Глава 2

Турмалин

Это была его комната, в которую Вэл постоянно возвращалась. Комната с розами, с мебелью, вырезанной из блестящего вишневого дуба. Комната, где он методично уничтожал ее невинность. Комната, где она отняла у него жизнь.

Она все еще чувствовала призрачный ожог того последнего поцелуя на своих губах, как дым, поднимающийся от пепла того, что осталось от ее сгоревшего сердца. Вэл не ожидала, что он окажет сопротивление, когда она вонзит это сверкающее лезвие в его кожу, или что будет так много крови. Иногда она все еще чувствовала запах крови. Воспоминание жило в глубине ее горла, как паразит, которого она не могла уничтожить.

Она помнила, что в комнате было тепло, а его вкус напоминал горький миндаль. Иногда она все еще могла вызвать в воображении запах сандалового дерева и роз, прежде чем они были испорчены кровью. Вэл вздрогнула, отворачивая лицо от окна и этого косого света, который казался странно знаком в этих углах.

Она не могла сказать, что в конце концов подтолкнуло ее убить Гэвина, хотя ничто другое раньше не могло. Он был неотъемлемой частью ее жизни, лентой, которая, будучи скрученной, позволила ей скатиться по спирали к собственной гибели. Он забрал у нее все и превратил в версию самого себя, которую она не узнавала и не любила, когда он пытался превратить ее в свою собственную маленькую игрушку.

Хуже того, он с самого начала ясно дал понять о своих намерениях. С тех пор как она случайно наткнулась на дневник и альбом для рисования в выдвижном ящике и поняла, насколько сильна на самом деле глубина его порочности, Вэл знала, что его мало интересовало ее сердце, кроме того, что он обладал им так, как хотел обладать ее телом.

И, как маленькая идиотка, которой она была, она все равно влюбилась в него. Унижение и горькая ненависть к себе снова нахлынули при этом воспоминании, заставив ее лицо вспыхнуть. Он прикоснулся к ней достаточно нежно, чтобы разбить сердце, и, хотя она ненавидела Гэвина, проснувшись в безопасности и тепле в его объятиях после того, как Вэнс пытался убить ее, она надеялась, что, возможно, какая-то маленькая часть его действительно любила ее, если он рискнул своей жизнью, чтобы спасти ее собственную.

Но нет, он увидел это уязвимое желание на ее лице и посмеялся над ней.

(Ты влюбилась в меня — не так ли?)

Это насмешка сломила ее, и, возможно, именно она подтолкнула Вэл его убить. Той ночью он смог так жестоко разоблачить ее и не только обнажить ту часть ее самой, которую она ненавидела и презирала, но и начал глумиться и высмеивать ее. Именно тогда у нее внутри что-то увяло и умерло.

Однако Гэвин умер только один раз, оставив ее умирать еще тысячи раз, когда она падала на заточенные лезвия своего собственного предательского замысла. «Вот как я убью тебя», — сказал он ей. Захват — владение. Только он не понимал, насколько пророческими были его слова, или насколько сковывающими могли быть ее воспоминания, поймав ее в ловушку, как муху в янтаре.

(Ты чувствуешь узы, которые нас связывают? Ты чувствуешь, как они сжимаются? Потому что я чувствую, и они такие тугие, что едва могу дышать)

Вэл быстро подняла глаза, и шелушащиеся белые стены ее комнаты, казалось, содрогнулись. Она несколько раз моргнула, ее дыхание вырывалось короткими рывками. Ее чемодан был собран, сумочка лежала на полу рядом с ним. Вэл подняла ее и как робот перекинула через руку.

Дорожный матрас она складывала, пока он не оказался готов к поднятию за ремни.

«Я и так пробыла здесь слишком долго».

Ключ лежал у нее в руке. Она собиралась оставить его на столе в гостиной перед уходом, рядом с уотерфордской хрустальной чашей, которую Дейзи использовала как свою личную пепельницу, к большому неудовольствию Вэл.

«Мне следовало уйти до того, как мои привычки превратились в воспоминания».

По крайней мере, Дейзи не будет скучать по ней. Помимо того, что они жили вместе в одной квартире, они не общались и почти не разговаривали. В конце концов, она была соседкой по комнате с палкой в заднице: той, с кем «было совсем не весело». Если повезет, Дейзи найдет другую тусовщицу, и они вдвоем смогут отправиться в любые идиотские походы по барам, какие только захотят.

Не желая конфронтации, Вэл приурочила свой отъезд к открытию офиса менеджера в восемь утра, что давало ей достаточно времени, чтобы разорвать договор аренды и доехать на автобусе до своей новой квартиры в Миссии, оставив немного времени, чтобы купить все, что ей может понадобиться, до того, как ее смена официантки начнется в шесть.

Дейзи, скорее всего, отсутствовала всю ночь, и если вернулась, что маловероятно, то еще более маловероятно, что она встанет раньше десяти. Особенно если у нее похмелье.

Вэл все еще рассказывала себе эту историю, пытаясь побороть растущее беспокойство, когда открыла дверь, и запах жарящейся еды ударил ее, как пощечина. Ее глаза расширились, когда она увидела Илью у плиты, держащего одну из лопаток Дейзи, одетого только в пару боксеров, которые низко сидели на его точеных бедрах и оставляли очень мало места для воображения.

