Глава 31

В сотый и последний раз Амичия провела ладонью по корсету одолженного платья и покачала головой.

— Это слишком для такой, как я, Бернард. Я не могу!

Он прижал пальцы к своим губам, глаза были большими, крылья прижались к нему.

— Нет, милая. Ты можешь.

Амичия смотрела на себя в зеркало. Женщина, глядящая на нее, не была дочерью изобретателя.

Золотое платье, казалось, сделали из стен поместья, полных богатства. Корсет в форме сердца подчеркивал линии ее ключиц, и они выглядели изящно и хрупко. Платье было без рукавов, полоска ткани обвивала ее бицепсы.

Нити свисали сверху корсета, мерцая бриллиантами и кристаллами. От них все ее тело сияло, когда она двигалась. Сверкающие огоньки привлекали взгляд к заостренному краю корсета внизу, и юбки широко окружали ее, расшитые золотом.

Настоящее золото было вплетено в ткань узорами роз, что тянулись из земли. Она была позолоченным садом, который будет ходить среди Жутей, словно ее не звали сорняком.

Сердце билось в горле. Амичия прижала ладонь к животу и глубоко вдохнула, насколько позволял корсет.

Корсет не был таким тугим, как она представляла. Или Бернард просто его не сильно затянул. Как бы там ни было, корсет подчеркивал ее талию, придавал ей силуэт колокольчика, что было мило и даже странно.

— Это на меня не похоже, — прошептала она.

— Милая, так ты и должна выглядеть. Милее я еще ничего не видел.

В глазах Бернарда стояли слезы. Амичия старалась не заплакать с ним. Это был просто бал. Только веселье, и она не должна была переживать. Она была просто женщиной.

И, если они проводили бал для алхимиков, у нее был шанс понять написанное в книге. Если алхимики придут, она задаст им вопросы. Она должна понять, почему им нельзя доверять.

Она не будет спрашивать прямо, врут ли они. Ни один лжец не признается в таком. Но Амичия была уверена, что поймет правду, если получит шанс.

Нужно было лишь загнать одного из них в угол.

— Что делать с твоими волосами? — спросил Бернард, его голос уже стал не печальным, а даже агрессивным. Он быстро вернул прежнее поведение. — Так не пойдет.

— Ты можешь их заплести?

Он прижал ладонь к груди, словно оскорбленный.

— Меня разве растили женщины?

Она приподняла бровь в ответ.

— Перестань. Я не знаю, как заплетать волосы, мадемуазель.

Не знала и она. Она обычно собирала волосы подальше от лица, пока работала. И если могла поднять руки, заплетала их в косу, но не могла сделать этого в этом платье.

Оставалось лишь пойти так, и это потрясло бы аристократов этого поместья. Наверное, их духи будут кататься в могилах под ней.

Амичия села у зеркала, потянулась к гребешку с серебряной ручкой и дала его Бернарду.

— Причешешь меня? Лишь пару взмахов. Я оставлю их так.

— Так? — если бы его щеки могли стать светлее, они бы это сделали. — Разве так… делают?

— Нет. Но никто и не пускает простолюдинов на бал. Пусть помнят, кто я.

Он забрал у нее гребешок, его когти осторожно сжали ручку.

— Кто мы, mon cherie.

Глаза Амичии закрылись, ей нравилось, как гребешок массажировал кожу головы и распутывал колтуны. Она не хотела смотреть на свое странное отражение. Она не знала женщину в золоте, как и не хотела ее узнавать.

Это была не Амичия. Под слоями шелка и вышивки была простая женщина, которая снова хотела ощущать грязь под ногтями.

— Вот, — сказал Бернард после пары мгновений. — Теперь сияет, как должно.

Амичия открыла глаза. Ее темные волосы были убраны с лица, ниспадали за плечами нежными волнами тьмы, сияющей в свете свечей. Было красиво. Она была красивой.

Она не помнила, когда еще так о себе думала. Амичия верила в этот миг, что была неотразима.

— Вставай, — Бернард помог ей. Он поправил ее юбки, цокая языком, а потом удовлетворенно хмыкнул. — Отлично. Да, ты все сделаешь чудесно.

— Что я сделаю?

Его щеки снова потемнели, а потом он пожал плечами.

— О, просто насладитесь вечером, мадемуазель.

— Сомневаюсь. Я хочу прийти туда пораньше, забиться в уголок и наблюдать за весельем одна. Этот бал не для меня. Меня устраивает смотреть со стороны.

Его глаза стали еще больше, пока она говорила. Что за плохие новости он мог ей сказать?

Он кашлянул.

— Раньше?

— Да, раньше. Я не хочу заходить, когда алхимики там будут. Они захотят для меня или смерти, или обращения в Жуть. Они в прошлый раз не скромничали насчет такого.

— Похоже, ты не знала, — Бернард заламывал пальцы.

— О чем ты?

— Ни о чем, мадемуазель, просто… бал уже начался.

Ее сердце дрогнуло. Как он мог позволить ей опоздать? Теперь она не могла пробраться в зал незаметно, все будут смотреть. Они все узнают, где она была, и что она не была ни одной из Жутей, ни алхимиком. Она была в ужасе, представляя, как они посмотрят на овечку, надевшую наряд львицы.

Она задрала юбки и побежала из комнаты. Босые ноги шлепали по мрамору.

— Мадемуазель, а туфли!

Никто не узнает, была ли она в обуви, и она не собиралась останавливаться. Бал уже шел. Они будут пялиться на нее, она потеряет сознание. Ее сердце уже колотилось.

