Ничего себе, думаю, значит Бог заранее знал, что мы все станем преступниками, позволил этому случиться, и все для того, чтобы простить? В голове зароились мысли, много разных мыслей, и еще больше вопросов. Стал читать дальше: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» Мой рациональный разум сходу принялся отвергать каждое слово апостола, я ничего не понимал, но мне это все очень нравилось, с каждым словом, с каждой секундой все больше!

Даже мысль такая прозвучала: как здорово сказано! Неужели это когда-то давным-давно сказал человек? Сверху на листе прочел: «Послание к римлянам апостола Павла». Ну да, апостол, ну конечно, ученик Господа Иисуса Христа — но все же человек. Откуда, спрашивается, в его голове появились такие мысли, кто ему сказал, кто научил? И тут вторая мысль прозвучала во мне: так люди не говорят, такое может сказать только Бог, через человека, своего ученика, апостола, святого. Принялся читать дальше, забыл обо всем, увлёкся… И вдруг понял, что, пожалуй, все что читал раньше — ну там, детективы, романы, классическую литературу в школе — показалось пресным, что ли, пустым, и уж точно, сотни книг, прочитанных прежде, не стоят одной строчки из Апостола.

Внутри что-то щелкнуло, неожиданно встал и, прижимая Апостол к груди под лацканом пиджака, — вышел из монастыря. На прощанье оглянулся — и напоролся на пронзительный взгляд монаха, стоящего в воротах. Думал, он закричит, потребует вернуть святую книгу, но молчаливый человек в черном лишь перекрестил меня и вернулся вовнутрь, наверное, на вечернюю службу, о которой сказал привратник. По-прежнему, прижимая Апостол к груди, как драгоценность, быстрым шагом вернулся в санаторий. Не терпелось вновь уединиться в комнате, чтобы приникнуть к источнику таинственных знаний. Всю дорогу в голове звучало вновь и вновь: человек так не говорит, так может говорить только Бог!

Ночь я провел в обществе удивительных людей. Они думали и говорили не так, как мои знакомые. Каждый шаг, каждое слово, каждый вздох этих людей — подчинялись чему-то очень сильному, великому и мудрому, что я определил словом «вера».

Тогда, именно в ту ночь, мне удалось впервые испытать чувство полёта. Нет, тело лежало на кровати, глаза читали книгу, ум погружался в пучину мудрости, а душа на огненных крыльях ангела летела, летела в сияющие небеса.

Вот почему человек в черном не остановил меня — знал, что прочтение Апостола сообщит моему проснувшемуся разуму голод и острое желание приникнуть к Первоисточнику. Получив из моих рук томик Апостола, он сразу протянул Евангелие, так же молча. Там я обнаружил закладку. Прямо на ходу, пока ноги сами несли меня по лесу к зданию санатория, я открыл книгу на Евангелии от Иоанна. Если бы на горизонте вырос клубящийся гриб ядерного взрыва, должно быть, прочитанные мною слова затмили бы эффект от апокалиптического события. То, что я прочел в Апостоле, верней, то, что мне удалось понять — спрессовалось в эти слова: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1:1).

Вот он — ключ, открывающий огромную дверь в непостижимую вечность. Любимый ученик Иисуса Христа получил это «сообщение», а лучше сказать «откровение», непосредственно от Бога. Мне приоткрылась завеса бытия Сына Божиего до Его воплощения на земле. Он был Богом Словом. Дальше — больше: «Все чрез Него на́чало быть, и без Него ничто не на́чало быть, что на́чало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков». Подпрыгивая на кочках, не замечая хлестания ветвей по лицу, я именно летел над землей, ощущая себя человеком — челом, устремленным в вечность, — возможно, впервые в жизни.

Хотелось закричать на весь белый свет: это Бог говорит с нами! Чем заслужили мы, отвернувшиеся от Него, столь высокого божественного доверия? А ведь только открой самое мистическое Евангелие, прочти первые слова — и вот она — вечность в самом простом величественном виде! Сам Бог открывает нам тайну из тайн.

В тот миг я впервые обратил внимание на закладку — то была картонная иконка 9 Х 12 под названием «Иоанн Богослов в молчании». Ангел на плече Иоанна диктовал, апостол же записывал в книгу первые слова Евангелия.

И опять ангел! И что характерно — на плече!..

Я пронесся мимо людей, фикусов, кресел и стойки в рекреации санатория, вошел в комнату, запер дверь и сдавленно закричал: «Вот оно: Слово — начало всей жизни человеческой!» Как же я умудрился прожить такую долгую жизнь, такую пустую и суетливую, и только под занавес узнать эдакую красотищу! Вспомнились слова — неважно кто их произнес — важна только суть: «Красота спасет мир». Конечно, в миг, когда распахивается дверь в бесконечную огненную вечность, обнажается великая красота нашей человеческой жизни — она изначально божественна! … И только от каждого из нас зависит, откроем ли мы дверь Стучащему, впустим ли в сердце эту совершенную Красоту — Бога Слова, Бога Любви, Сына Божиего, Сына Человеческого.