Когда он обернулся, устремив на нее задумчивый взгляд, от которого Вэл почувствовала себя опустошенной, она обнаружила, что требуется еще меньше воображения.

— Банни, — сказал он с явным удовольствием. — Ты как раз вовремя, чтобы присоединиться ко мне.

— Ч-что ты делаешь? — Вэл смотрела куда угодно, только не на него. — Где Дейзи?

— У твоей подруги в холодильнике мало еды. Я готовлю яичницу и бутерброды.

Взгляд на сковороду показал, что это что-то, связанное с яйцами и хлебом. Сжимая рукой ремешок сумочки, она спросила:

— Что ты делаешь здесь?

Она гордилась собой; на этот раз она не заикалась.

«Низкая планка, Вэл».

Он выгнул темную бровь, прежде чем снова повернуться к плите. В отличие от его друга, на его позвоночнике не было татуировок.

— Конечно, ты не настолько наивна, — протянул он.

Вэл сердито покраснела. Черт возьми, Дейзи.

— Я думала, она с Дмитрием.

— Она была с нами обоими. — Он снова повернулся к ней вполоборота. У него была очень волосатая грудь, а на ребрах был вытатуирован кинжал. Кровь капала с направленного вниз наконечника, направляясь к линии волос, исчезающей за поясом.

Вэл не сводила глаз с его лица, уставившись на черную слезинку под его левым глазом, пока та не затуманилась в ее решимости не опустить глаза.

— Он тоже здесь?

— Нет. Твоя подруга много болтает, но она все еще хочет, чтобы ее трахали, как будто она хорошая девушка. Немного... как бы это сказать. Романтично. Дмитрий не любит такие игры.

Но я люблю, прозвучал невысказанный подтекст.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — Вэл покачала головой. — Я не хочу знать.

Илья выключил плиту, отложив лопатку в сторону. Вэл попятилась, сердце застряло у нее в горле, и услышала, как звук слетел с ее губ, когда ее тело столкнулось со стеной.

— Я вижу много таких девушек, как ты, в моем клубе, — сказал Илья, небрежно преграждая путь к бегству одной рукой. — Потерянные маленькие девочки с широко раскрытыми глазами и отчаянием на лицах. Они притворяются милыми, но они не милы. — Он постучал по стене, так близко к ее лицу. — Они говорят «нет», когда имеют в виду «да», и они не хотят, чтобы их трахали, как хороших девочек.

— Отойди от меня, — тихо сказала она. — Я буду кричать.

— Но тогда ты разбудишь свою подругу — и что бы она подумала, увидев тебя в таком состоянии. — Вэл чувствовала жар его груди; ее собственная, казалось, была вырезана изо льда. Когда Илья подошел ближе, его прикрытый тканью член коснулся ее живота. — Она ревнивая девушка. Думаю, когда она привела меня домой, она поняла, что на самом деле я хотел увидеть именно тебя.

Вэл уставилась в неподвижную точку через его плечо, когда он слегка щелкнул кольцом в ее губе. Давление пробежало по ее плоти, заставляя кожу покалывать и гореть. Она стояла так неподвижно, что казалось, ее кости вот-вот сломаются.

— Отойди от меня, — повторила она сквозь зубы.

К ее удивлению, он отступил на дюйм.

— Приходи сегодня вечером в мой клуб. Без своей подруги. Он называется «Полуночный лаундж». Скажи вышибале, что тебя пригласил Илья Андреев, и я приду и заберу тебя. Мой кабинет на втором этаже, — небрежно добавил он. — Очень большие окна с односторонним стеклом. Они выглядят как зеркало с танцпола. Я мог бы трахнуть тебя у него, и никто там, внизу, никогда бы не узнал.

Не отдавая себе в этом отчета, Вэл подняла руку — свободную от сумочки, — чтобы ударить его по лицу. Он поймал ее за запястье, и что-то горячее запульсировало в ней от привычности этой позы.

«О боже, — подумала Вэл, отводя глаза от его лица. — Нет».

— Хорошие девочки не дерутся. — Илья провел большим пальцем по ее пульсу так, что у нее онемели кончики пальцев. — Но плохие делают это. Вот почему мне нравятся плохие девочки. Ты выглядишь мягкой и милой, но внутри у тебя сплошные углы и острые зубы.

Вэл вздрогнула, посмотрев на него, действительно посмотрев на него, и замерла. Глаза Ильи были зеленовато-серыми, цвета медянки или бассейна, перенасыщенного хлоркой. Совсем не тот цвет, но взгляд... О да, ей знаком этот взгляд. Вэл почувствовала, как у нее перехватило дыхание, когда он лениво скользнул глазами к ее рту.

Он придвинулся ближе. Она чувствовала его дыхание. «Мятное», — подумала она с головокружением, и комната закружилась, когда она прислонилась спиной к стене, как будто могла раствориться сквозь нее.

— Не надо, — прошептала она, слова потонули в звоне в ушах.

Прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, он отпустил ее руку. Она прижала ее к груди. Стоя так близко, она чувствовала запах его одеколона — он был тяжелым, одним из тех дорогих, которые вызывали в воображении образы промасленной кожи.

Ее губы горели, как будто он поцеловал ее, и она чувствовала, как пульс колотится у нее в горле.