– Что с вами, Николай Кузьмич?! – встревоженно крикнул из коридора Торлецкий.
– Нога! Я ногу сломал, мать ее греб-перегреб! Ожившая врачиха тем временем развернулась и бросилась на лежавшего Громыко, оскалив накрашенный рот.
«Вот теперь точно – пипец!» – подумал майор, выставив бердыш перед собой.
Легко уклонившись от встречи со смертоносным лезвием, Трифонова прыгнула на Громыко, и тот чудом успел откатиться в сторону, к самой стене. Ногу вновь прошила острая боль.
– А-а-а! Помогите! – потеряв остатки самообладания, Громыко уперся плечами в камни, а в голове уже проносились лица детишек, жены, родителей…
Придавив голову майора к полу, Трифонова победно зарычала, а затем неожиданно звонким голосом прокричала на все подземелье:
– Ларец! Отдайте Ларец – и он будет жить!
– Да на, забирай, тварь… – голос Яны раздался совсем близко, на фоне какого-то громыхания и ритмичного металлического треска.
«Пулемет! – догадался Громыко. – Они катят Горюновский станковый пулемет. Там – разрывные пули, эту нечисть разорвет в клочья!» Но радость оказалась преждевременной, в сознании тут же возникла трезвая мысль: «Тебя-то, чудака на букву „м“, теми же пулями и посечет в мелкий винегрет…»
– Ну, ты, сучка, Ларец брать будешь или нет? – снова спросила Коваленкова.
– Внесите его сюда, – ровным голосом сказала Трифонова. Громыко скосил глаза и заметил, что скальпели в руках мертвой врачихи направлены вниз, один явно нацелен на его горло, второй – в живот.
«Порежет. Располосует, как покойника на вскрытии», – некстати подумал Громыко.
За дверью слышалась какая-то возня. Приглушенно хлопнула деревянная крышка, кто-то, кажется Илья, ругнулся.
– Быстрее! – крикнула та, что прежде была врачом Трифоновой, и снова зашипела, жутко, как не шипит ни одно живое существо.
– Несем, несем… Не извольте беспокоиться, сударыня, – сообщил в ответ граф, и в дверном проеме появилась его сгорбленная спина. Торлецкий, пыхтя, нес ящик с Ларцом, с другой стороны ему помогали красные от натуги Илья и Зава.
«А ведь ящик вовсе не такой уж и тяжелый, – автоматически отметил про себя Громыко. – Мы ж с графом его вдвоем отсюда уносили…»
Врачиха выпрямилась, отпустила Громыко и шагнула к ящику.
– Ларец! Покажите Ларец!
– Пожалуйста! Молодые люди, опускаем, – скомандовал Торлецкий, наклонился, ставя ящик на пол, на мгновение полы его черного плаща распахнулись, закрывая Трифоновой обзор, скрипнула крышка…
Спрятанный в ящике пулемет Горюнова зарокотал так, словно рядом запустили авиационный двигатель. Еле уместившаяся под крышкой Яна нажала на гашетку и выпустила первые пули прямо сквозь плащ графа. Круглая комната сразу наполнилась визгом металла, свистом осколков, звоном гильз.
Трифонова попыталась уйти с линии огня, сделав великолепный прыжок в сторону, но ей перебило ноги. Вторая очередь швырнула врачиху к двери на лестницу, а потом Яна просто и методично измочалила тело в синем комбинезоне с надписью «03» на спине до состояния полной деидентификации…
Тишина, наступившая в подземелье после сольного выступления «товарища Горюнова», оглушала сильнее самого громкого шума. Громыко показалось, что ему не просто заткнули уши ватой, а еще и залили их сверху чем-то вязким и звуконепроницаемым…
– Вот теперь точно – все… – донесся до него откуда-то издалека, словно с другой планеты, голос Яны.
Все заговорили разом, обступив майора. Граф принялся осторожно ощупывать его ногу, Илья, весело блестя глазами, совал Громыко в рот сигарету, очкастый Зава потирал пухлые ладони, пытаясь рассказать, как ему пришла в голову такая замечательная идея с ящиком, и только Яна молча смотрела на Громыко и улыбалась…
Глава десятая
В гостиной графа уютно пыхтел электрический самовар. Расположившись под экзотическими трофеями Торлецкого на диванах и в креслах, «истребители зомби», как поименовал всю компанию Зава, предавались релаксации.
