Когда документы и банковский чек были доставлены от Брастейна, Фолк улучил момент, чтобы навестить командира порта и сделать правдой свою ложь Ианте. За стаканом рома Фолк принял его поздравления и наилучшие пожелания благополучного плавания в новом году. Для Фолка все это прозвучало ужасно скучно.

Его скептицизм, должно быть, отразился на лице, потому что адмирал пожал плечами.

— Мир. Что мы можем поделать с этим?

Джеремии пришлось поторопиться, чтобы успеть на судно, отплывавшее в Пейнтон и Торки, буквально бежать, потому что он вернулся в магазин дорогих готовых товаров и купил ту ночную рубашку для Ианты. Фолк засунул ее в самый низ парусинового мешка, уже жалея о покупке. У него едва осталось время попасть на шлюп.

Как оказалось, поднялся неблагоприятный ветер; потребовалось значительное лавирование, чтобы покинуть гавань. Он тщательно уложил свой багаж внизу и поднялся на палубу. Фолк был готов предложить любые советы по поводу того, как установить паруса наивыгоднейшим образом, но никто ничего не спросил. Этот опыт заставил Фолка тосковать по собственному квартердеку, даже несмотря на растущее беспокойство из-за того, что он покинет Ианту и ее детей.

Миа, ты дурак, сказал он себе. Ты даже еще не приехал, а уже начинаешь скучать по ним, когда уедешь. Он не был полностью уверен в том, как его примут, учитывая, что покинул дом внезапно, после того, как Ианта спросила, как именно умер Джим. Фолк ответил более грубым тоном по сравнению с тем, каким обычно разговаривал с ней, но, вне всякого сомнения, ей не нужно ничего знать.

Окутанный холодным туманом, наползающим с моря, Джеремия постарался быть честным сам с собой, признавшись, что сам не испытывает желания вспоминать это событие, даже несмотря на то, что оно все еще снилось ему в ночных кошмарах. Это один из тех переполненных событиями моментов, который он унесет с собой в могилу, но при этом остававшийся в памяти наиболее ярким. Фолк знал, что мог бы представить то, что там произошло, прямо сейчас, но не хотел. Лучше сосредоточиться на подветренном береге и напомнить себе, что владельцы прибрежных судов обладают значительными навыками.

Уже было совсем темно, когда они пришвартовались у пристани в Торки. Никто не стал задерживаться у корабля. В канун Рождества каждому нужно было торопиться куда-то.

— Даже мне, — себе под нос пробормотал Фолк. — Это необычное ощущение.

Он приблизился к дому с голубыми ставнями, который теперь принадлежал ему — по крайней мере, до тех пор, пока он завтра утром не отдаст Ианте документ на право собственности и деньги. Она стояла у окна, обхватив себя руками, и высматривала его. Фолк остановился в тени, наблюдая за ней.

Решение пришло ему в голову, словно благословение, потому что Джеремия знал, как сильно любил ее. Пока у него не забрали его в испанской тюрьме, Фолк носил с собой письмо, которое написал с брачным предложением Джима. Он думал, что писать его будет мучительно тяжело, но сделал только то, что всегда диктовало ему собственное сердце. Он всегда хотел заполучить Ианту для себя.

Миа никогда не придет, если ты будешь стоять у окна, упрекнула себя Ианта. Кроме того, почтовая карета приехала и уехала, а для прибрежных судов уже было слишком поздно. Он передумал.

Ианта решительно настроилась не показывать свое разочарование детям, которые и без того будут достаточно расстроены, особенно Джем. Она, как обычно, изобразит веселье на лице, к чему привыкла за многие годы в качестве молодой вдовы. Разочарованной вдовы, испытывающей особенную боль из-за того, что провела много лет, тоскуя по мужской любви. Ее единственным утешением станет то, что Англия была переполнена военными вдовами, которые испытывали те же самые ощущения.

Ианта едва не свалилась на пол от облегчения, когда Миа постучал в дверь. Джем подбежал к двери первым, широко открыл ее, а затем удивил ее тем, что крепко обнял капитана. Миа уронил парусиновый мешок и обнял его в ответ, глядя на нее поверх мальчика в своих объятиях, на его лице, таком серьезном сначала, вдруг отразилось счастье. Она не видела такого выражения на его лице с тех пор, как он ушел с Джимом в море много лет назад.

— Господи, Джеремия, оставь его в покое, — проговорила Ианта.

— Я стараюсь, — сказал Миа, в то время как ее сын ответил: — Но мама, он вернулся.

— Нет. Я имею в виду… — начала она, затем замолчала. Капитан, очевидно, не знал. Боже мой, подумала женщина. Он думает, что я назвала Джема в честь его отца.

Ианта втянула их обоих в прихожую и закрыла дверь. Джем выпустил Фолка из своих объятий, что позволило ей встать на место сына. Не думая о приличиях, Ианта расстегнула пальто капитана, а затем прижалась к нему, забравшись под полы верхней одежды.

Она надеялась, что Миа поцелует ее, и тот не разочаровал, даже несмотря на то, что с него свалилась шляпа. Его руки обвились вокруг Ианты, а его объятие ощущалось собственническим, как если бы она принадлежала ему.

