Глава 7

Борьба Двое охранников стояли у огромных двойных дверей дома, пассивно наблюдая за ее приближением.

Морана держала спину прямо и подбородок, ее ноги, к счастью, не раскачивались на каблуках, а сильная головная боль была единственным напоминанием о ее наркотическом состоянии. Лунный свет и наземные огни смешались в эротической комбинации белого и золота, отчего путь перед ее ногами казался почти неземным. Если бы она была незнакомцем, идущим по тому же пути в данный момент, она бы подумала о волшебных огнях и сказках, о долгих прогулках под чистой луной, о тепле против холода на ветру.

Но она не была чужой. Она знала, что эти камни, которые казались бесплотными, были не чем иным, как иллюзией, созданной, чтобы скрыть кровь и запекшуюся кровь, под которыми скрывается, не что иное, как мираж, созданный, чтобы очаровать и произвести впечатление на посторонних и напомнить инсайдерам о том, как глубоко можно было бы похоронить вещи, если бы они были. Тайны были камнями, которые вымотали эти дороги. Угрозы правдой, лежащей в этой земле, болезненными рассказами о заблудших людях, которых больше никогда не увидеть, кружащимися на ветру.

Морана прошла по этой тропе к месту, где она спала, месту, где она спала десятилетиями. Она была привязана к своему аппендиксу больше, чем к этому дому.

Один из охранников поднял руку и щелкнул наушником в ухе, удерживая другого, чтобы остановить ее.

— Босс? — он говорил ровным тоном, слушая любую команду, которую ему давали, прежде чем он повернулся к ней. — Твой отец ждет тебя в кабинете.

Ой, как здорово.

Закатив глаза, Морана обошла массивного мужчину и вошла в дом, громко стуча каблуками по мраморному полу. Свет в доме был тусклым, так как уже было далеко за полночь, свет в коридоре, ведущем в крыло ее отца, становился все тусклее и тусклее в бесконечном пространстве, произведения искусства украшали обе стены, когда она продолжала идти вперед, в отцовское крыло. Ее дыхание оставалось ровным, ни капли пота нигде не выступило, ни узелка не перекрутилась в животе. Головная боль пульсировала под висками, но в остальном ее можно было снять.

После той ночи, которую она провела, она сомневалась, что может быть что-то, что может сделать ее отец, что заставит ее снова сказать «какого черта».

Наконец, добравшись до двери, в ее организме не было ни капли страха. Она постучала.

— Войдите, — немедленно ответил баритон ее отца.

Распахнув дверь, Морана вошла в просторный кабинет, не обращая внимания на колонны от пола до потолка, которые у него были для книг, или на красивые французские окна справа, выходящие на лужайки, или на пистолет, который открыто лежал на его организованном столе. Нет. Она вошла и пристально посмотрела на него, его собственные темные глаза внимательно наблюдали за ней, она подошла к стулу напротив его и села.

Тишина. Морана хранила молчание, будучи знатоком интеллектуальных игр, в которые он играл, даже со своей собственной дочерью, и, будучи гением, она выучила их очень, очень рано. За закрытыми окнами свистел ветер. Огромный аквариум на левой стене пузырился. Большие часы возле книжной полки тикали, одна зловещая секунда за другой.

Тик. Ток. Тик. Ток.

Тишина. Он наблюдал за ней. Она наблюдала за ним.

Он откинулся на спинку стула. Лицо у нее оставалось пустым, пульс был ровным.

И, наконец, он глубоко вздохнул.

— Ты была сегодня в Цианиде.

Морана только приподняла брови.

Он изучал ее еще секунду, прежде чем заговорить, его голос был старым и грубым от слишком частого общения со своими людьми. Только с его людьми. Она могла сосчитать слова, которые он сказал ей за эти годы, по ее рукам.

— Что ты делала в Цианиде?

Морана притворилась тупой.

— Почему ты хочешь знать?

Он наклонился вперед, его челюсти сжались, подчеркивая французскую бороду.

— Это клуб Наряда.

Морана почувствовала, как ее захлестнула волна веселья.

— И? — Ты знаешь, что мы не входим на их собственность напрямую. Они не входят в нашу, — его стальной голос не допускал никаких аргументов. — И ты бы не добралась до дома, если бы тебя не пригласили.

Морана молчала, просто нейтрально глядя на него в ответ.

— Я хочу имя, — потребовал он.

Морана сохраняла непонимание. Он громко выругался, ударив кулаком по столу, его темные глаза вспыхнули от ярости.

— У тебя есть имя, репутация моей дочери. И ты моя дочь, и не можешь опозорить это имя и фамилию. А это Наряд. Я хочу знать, с кем ты позоришь моё имя и фамилию.

Челюсти Мораны сжались, а руки в кулаки, когда ярость наполнила ее тело. Ее руки дрожали, когда она сжала их вместе, не двигая туловища и пристального взгляда. Акула. Ее отец был акулой, и она не могла истекать кровью. Ни капли. Но научившись не кровоточить, она также научилась брать кровь.

Не двигаясь, не снимая маски, она заговорила с легкой усмешкой.

— Твои люди не могли подойти ближе, чем на миль, не так ли?

Она увидела, как морщинки вокруг его глаз сжались, когда его губы сжались.