Забыв о еде, о сне, о лечебных процедурах — обо всем на свете — я прочитал Евангелие, буквально впитывая каждое слово. И уже вечером стоял в монастыре перед тем самым человеком в длинном черном одеянии, который открыл мне дверь в прекрасную вечность. Мы проговорили всю ночь, до рассвета. Получив самое важное задание — приготовиться к исповеди за всю прожитую жизнь — я вышел из церкви, поднял глаза к небу, увидел мириады ярких звезд над головой — и принял эту божественную Красоту в сердце. Оно, больное сердце мое, вдруг распахнулось и без труда вместило в свои необъятные объемы всю эту безграничную вселенную, всех людей, животных, птиц, звезды и весь космос…

В те начальные дни и ночи я только начал покаяние. Я тогда не подозревал, насколько лет растянется это животворящее действие. В те начальные дни мне удалось лишь слегка коснуться великой тайны вечности, сделать первый шаг, но и за это получил нечто настолько огромное, что называется сЧасть-ем. Да, я стал частью Божественной вечности, принимая внутрь своего естества часть Божественной Плоти и Крови. Я стал частью бесконечного божественного совершенства. Частью чего-то настолько великого и таинственного, что умом понять невозможно — только верой.

После первой исповеди, которую помог совершить иеромонах Иосиф — так его звали — он позвал меня в свою келью и сказал: «Я только слегка помог тебе исповедать самые страшные смертные грехи. А есть еще такие, которые скрываются за мелкими, но от этого не становятся менее коварными. Тебе еще предстоит многое узнать и испытать на пути покаяния. Я помог тебе сделать первый шаг, и вот смотри, что они мне сделали. — Он поднял черную рубашку, открыв на своей спине и боках красно-фиолетовые гематомы. — Так они мстят за то, что мы изгнали с Божией помощью часть нечистых из твоей души.»

Вероятно, из-за моей немощи, видимо, из-за непонятной мирянам снисходительной монашеской любви, отец Иосиф принял на себя месть сил зла. Почти, но не всю. Немного и мне досталось. И этого «немного» хватило бы на то, чтобы умереть и низвергнуться в ад, если бы не покров Божий, который распростер надо мной монах своей привычной монотонной молитвой.

Он протянул мне книгу про афонских монахов, по привычке заложив нужное место иконкой «Прп. Иосиф Исихаст». И вот, что я там прочел: «после таких восьми лет от палки, которой давал своему телу каждый день из-за плотской брани, от поста, который я держал, бдения и других борений, я превратился в труп. И слег больным. И уже отчаялся. Ибо потерял надежду победить бесов и страсть. И однажды ночью, когда я сидел, открылась дверь. Я, склонившись, творил Умную молитву и не посмотрел. Подумал, что это отец Арсений открыл. Затем чувствую снизу одну руку, раздражающую меня к наслаждению. Смотрю и вижу беса блуда, плешивого. Я бросился на него, как собака, такая была у меня на него ярость, — и схватил его. И на ощупь волосы у него были, как у свиньи. И он исчез. Все вокруг наполнилось вонью. И с этого мгновения ушла вместе с ним и брань плоти. И стал я впредь безстрастен, как младенец. В тот вечер показал мне Бог злобу сатаны».

Потом всю ночь видел я со стороны, как бы из-за толстого стекла, эту войну геронты Иосифа с черными существами, с серной вонью и с парализующим страхом, сковывающим всего меня, стороннего зрителя. Конечно, я был предупрежден, конечно, был всего-то наблюдателем, но и эти страсти могли бы меня погубить, если бы не моя Иисусова молитва, которая пульсировала во мне, как мощный поток крови в артериях. И тут вспомнился разговор двух подвижников: «Кто тебя научил самодействующей молитве, отче?» — «Бесы». И еще: «Всё от меня было», и еще: «Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать».

Так начался, и еще очень нескоро закончится, мой путь к истинному покаянию.

Отсроченное убийство

незнакомец был киллером "Триады", владеющим техникой ударов отсроченной смерти, именно этот удар и стал причиной смерти Брюса Ли

А. Сидоренко «Мир непознанного»

Впервые услышал ироничное: «Так говоришь, людей не убивал?» — это когда на первой исповеди на вопрос «убивал?» ответил твердо: «нет!»

В тот же миг передо мной как будто открылась давно закрытая дверь в мою «героическую» юность. И что же я там обнаружил!

Завидовал я лучшему другу? Убеждая себя, что мне эта страсть несвойственна, но иногда, лишь иногда, чувствовал, как в груди вздрагивала холодная скользкая гадина, затягивая петлю на обмирающем сердце. Но вот ко мне приближается Юра, на его мужественном благородном лице сверкает дружеская улыбка, он говорит нечто приятное — змея выскакивает, расправляет перепончатые крылья и черным драконом улетает — куда? — наверное к другому юноше, у которого друг не такой благородный парень. Да, безусловно, Юра обладал не только крепкими нервами, тренированным телом, но и тонкой душевной организацией. Ко всему прочему, он был безумно смелым, иногда безрассудным и даже безалаберным, но мне-то было известно, что под маской шута, которую он изредка надевал, всегда и везде скрывалось истинное лицо — расчетливого, спокойного, уверенного в своих силах мужчины. Конечно, мне, мальчишке, хотелось хоть чуточку быть на него похожим.