имело смысл. Он был старше и более зрелым и нуждался в ком-то, кто мог бы его удовлетворить. И это была не травмированная семнадцатилетняя девушка, проходившая терапию, которая не говорил ему ни слова. Хотя она начала разговаривать с несколькими людьми, она не разговаривала с ним. Не то чтобы она не хотела. Она хотела. Но Боже, она ненавидела свой новый голос. И она очень, очень не хотела, чтобы он это возненавидел.

  Глубоко вздохнув, Амара прошла по краю танцпола особняка, направляясь к кухне, где находилась ее мама. В большом доме проходила вечеринка по случаю 50-летия мистера Марони, и хотя Амара не должна была присутствовать, она нуждалась в чем-то необычным в ее рутине.

  Воспоминания начали душить ее до такой степени, что она действительно с нетерпением ждала сеансов терапии в городе. Да, она ходила на терапию, ходила уже год. И училась на дому с теми же учителями, которые приходили учить Тристана, помогая ей с ее образованием.

  Но, честно говоря, ей было все равно.

  Она не узнавала себя.

  То, о чем она когда-то заботилась, казалось ей бессмысленным. Она знала, что люди вокруг нее заботятся о ней, и через несколько недель она поняла, что не может причинить им боль, как причинили боль ей. Так что, она улыбалась и слушала, как они говорят, и жила, делая вид, что что-то очень, очень неправильное, очень уродливое не укоренилось в ней.

  Она не знала, как это вытолкнуть. Ей не хотелось разговаривать с людьми, ей не нравился звук собственного голоса, не нравился вид кожи. Она чувствовала шрамы под ногами каждый раз, когда надевала обувь, чувствовала легкую боль в спине каждый раз, когда ткань скользила по ее телу, чтобы скрыть это. Хуже того, она увидела уродливую крапчатую кожу на запястьях, вертикальные линии по бокам живота и хирургический разрез на шее.

  Ее пытки были очерчены на ее коже и запятнаны в ее сознании. И она ненавидела то, кем была в тот момент — потерянной, плывущей по течению, невежественной.

  Балетки, которые она надела, пробираясь сквозь толпу людей, напомнили ей, что она, вероятно, никогда не сможет носить каблуки. После инцидента у нее немного нарушилось чувство равновесия. Для этого не было никакой физической причины, как любезно напомнила ей врач. Это было психологически. Многое с ней было связано психологически.

  Боже, несколько дней она ненавидела свой мозг за то, что он не защитил ее, не затемнил всю память и не оставил ее с чистым листом. Так было бы лучше. Иногда гнев на себя заставлял ее хотеть сделать что-нибудь решительное. Иногда нож на кухонном столе выглядел дружелюбно. Иногда все, чего она хотела, — это отпустить, но каждый раз ее останавливало только знание того, как сильно пострадают окружающие. Она принимала горячий душ, чтобы очистить тело, но грязь оставалась, как бы сильно она ни терла себя.

  — Мам, — позвала она свою маму.

  Ее новый голос был чуть громче, чем высокий шепот, и она почувствовала, как на нее обращаются взгляды персонала. Она проигнорировала их неловкие взгляды. Да, это новое явление, пристальные взгляды, шепот, сплетни. Она стала изгоем. Хнык-блядь-хнык.

  Ее мать подняла глаза от того места, где разговаривала с двумя официантами, с улыбкой на лице.

  Амара поклялась, что ее мама в этот момент была супергероиней. Она спасала ее каждый божий день, даже не зная этого. Просто подарив ей ту же улыбку, которую она дарила ей раньше, любя ее так же, как она любила ее раньше. Когда все вокруг нее изменилось, мама осталась такой же на протяжении всего этого.

  — Я иду домой, — сказала она маме, чувствуя напряжение в горле, когда произносила слова.

  Врач сказала ей, что со временем ей станет лучше, поскольку ее связки полностью заживают, но теперь это ее голос.

  По крайней мере, ей никогда больше не придется слушать свои собственные крики.

  — Я провожу тебя, — женский голос рядом с ней заставил ее взглянуть на новое событие в ее жизни.

  Её сводная сестра Нерея.

  Однажды она неожиданно появилась, с отношением ко всем, кроме Амары, и Амара действительно не знала, как с этим справиться. У нее и так слишком много дерьма в жизни, если не считать старшую сводную сестру, о которой она никогда не знала.

  И ей хотелось побыть одной.

  Слегка улыбнувшись Нерее, она покачала головой.

  — Все в порядке, наслаждайся вечеринкой.

  Боже, ее голос.

 — Ты уверена? — с беспокойством спросила Нерея. — Я хотела бы некоторое время провести с тобой.

 — Я тоже, — заверила ее Амара. — Но в другой раз?

 Нерея кивнула.

