А тут, как на грех, по телевизору передача была. Рассказывали про инквизицию, да про ведьм. Кондрата и осенило! Но, на всякий случай, он с чертями посоветовался: «А правда ли, что ведьмы огня боятся?» «Истинная правда.» – говорят, – «Вот у нас в пекле никаких таких ведьм нету потому, что огня много».
Тогда Кондрат решил поставить точку. К ночи принёс две канистры бензина в дом, аккуратно, чтобы не испортить мебель, облил все углы и зауголья, а когда пришла полночь – чиркнул спичкой.
Хоронили Кондратия за счёт города, как инвалида войны, с воинскими почестями. Красиво хоронили.
Кубышку с золотишком так и никто не нашёл – покойный умел прятать.
А на десятый день ближе к обеду пришли Кондратовы собутыльники – черти, выхватили его из могилы и унесли. И больше не появлялись.
Только иногда люди видят, как сидит у Кондратовой могилы женщина, вся закутанная в платки, а возле резвится смуглый бойкий мальчонка. Хороший мальчонка, только ушки острые, да шерстью поросли. Ну, да это не дефект для мужчины. Подрастёт – побреет…
Открытие
Эта зараза Колька позвонил в субботу аж в семь утра:
– Давай в баню собирайся на первый пар! Дрыхнешь, как сурок. Так и царствие небесное проспишь!
– Стихни, шебутной! – заворчал Фёдор, – Прими таблетки от кашля и спи. А потом я до бани не охотник. Я и в ванной помыться могу.
– Нет, Федя! Ты не понимаешь. Ты не понимаешь всей той мощи душевной терапии, что даёт банька. Ты давай одевайся быстрее. Я счас за тобой заскочу.
– Ну, что ты с этим мудаком сделаешь? Всё равно заснуть не даст, гадюка.
Вот какой характер упёртый у человека, уж если что втемяшится в башку – гаси свет. И битый он за это был не раз – всё, как с гуся вода, – ворчал Фёдор, начиная бриться.
– Федя! Ты что вскочил, как ужаленый? – возникла из кухни Ольга. – Ты бы спал ещё и спал. А то вчера пришёл домой плоский, как доска. Только что не падал.
– Ты, Лёля, стихни, вот что я тебе скажу, – весомо объяснил Фёдор. – Ты стихни и бельишко мне в баню собери. Колька сейчас припрётся – в баню пойдём. – Фёдора крепко мутило после вчерашнего, но он виду не подавал. – Не пойди, так начнёт в бригаде подначивать. Дескать, через бабу перелезть не смог, вот и не пошёл. Знаем мы его.
Ольга ворча стала собирать бельё, а Фёдор пошёл на кухню – неплохо было бы что-то в клюв кинуть. Съел сардельку. Принялся за чай. А тут и Колька завалил.
– Вот, Оленька, щас твоего отмоем, так и не узнаешь потом. За соседа принимать будешь. А сама знаешь – с соседом приятней.
– Моего кобеля не отмоешь добела – засмеялась Ольга. А Фёдор только нахмурился – и за что этого болтуна бабы любят?
Вышли на улицу и уже почти до бани дотопали, а Фёдор всё хмурил брови и на друга старался не глядеть.
В бане было пусто и непривычно чисто. Мордатый банщик взял билетики и спросил:
– Веничек, простынку не желаете?
– Веничек свой, – ответил Колька солидно, – а вот простынку – это мы с нашим удовольствием.
– На хрена тебе простынь? – зашептал Фёдор, – ты что спать сюда пришёл, или мыться?
Но Колька взял две латанные простыни и заплатил за обе:
– Ты, Федя, молчи, когда не понимаешь. Из парной выйдем остынуть, а тут сквозняки. У кого хошь спроси – любой скажет, что сквозняки – это последнее дело.
Ну ладно. Что тут спорить? Всё равно – даром.
Выбрали шкафчики в закуточке. Стали раздеваться. А Кольке и тут неймётся:
– Ты, Федя, трусы неправильные носишь, – начал он пояснения. – Ты носишь импортные. В облипку. А надо семейные, – и Колька продемонстрировал на себе синие в белый горошек трусы аж до колена. – От этих, которые в облипку, вред один. Вот подумай сам, что хорошего, когда яйцы всё время сжаты? От этого и настроение плохое бывает.
– Все носят – и ничего, – проворчал Фёдор и настроение у него снова начало портиться.
