– Ладно, – разрешил он. – Езжай. Бюс, держись на запасной частоте…

– Jawohl, Chef! Ich habe verstanden, я понял.

Пард сел за руль ближайшей легковушки; машина тотчас услужливо завелась. Бюскермолен сел впереди, Роелофсен – назад. Свои помповые пушечки они уже держали наготове.

Пард уже собирался трогать, когда у окна возник Трыня.

– На держи, – сказал он негромко и протянул свой скорострельный портативный автомат. – На всякий случай…

Пард с благодарностью принял оружие и сунул в кармашек на двери. Бюскермолен тем временем переключил рацию на резервный канал.

Повинуясь уверенной руке, «Черкассы» развернулись и, наращивая скорость, устремились к северу.

Городские дома обычно стояли не впритык к магистральной трассе, а в некотором отдалении. Широкая полоса зеленой, не успевшей выгореть на солнце травы отделяла трассу от улицы поуже. А тротуар вдоль трассы практически всегда оставался пустынным. Пард гнал легковушку в гору, пристроившись в хвосте плоского и приземистого «Стрижа».

Пард как раз взобрался на горку и трасса, широкая, как проспект, открылась его взору. Далеко-далеко впереди белела отчетливая точка – такие же «Черкассы».

Они отмахали не меньше пятнадцати миль, когда Зеппелин по рации сообщил:

– Я их вижу, шеф… Точнее, все, что от них осталось.

Пард видел, как сразу помрачнели гномы.

«Снова потери… Жизнь моя, что же творится-то? Кто встал у нас на пути?»

– Машина мертва, в нее въехал здоровенный грузовик. Вокруг суета, даже лекари уже подоспели, – рассказывал Зеппелин. – Крови не вижу… Да и не увидишь после такого крови, по-моему.

Повисла тягостная пауза. А потом Зеппелин, ничуть не изменив голоса, сообщил:

– Вижу Валентина, целого и невредимого… Так, только помят малость. И Сергей рядом с ним. Ага, и саперы наши живы, не сразу их из-за спин разглядел.

– Увозите их! – велел Вольво жестко. – Полиции нет?

– Не видно пока. Эти редко спешат на…

– Быстрее, Зеппелин, – оборвал его Вольво.

Вася, видимо посигналил. Захлопали дверцы.

– Пард, Бюс, вы далеко?

– Рядом, – отозвался Бюскермолен.

– Подтягивайтесь, они все к Зеппелину не влезут…

– Понял, шеф!

Пард немедленно бросил машину вперед, а потом вогнал в стремительный, с визгом покрышек, разворот. Полуэльфы уже садились к Васе и Зеппелину; хольфинги спешно продирались через толпу. Роелофсен предупредительно распахнул дверцу и подвинулся.

– Отъезжаем, шеф! Все на борту.

– Повреждения есть?

– Нет, – ответил за всех Валентин. – Так, мелочь, царапины.

– Что произошло?

– Таран, – лаконично объяснил Валентин. – Помните, шеф, слухи о сумасшедшем эльфе Халькдаффе? Который приручал грузовики и делал из них убийц-камикадзе? Это был один из его грузовиков.

– С чего ты взял? – спросил Вольво недоверчиво.

– На грузовике была метка. Кстати, грузовик выжил, «Черкассы» для него слишком мелкая дичь…

– А как удалось выжить вам?

– Удача, шеф, – голос полуэльфа подрагивал. Видно он еще не вполне оправился от явившегося близкого лика смерти. – Мы на светофоре застряли, когда камикадзе показался. Слава жизни, я метку Халькдаффа сразу приметил. Мы еще скорость набрать толком не успели, другой грузовик нас притер, а этот в корму нацелился. Короче, пришлось на ходу из машины сигать. Еле успели. Сергей руку вывихнул, а Мина едва под трейлер не угодил.

– Дешево отделались… – проворчал Вольво. – Следите за дорогой, сегодня грузовиков что-то ненормально много… Кстати, Валентин! А я ведь не знаю, как выглядит метка Халькдаффа.

– Белый прямоугольник, и в нем красный круг. Знак восходящего солнца.

Вольво что-то неразборчиво проворчал в ответ.

18. Ньэнчентанглха – Заалай.

Справа, над рекой, висело багровое закатное солнце. До Николаева оставалось всего ничего – неполных десять миль. Имелся вполне реальный шанс успеть в берлогу Парда еще до сумерек.