Собственно, по-настоящему релаксировали только Громыко, Илья и Яна, распивая на троих пузатую бутылку отличного армянского коньяка из графских запасов.
Торлецкий же, которого алкоголь вообще не брал, и Вадим, отчего-то ставший мрачным и насупленным, несмотря на всеобщее победное настроение, от спиртного отказались и самозабвенно гоняли чаи с баранками.
Громыко блаженствовал. Перелом ноги обернулся прозаическим вывихом, который умелый граф с помощью Ильи и Яны вправил с ловкостью заправского костоправа. Боевое возбуждение последних часов сменилось расслабленностью и некой отупляющей эйфорией.
Закусывая мягкий, ароматный коньяк ломтиками обваленного в сахаре и кофейной пудре лимона, Громыко думал отнюдь не о «Кукловоде», достать которого сейчас стало еще сложнее, чем раньше. И даже не таинственные Пастыри, повелевающие, как выяснилось, чуть ли не всем человечеством, занимали его мысли.
Нет, думал он о вполне банальных, но отчего-то кажущихся сейчас, после пережитой смертельной опасности самыми важными вещах – о жене, о детях, о том, как мало он видится с ними, уделяет времени и внимания.
«Эх, вот бы зима в этом году выдалась нормальная, снежная, морозная! Махнули бы с Санькой и Наташкой на лыжах в Битцевский парк. Деревья все в инее, небо голубое, снег скрипит… А с Галиной хорошо бы в театр сходить, на комедию какую-нибудь… Она бы надела свое черное платье, прическу бы сделала. И смеялась. Я так давно не видел, как она смеется…»
От таких мелодраматических, сентиментальных мыслей Громыко раскис, и только присутствие малознакомых людей удержало его от пьяных слез…
Интердум тертиус
– Эрри Апид! Почитаемый эрри! – Седьмая спица Великого Круга эрри Габал ворвался в Верхний, вестминистерский кабинет Стоящего-у-Оси, особо не церемонясь, оттолкнул секретаря и захлопнул за собой тяжелую, мореного дуба дверь.
– Что?! – эрри Апид столкнул с колен смазливую юную негритянку, острые козьи грудки которой покрывали взбитые сливки, мгновенно активизировал Золотой нож, превратив девушку в сонную куклу, и гневно вытаращился на эрри Габала. – Если ваша информация окажется...
– Ларец! – запыхавшись, Седьмая спица хватанул со стола графин с коньяком, судорожно глотнул и, отшвырнув опустошенную емкость в сторону, прохрипел. – Ларец Желания! Наблюдающие... И-эх! Эрри Удбурд... Ларец Желания обнаружился там, в стране Изгнанников! У него под самым боком...
Стоящий-у-Оси недоверчиво скривил губы, словно бы собираясь заплакать, боком сел на уголок стола, окинул взглядом кабинет – дубовые книжные шкафы, стрельчатые окна, тяжелый бархат портьер, персидский ковер на полу, наконец, бесстыдно раскинувшуюся на нем чернокожую наложницу...
В следующую секунду он словно взорвался изнутри, обернувшись стремительным вихрем движений. Золотой клинок в руке эрри Апида развалил на две части старинный викторианский стол, рассек на куски несчастную девушку, искрошил тяжелую тумбу и разнес вдребезги несколько книжных шкафов.
Миг! – и в кабинете вновь стало тихо, лишь порхали в воздухе обрывки бумаги да шипели взбитые сливки, окрашиваясь растекающейся по ковру кровью.
– Немедленно... – свистящим шепотом произнес эрри Апид, приблизившись к окаменевшему эрри Габалу. – Немедленно направить в Москву две... Нет! Три руки ноктопусов! Ларец изъять и доставить сюда! Слышишь, ты?! Сюда!!!
– Да, эрри... слушаюсь, почитаемый... – Габал хватал ртом воздух, пятясь к двери.
– Стой! – резкий окрик Стоящего-у-Оси прозвучал, как удар бича. – Я сам пойду с ноктопуса-ми! Я сам возьму Ларец! И если ты, Габал, поможешь мне, то завтра... О, завтра ты будешь властелином мира!
– Но почитаемый эрри... – Седьмая спица вдруг рухнул на колени. – Дело в том, что наблюдающий, передавший про Ларец Желаний, упомянул о нем в формальном рапорте...