 Передав персоналу свои обязанности по сопровождению вечеринки и ее сводную сестру, стоявшую там, Амара вышла через черный ход и вышла на лужайку. Обернувшись шарфом, хотя не было холодно, она посмотрела на чистое небо, наблюдая за мерцающими звездами, и направилась к озеру.

 Несколько человек вышли на улицу, шум вечеринки был громким на ветру, когда Амара, не поднимая головы, спускалась с холма.

 Это было еще одним событием за год. Несмотря на то, что у нее все еще имелась социальная грация, ей больше не нравилось находиться среди множества людей. Они всегда пялились, и не потому, что она выросла и стала красивой. Она не чувствовала себя красивой. Она чувствовала себя уродливой и гнилой внутри. Там, где они видели высокую девушку семнадцати лет с черными волосами, обрамляющими красивое лицо и темно-зеленые глаза, она увидела девушку, которая не знала, кто она.

 Кем она была?

 Остановившись у озера, она посмотрела на небо, надеясь получить ответ, который, как она знала, не приходит.

 Кто-то подошел к ней и встал.

 Амара повернула лицо, слегка удивившись, увидев стоящего рядом Тристана, тоже смотрящего на звезды. Это было еще одним новым событием. По какой-то причине после инцидента он просто стал больше присутствовать в ее жизни. Он никогда с ней не разговаривал, мало, но он всегда находился на периферии, задерживаясь, давая ей понять, что он рядом.

 И он никогда не смотрел на нее.

 Амара посмотрела на него, недоумевая, как он это делал. Она слышала о его криках от персонала на протяжении многих лет. Она знала, что у него были собственные шрамы, и задавалась вопросом, как он так живет со всеми воспоминаниями в его голове.

 — Как ты это делаешь? — она задала ему вопрос, ненавидя то, что ее звук даже не звучал должным образом. — Как ты забываешь обо всем?

 Некоторое время он молчал, глядя на звезды.

 — Ты не забываешь.

 Амара сглотнула, снова глядя на небо.

 — Тебе нужно найти что-то или кого-то, ради чего можно жить, — тихо сказал он рядом с ней, его тон был таким же нежным, каким он всегда говорил с ней. — Что-то или кто-то, кто заставляет тебя идти сквозь все дерьмо, которое мир бросает в тебя.

 Амара на мгновение замерла, обдумывая его слова.

 — У тебя есть кто-то, ради кого ты живешь?

 — Да.

 С этими словами Тристан повернулся и оставил ее, обдумывая его совет. Он был прав. Вот чего ей не хватало — чего-то, ради чего можно жить, чего-то, что принадлежало только ей.

 Вдыхая свежий воздух ночи, она избавилась от угрюмых мыслей и направилась обратно в помещения для персонала, которое было почти пустым, поскольку все находились на вечеринке.

 Темный дом Данте заставил ее остановиться.

 Несмотря на то, что он стал постоянным элементом ее жизни, она никогда не была в его доме. Ближе всего к этому было много лет назад, когда она принесла ему печенье рано утром, и он открыл дверь во всей своей красоте без рубашки. Боже, тогда она была для него дурой.

 Она по-прежнему была для него дурой, просто еще более травмированной дурой.

 С любопытством Амара огляделась и увидела, что вокруг никого нет, и поднялась по ступенькам к его двери. Ее рука схватилась за ручку, и впервые за долгое время она почувствовала, как дрожь пробежала по ее спине. В последний раз проверив, не заметил ли ее кто-нибудь, она повернула ручку и прокралась в темный дом, тихо закрыв за собой дверь.

 Ей, вероятно, не следовало вторгаться в его частную жизнь, как она это сделала сейчас, но ее любопытство пересилило здравый смысл. В кухне был включен только один свет, и Амара огляделась, увидев пространство целиком.

 Кухня была размером с ее гостиную, с деревянными панелями и гранитными столешницами, островок из какого-то камня с четырьмя стульями с одной стороны. Еще был небольшой обеденный стол рядом с черным ходом. Место хоть и чистое, но выглядело уютным, жилым.

 С любопытством она вошла в дом, ориентируясь на одинокий свет, и остановилась у лестницы. Сделав краткую паузу, сказав себе, что все на вечеринке, Амара тихо поднялась, по пути исследуя взглядом. На поверхности было две комнаты с закрытыми дверями, и, зная, что одна из них была его спальней, Амара оставалась в стороне, не желая до такой степени вторгаться в его личное пространство.

 Небольшая лестница сбоку поднималась к открытому пространству, которое она не могла видеть.

 Она взобралась наверх, позволяя глазам привыкнуть к темноте, чем выше она поднималась.

 Там пахло иначе, влажной землей и воском. Но не самом деле это было довольно приятно.

 Проведя руками по стене, она подошла к выключателю, включила свет и повернулась лицом к комнате.