Она сбежала по ступенькам, пронеслась по коридорам, добралась до бального зала, где стояли двое Жутей-стражей. Амичия пробежала бы и мимо них, если бы не была потрясена.

Они были в одежде. Расшитые жилеты, штаны с прорезями для хвостов. Из-за их мышц натянулись швы, но… они были в одежде. Настоящей одежде, которую могли носить в прошлых жизнях.

Она затормозила перед ними, тяжело дыша, волосы растрепались.

— Добрый вечер, месье.

Жути поклонились одновременно, но один поднял взгляд и подмигнул ей.

— Добрый вечер, мадемуазель.

— Бал уже начался?

— Так точно.

Каждый дюйм ее тела дрожал от страха, и она поняла, что не могла это сделать. Не могла войти в комнату, полную монстров, желающих убить ее, и алхимиков, которые могли быть врагами.

Она была смелой, но не настолько. Амичия покачала головой и сглотнула.

— Тогда я пойду. Простите, месье, что пропустила такое важное событие.

Жуть, который подмигнул ей, поймал ее за локоть, а другой открыл двери шире.

— Мадемуазель Амичия! — крикнул он.

Жути создали потрясающее за дверями. Люстры были наполнены сотнями свеч. Их огонь мерцал на висящих кристаллах и стекле, посылая радугу по комнате. Все Жути собрались в комнате, и все были в лучших нарядах. Там было даже несколько женщин, хотя Амичия и не подозревала до этого, что некоторые из них были женщинами.

Никто не переживал, пока они танцевали. Мужчины танцевали с мужчинами, двигаясь шагами, которые не должны были помнить.

Двое Жутей были в дальней части комнаты, один за фортепиано, другой — со скрипкой в руках. Это была не полная группа, но их музыка была чарующей.

Те, кто не танцевал, держали в когтях еду или напитки. Амичия была удивлена тому, что они могли держать хрустальные кубки, не разбивая их.

В толпе были алхимики в их истекающих алых мантиях. Некоторые повернулись, услышав объявление о ней, а потом и Жути повернулись. Все в комнате смотрели на нее.

Амичия прижалась сильнее к Жути, держащему ее за локоть. Она была тут диковинкой. Странным маленьким зверьком, которого никто не понимал.

Она просила себя вдыхать носом и выдыхать ртом. Снова и снова, пока не совладала с колотящимся сердцем. Но они все еще глядели на нее. Все в комнате.

Амичия шепнула Жути рядом с ней:

— Почему они таращатся?

— Наверное, потому что вы очень красивая, мадемуазель.

Она ощутила, как вспыхнули ее щеки.

— Сомневаюсь, что поэтому они выглядят немного разъяренно.

— Не разъяренно, — Жуть отпустил ее локоть и снова подмигнул. — Ни капли. Но вам нужно сделать реверанс.

— О, — она опустилась в худшем, пожалуй, реверансе, какой видело такого роскошное место. Если кто в комнате не знал до этого, что она была простолюдинкой, они точно знали теперь.

Когда она выпрямилась на дрожащих коленках, она оглядела толпу. Возле музыкантов вдали стоял Александр, застыв, как статуя.

Их взгляды встретились, скрипка заиграла волшебную мелодию. Ее сердце сжалось. Не важно, что Александр танцевал с Вивьен. Не важно, что алхимики повернулись к ней так, словно могли напасть в любой момент.

Она разглядывала их короля, который, впервые за долгое время, был похож на человека. Серебряный камзол идеально сидел на нем, хоть и пришлось сделать прорези для крыльев. Странно, ведь на остальных Жутях одежда сидела плохо. Черные пуговицы тянулись рядами в центре, подчеркивая его сильную и широкую грудь.

Она видела эту грудь обнаженной каждый день тут, но он впечатлял еще сильнее с одеждой на нем. Штаны на его ногах сидели слишком тесно, но она не жаловалась, ведь ткань подчеркивала мышцы его ног.

Он шагнул к ней, и она отпрянула в ответ. Мышцы Амичии застыли, а потом она напомнила себе, что он был королем этого народа. Она не могла убежать от него, хоть ее сердце и кричало так поступить.

Она не могла дышать, когда он был перед ней в своем истинном облике. Как монстр. Но это? Это было слишком. Он был мужчиной с голодом с желтых глазах, с решимостью в шагах, пока он приближался к ней все быстрее, а потом полетел.

Александр тяжело дышал, остановившись перед ней, его грудь приподнялась от глубоко вдоха. Он задержал дыхание, глядя на нее огромными глазами.

— Словами не передать, — сказал он хрипло. — Ты можешь затмить само солнце, petite souris.

— Вот уж нет, — ее голос дрогнул.

— Можешь не верить, но это правда, — он протянул руку, словно хотел убрать прядь волос ей за ухо, но замешкался и опустил руку. — Станцуешь со мной?

— Я не умею.

— Тогда становись мне на ноги. Я так танцевал с детьми.

Амичия приподняла бровь и не сдержалась:

— Я для тебя как ребенок?

Жар в его желтых глазах разгорелся сильнее.

— О, нет. Tu es la plus belle fille que j’ai jamais vue, — ты самая красивая женщина из всех, кого я видел.

Ее дыхание застряло в горле, и в этот раз она потянулась к его протянутой ладони. Как она могла отказать, когда он говорил такие красивые слова? Слова, что наполняли ее душу, говорили с простолюдинкой в ней, которая боялась, что всегда будет хуже всех.