– Все носят, потому что моду такую взяли. А вот древние греки вообще штанов не носили, поэтому и умные были. Цивилизация…
– Как это не носили? – удивился Фёдор. – Так ведь холодно без штанов.
– У них там зимы нету, – сказал Колька довольно. – А хоть бы и была? Вон у нас раньше бабы и понятия о трусах не имели. И ничего. Ни у одной шмонька не заиндевела. – Колька развернул свой веник и встряхнул:
– Видишь, какие я вяжу. Тут тебе и берёзка, и дубочек, и можжевельничек, и крапивка!.. Попробуешь сегодня, так другим и париться не захочешь.
– Засохнешь ты сегодня, или нет? – разъярился Фёдор, – Ну, что ты за человек такой? С самого утра, как трактор – Дыр-дыр-дыр! Дождёшься – как длызну!
– Вот, вот! – огорчился Колька, – вот все вы так – Длызну! – а как своей головой что подумать, так нет. Только на длызги ваших голов и хватает.
– Ладно. Ты не сердись, – пошёл Фёдор на мировую. Пошли лучше в парную.
В этой бане тех парных было аж целых три. Правда, на двери каждой было написано, что это сауна, но народ по русскому обыкновению сначала парился, а уж потом надписи читал.
В отделении с паром в шестьдесят градусов сидело несколько молодых. Они не парились. Только потели и пластмассовыми мыльницами соскребали с себя пот.
Фёдор с Николаем сначала попрели в восьмидесяти, а потом пошли в сто двадцать градусов. Там Колька поддал парку как следует. Так подлюга поддал, что Фёдор выскочил и встал под холодный душ, по рыбьи раскрывая рот. Он сделал ещё два захода, а Колька всё не сдавался. Всё хлестал себя веником приговаривая:
– Матерь честная, Богородица! Ох, Николай Угодник! Ох, заступитесь!..
Потом всё же вышел. Красномордый и счастливый. Подошёл к Фёдору:
– Ты заметь, Федя, в которую сторону в стоке вода крутится. Ты заметь, а я тебе попозже, что-то расскажу.
Вышли. Сели отдышаться в прохладе. Фёдор размяк и подумал:
– А ведь прав, паразит. Действительно в простыне лучше.
Колька тем временем сбегал к банщику и вернулся с двумя кружками пива:
– Вот. Держи. Служивый говорит, что только для хороших людей. А вообще здесь нельзя.
Господи! Как же это хорошо бывает, когда никому нельзя, а тебе можно! Прямо сразу начинаешь себя уважать, гордо держать голову и втягивать живот!
Только выпили по кружечке, сопя и покручивая головами, как банщик, чертяга, снова тут:
– Может ёршика соорудить? У меня водочка припасена.
– Давай, родной, сооружай! – распорядился Фёдор. Его на старые дрожжи уже цепануло и душа его парила, если не в облаках, так под потолком – это уж точно.
Когда отхлебнули ёршика, Колька начал снова:
– Вот ты, Федя, заметил, в какую сторону у тебя вода на сливе крутилась?
– Отцепись, Коля! – проворчал Фёдор. – Делать мне больше не хрен было, только смотреть, куда вода крутится.
– Вот мы всегда так! – расстроился Колька. – Мы всегда с таким вниманием к явлениям природы! – потом помолчал немного – и опять за своё:
– А скажи-ка ты мне, друг мой ситный, в какую сторону земля крутится? Молчишь, да морду кривишь? А я тебе скажу. Если стать лицом на север, то – справа налево, а если стать лицом на юг, то слева направо. Поэтому и вода, – ну, там, на молекулярном уровне, в нашем северном полушарии закручивается наоборот. То есть слева направо. Проведи простой опыт. Возьми ведро воды и открытого водоёма, – из пруда, или речки, – и вылей в ванну. Воронка на сливе будет крутиться слева направо. То есть естественно. А возьми воду из-под крана – воронка будет крутиться справа налево. То есть противоестественно!
– А не один ли хрен? – спросил размякший Фёдор. Его самого уже крутило. То слева направо, то справа налево.
– Хрен то он, может, и один, да яйцы разные! – зарадовался Колька. Вода из-под крана крутится в другую сторону, потому что она через насосы прошла! А что получается, если мы противоестественно закрученную воду пьём? Вот! Тут тебе и рак, тут тебе и СПИД!
– Не! – возразил Фёдор, – Я сам в газете читал, что СПИД в Африке обезьяны придумали. А газета врать не будет.