Всю дорогу Вольво молчал. Пард только с Гонзой парой фраз перекинулся. Да и не хотелось говорить при подсевшем в машину Беленьком.

Но вот прекратить думать было просто невозможно. Пард вновь и вновь мысленно возвращался к хаотичным на первый взгляд событиям последних дней. Никакой логики в свалившихся на голову команды неприятностях Пард по-прежнему усмотреть не смог. Казалось, слепая судьба наугад лупит по движущейся мишени, чудом промахиваясь, но разлетающиеся осколки вовсю хлещут несчастную мишень, и мечется она, болезная, стараясь и под очередной выстрел не угодить, и к цели своей заветной хоть на полшага приблизиться…

Впрочем, чего бы там не затевала незрячая судьба, до Николаева команда все же добралась. С двухдневным опозданием, правда. Но все же.

Значит даже судьбу-злодейку можно перехитрить. Хотя это и трудно. Да и небезопасно.

Шоссе упруго стелилось под колеса притомившейся четверке «Черкасс». Двухэтажные коттеджики Матвеевки глядели на проносящиеся машины с равнодушием долгожителей, а над Бугом висело огромное закатное солнце… Пард вдруг остро почувствовал приближение дома.

Такое с ним происходило часто. Пард много ездил по Большому Киеву, часто попадал за его пределы, и на одном месте дольше недели практически нигде не оставался. Но снова возвращаясь в родной район Большого Киева, в Николаев, всегда переполнялся беспричинной радостью. Возможно, потому что он здесь родился и вырос. Возможно, потому что даже самый заядлый бродяга рано или поздно устает от скитаний и мечтает на некоторое время послать все к чертовой матери и залечь дома на любимый диван, потягивать пиво и тупо глядеть в мерцающий экран телевайзера, и знать, что сегодня, завтра, а то и послезавтра можно будет точно так же валяться, потягивать пиво и глядеть в телевайзер и ничегошеньки не делать…

Если только у заядлого бродяги есть место, которое он может назвать домом.

У Парда такое место было. В Николаеве, в райончике, который издавна называли Старый Юг. Туда Пард и гнал легковушку, обойдя машину с эльфами-охранниками. Гонза уступил ему руль охотно, раз уж Пард решил полечиться по отцовскому методу.

Северный. Соляные. Ингульский мост. Пушкинская. Пограничная. Октябрьский проспект. Улица Космонавтов, дом шестнадцать.

Хотел бы Пард знать – кто такие космонавты?

Стоп.

Отсюда тоже виднелась река, и точно так же над ней висело багровое закатное солнце, только теперь оно почти касалось краем горизонта, а на фоне потускневшего вечернего неба четко проступали силуэты кранов над стапелями Черноморского завода.

Пард с детства усвоил, что «завод» – это очень странный район города, в котором масса неподвижных, но живых машин, и где крайне неудобно жить. Кстати, с детства знакомое слово «стапеля» Парду тоже было непонятно.

А теперь выясняется, что завод – это место, где удобно делать машины…

Даже звучит дико и непривычно – делать машины. Ну и в историю они с Гонзой ввязались…

– Приехали, – сказал Пард вслух и вылез из облегченно притихшего автомобиля. – Вот здесь я и обитаю. В случае чего, можно и соседний дом занять, вот этот.

– Дом? – скривился Вольво. – И эту жуткую лачугу здесь именуют домом?

Одноэтажный домик был существенно меньше даже придорожных коттеджей.

– Ну, вот, – не всерьез огорчился Пард и картинно всплеснул руками. – Не угодил обитателям Центра… Ладно, входите.

Он открыл калитку и тотчас навстречу радостным черным комком выкатился Плюх. Здоровенный пес-ньюфаундленд. Четверолапый и вислоухий любимец Парда.

В окне горел свет – значит, Дюша был дома. Пард несколько раз стукнул в стекло.

– Эй, несчастный! Выползай, враги приехали…

Плюх пару раз гавкнул на толпу, но вообще он был существом покладистым и незлобивым, и, несмотря на то, что был псом, в охрану никак не годился.

– Ой, какой зверь! – восхищенно сказала Инси и присела рядом с Плюхом на корточки, за что и была мгновенно облизана от шеи до макушки. Инси запустила пальцы в густую шерсть Плюха, и тот блаженно замер.