— Ты должна оставаться невинной до свадьбы. Вот как это работает, я всегда говорил тебе об этом. Если ты намеренно решила не слушаться меня...

Морана засмеялась.

— И что ты сделаешь ?

— Я выбираю человека, за которого ты выйдешь замуж, Морана, — сказал он ей ледяным голосом. — Помни это.

Морана стиснула зубы и прикусила язык. Она ударилась об эту каменную стену и так много раз поранилась, что потеряла счет. Она ненавидела этот мир. Ненавидела то, как каждый мужчина считал себя самозванцем. Ненавидела то, что каждая женщина должна либо подчиняться своей воле, либо страдать всю жизнь. Она презирала этот мир. И все же это единственное подобие дома, которое она когда-либо знала. Иногда она задавалась вопросом, почему не сбежала. У нее были деньги, у нее были навыки, у нее было все. И она осталась по какой-то причине, которую больше не могла найти. И теперь, когда код развевается, ей пришлось остаться.

— Это все, о чем ты хотел со мной поговорить? — натянуто спросила она, стараясь сохранять голос как можно спокойнее.

— Этот разговор не окончен.

— Да, хорошо.

— Я хочу имя.

— Я не скажу ни слово.

Они смотрели друг на друга, ее голова тупо колотилась, усталость просачивалась в кости, но она даже не дергалась. Морана встала и повернулась, чтобы уйти.

— С этого момента за тобой будут следить больше охраны, — остановил ее голос отца. — Я приказал им задержать тебя, если ты соскользнешь с поводка.

Ее тело почти задрожало от ярости, прежде чем она зафиксировала его на месте. Поводок? Она не была гребаной собакой. Она была чертовски уверена, что она не его дочь.

Когда дело дойдёт до твоей смерти, ты будешь принадлежать мне. Когда к ней пришли слова, сказанные несколько минут назад, колеса в ее голове начали вращаться. Она глубоко вздохнула.

— Отправляй своих людей за мной на свой страх и риск, отец, — холодно сообщила она ему. — Я пушу пулю в любого из них, кто тронет меня пальцем.

Прежде чем заговорить, ее отец помолчал.

— Они будут стрелять в ответ.

Она вспомнила голубые глаза человека, заявившего о своем праве убить ее. Никто другой ее не убьёт. Она знала, что он был серьезен.

Она пожала плечами.

— Тогда они умрут.

Прежде чем ее отец смог произнести еще одно слово, Морана вышла из кабинета в свое крыло, ускорив шаги, как только вышла. Она поспешила в свою комнату и, войдя внутрь, заперла дверь. Раздевшись и освежившись, она вынула флешку из класса и положила его в прикроватный ящик. Затем, уставшая и оцепеневшая, она легла на свои мягкие коричневые простыни, устроилась на подушках и вздохнула, глядя в окно.

Не впервые в жизни ее поразило, насколько по-настоящему она одинока.

Ее отец хотел марионетку, которую он мог бы контролировать и выставлять напоказ по своим прихотям. Она знала, что он серьезно относился к браку. И знала, что никогда не выйдет замуж за подробного человека. Иногда она задавалась вопросом, что было бы лучше, иметь его любовь до того, как он остыл, оставив ее с некоторыми детскими воспоминаниями, или эту отчужденность, которая всегда существовала между ними.

Она вспомнила, как к ней снова и снова относились пренебрежительно, когда она была маленькой, вспомнила, как рано пообещала себе никогда больше не позволять никому пренебрегать ею, как быстро ожесточилась. Ее воспитывала вереница нянек, женщин, которые никогда не оставались достаточно долго, чтобы она могла установить с ними связь, и к тому времени, когда она достигла подросткового возраста, она знала, что не будет связана ни с кем, не в этой тюрьме, не в этом мире. Так что, она проявила интерес к компьютерам и вложила в них свое сердце. Колледж был битвой, которую она выиграла, только сказав отцу, насколько выгодно иметь такой ресурс, как она, на его стороне. В конце концов он согласился, и каждый божий день на ее хвосте стояла охрана, ограничивающая ее контакты с людьми. А потом она встретила Джексона.

Ублюдка Джексона, который привел ее к мудак Тристану Кейну.

Морана громко выдохнула, моргая. Она его не понимала. Честно говоря, она даже не хотела, но, поскольку он продолжал появляться и поскольку ей все равно приходилось иметь с ним дело, она предпочла бы знать, с чем или с кем имеет дело, чем оставаться в темноте.

А с Тристаном Кейном она всегда, всегда была в темноте. В одну секунду мужчина произнес абсолютную чушь, заявив о своем праве убить ее, будто она была ценной жертвой в бегах, а его ненависть к ней была искренней. Но он слишком много раз угрожал ей, чтобы она могла в это поверить. И даже если он намеревался убить ее, ей было все равно, потому что она спала под одной крышей с человеком, который мог убить ее в любой момент, не вздрогнув.

Нет. Ее беспокоило не его заявление о смерти, а угроза. Многое. Это были его действия. Он оттолкнул ее, будто она его опалила в одну секунду, а в следующую спас ей жизнь. На одну секунду он порезал себя из-за неё, а на следующую появился на ее встрече.