Чтобы сделать ситуацию еще более приятной — в конце концов, в прихожей всегда гуляли сквозняки — Фолк обернул вокруг нее обе расстегнутые полы пальто, словно укрыв их в коконе от всего остального мира. Никогда в своей жизни Ианта не чувствовала себя в такой безопасности, даже на то, что от него пахло соленой водой.

Без сомнения, прошло не очень много времени, учитывая, что поцелуям требовался воздух. Ианта не принадлежала к пустоголовым романтикам, считающим, что в такие моменты останавливается время. Мертвая тишина позади них наконец-то заставила ее отодвинуться от капитана.

Миа, должно быть, пришла в голову та же самая мысль. Он отпустил ее, но недалеко, и недостаточно для того, чтобы Ианта освободилась от его пальто. Фолк просто перевел взгляд на Диану и Джема, застывших, в чем она не сомневалась, в немом изумлении.

— Джим. Диана. Дело в том, что я чрезвычайно привязан к вашей матери. Хотя, если подумать, то я слегка увлекся всеми вами.

После этих слов он распахнул руки шире, и в его объятиях немедленно нашлось место для Джема, а затем и для Дианы, аккуратно примостившейся под его рукой. Ианта закрыла глаза от самого примитивного удовольствия, когда капитан опустил подбородок на ее голову.

После долгой паузы Миа произнес:

— Слава Богу, никто не плачет, — что заставило всех рассмеяться, а Ианта и Диана потянулись за носовыми платками.

Когда они наконец-то отошли друг от друга, Фолк заметил, что дети одеты в верхнюю одежду.

— Мы собирались отправиться на вечернюю службу, — пояснила ему Ианта. — Если ты не закоренелый язычник, то присоединишься к нам, не так ли?

— Никаких язычников, Ианта! Каждое воскресенье я стоял, словно Господь всемогущий, на своем квартердеке, читая Военный кодекс и некоторые подходящие статьи из Священного Писания, относящиеся к войне или к мятежу вообще. Я ссылался на Книгу Исхода[17] и многочисленные отрывки из «Летописи царей». Время от времени — псалом. Или выдержки из книги Иова, если мы чувствовали себя никому не нужными.

Фолк поднял шляпу и помог ей надеть накидку.

— В какое время в семье Мирс принято открывать подарки?

— После церкви, капитан, — ответил Джем.

— Еще раз можно вздохнуть с облегчением. Я боялся, что нам придется подождать до утра.

— Это никогда не бывает слишком грандиозным событием, Миа, — предупредила его Ианта, радуясь тому, как он немедленно взял ее за руку после того, как они вышли за дверь. — Тем не менее, я предпочитаю вручать подарки поздно вечером, потому что благодаря этому могу подольше поспать утром. Вот теперь ты знаешь обо мне самое худшее. Я — закоренелая лентяйка.

Он только улыбнулся и крепче прижал ее руку к себе.

Так как это был сочельник, то Ианта Мирс хорошо знала службу — на тот случай, если бы какой-нибудь наблюдательный прихожанин вздумал расспрашивать ее впоследствии. Без сомнения, читали отрывок из евангелия св. Луки. Викарий, должно быть, произнес что-то об Иисусе Христе, родившемся для спасения всего рода человеческого, или, по крайней мере, должен был произнести. На самом деле Ианта могла только догадываться об этом, потому что большую часть службы провела уставившись на свою руку, которую приятно, но крепко сжимала ладонь капитана Фолка. В какой-то момент он обнял ее одной рукой, что заставило Диану улыбнуться и прошептать что-то младшему брату. Джем захихикал, и Ианта заподозрила, что слова Дианы не имели отношения ни к яслям, ни к волхвам.

Она не поняла, как это произошло, но по пути домой дети сумели убежать далеко вперед них. Капитан, казалось, был вполне доволен и соразмерил свои широкие шаги с ее более короткими. Он никуда не торопился, что вполне устраивало Ианту. У нее будет достаточно времени, чтобы исправить заблуждение, о котором она недавно узнала.

— Миа, не думаю, что ты знаешь о том, что полное имя Джема — Джеремия.

Фолк остановился и уставился на нее, изумление отразилось на его лице.

— Но ты зовешь его Джим.

— Нет, нет. Джем. Ты не можешь расслышать разницу между Джемом и Джимом?

Он покачал головой и выражение его лица стало печальным.

— Это слишком тонкая разница для человека, проведшего двадцать два года возле пушек. Но почему ты назвала его в честь меня?

— То последнее письмо Джима — которое ты вложил в свое письмо от 31 октября. Оно было сложено, но без конверта. Спрашивается, прочитал ли ты его.

Они опять шагали по улице. Миа снова остановился.

— Пожалуйста, поверь, что я не имел никакого отношения к вашей переписке после того, как вы с Джимом поженились. — Он крепче сжал ее руку. — Однако я должен сказать тебе. Там был конверт. Джим носил письмо в кармане мундира. Я… хм… ох, Ианта… этот конверт…

— … оказался в крови? — спокойно закончила она.

Фолк кивнул.

— Я не мог послать тебе этот конверт, — пояснил он, когда смог заговорить. — Но я не прочитал письмо.