Бреслау, суббота 24 марта 1945 года, час дня

Глаза Мока открылись и тут же наткнулись на белый потолок с несколькими подтеками. Глазные яблоки повернулись влево и вправо. Зарегистрировали бинты, ампулы и коричневые светильники. Внезапно стали неподвижны. Не могли оторваться от других глаз — голубых и влажных.

— Уже после операции, — сказала мелодичным австрийским акцентом хозяйка голубых глаз. — Все кончено. Вы хотите пить?

Мок не ответил. Он хотел сейчас только одного. Не хотелось ни есть, ни пить, ни — как говорил император Клавдий — отдавать долг природе. Он мечтал о своей маске, которая бы закрывала его лицо от взглядов прекрасной, как сон, медсестры.

Он поднял левую руку, чтобы коснуться своего лица. Однако вместо бархатного прикосновения карнавальной маски почувствовал колющую боль в груди. Легкие отреагировали остановкой дыхания, потовые железы выделили побуждать крупные капли, голова упала в складку подушки.

— Лежите спокойно, — сказала сестра и вытерла ему пот с лица.

Мок, почувствовавший ее руки на своем лице, не имел уже никаких иллюзий относительно наличия маски. Он закрыл глаза, чтобы не видеть отвращения на лице медсестры.

— Где я? — Даже не удивился, услышав свой обычный зычный голос вместо слабого хриплого рева, которого ожидал. — И как долго тут буду?

— В полевом госпитале у Редигерплац, — ответила сестра. — Вы перенесли небольшую операцию. Выходите за неделю. До свадьбы заживет.

А таким образом я попал в этот госпиталь, в котором лежит Гнерлих, подумал Мок, к которому я как раз шел, когда меня подстрелили.

Это очередной знак. Чем ближе к зверю ты, тем более алчешь справедливости. В больничной палате вибрировали еще высокие ноты голоса медсестры. Некоторые из них были отмечены изумлением.

Он открыл глаза и увидел ее улыбку. Помахала ему рукой и повернулась к выходу. У него не было сомнений, что существо это было ангелом, а не обычной божественной эманацией.

— Сестра! — воскликнул он так громко, что больные, лежащие по его бокам, резко зашевелились. — У меня к сестре большая просьба.

— Да, я слушаю, — девушка смотрела на него очень серьезно. Она боялась, что этот пожилой мужчина, на которого произвела немалое впечатление, начнет ее задерживать, шутить и рассказывать глупые шутки, как фронтовики со второго этажа, которые при ее виде опускали руки под одеяло.

Обожженное лицо пациента было несмелое и спокойное, а глаза смотрели прямо и честно.

— Сестра могла бы принести мне Библию?