– Нет. А должен был отдать?

Траг умолк.

– Ладно. Нет, так нет, – сказал он, поразмыслив. – Вот еще что: к Дервишу теперь ходить не стоит. Важнее всего найти точку перехода – место, где деммы проникают в наш Мир. Точнее, в нашу часть Мира, если вы помните мои объяснения.

– И?..

– И… – передразнил траг ворчливо. – Заткнуть эту дыру надо.

– Как?

– Там видно будет. Сначала найдите.

Траг встал и, не прощаясь, пошел прочь от моста. Мирон проводил его взглядом: тот направлялся к обрывистому берегу. Темнота ночи быстро поглотила одинокую белую фигуру.

– Гм… – сказал Демид с некоторым сомнением. – Он пошел к воде?

– Ну? – не понял Мирон. – К воде.

– Всплеска никто не слышал?

Мирон поглядел на Лота, но тот уставился в огонь и на слова Демида внимания, похоже, не обратил.

– Нет. Я не слышал, – сообщил Шелех Демиду.

Демид встал и направился за трагом. Отсутствовал он недолго.

– Его нет. А лодка на месте.

– А ты чего ждал? – удивился Мирон. – Далась ему наша лодка!

– Между прочим, это тот самый траг, который вручал мне Знак.

– Ну и что? – Мирон недоумевал.

Демид вздохнул:

– Да так, ничего. Но куда он делся?

Мирон покачал головой.

– Во, чудак-человек! Он же траг. Ты еще спроси, каким образом он очутился здесь, на острове, и откуда знает, что мы направляемся к Дервишу.

– Однако, – возразил Демид, – он полагал, что лже-Знаки у Лота. И ошибся.

Мирон задумался.

– Да, действительно.

Он впервые заподозрил, что траги не всемогущи, во что раньше верил свято и безоговорочно.

– Не нравится мне это, – очнулся Лот. Наверное, он все таки слушал. – Темнят траги.

Он в упор поглядел на Мирона.

– Всегда они чего-то недоговаривают.

Еще Лот подумал: «И используют нас, Воинов, как люди используют животных. Лосей, к примеру.»

И при этом нередко посылают на верную смерть преследуя какие-то свои неясные цели. Правда, всегда, вроде бы, за дело. Но в отличие от животных людям можно было бы и объяснить, во имя чего они гибнут. Особенно Воинам.

В темноте кто-то негромко кашлянул. Все мигом напряглись и подобрались. Мирон решил было, что траг возвращается, но это оказался не траг.

Мальчишка. Тот самый, что направил их к Дервишу. Рядом с ним бесшумно ступал огромный черный пес, поблескивая глазами.

– А, – сказал Демид приветливо. – Привет, малыш. Что ты нам расскажешь на этот раз?

Мальчишка, придерживая пса за широкий ошейник, бросил Демиду небольшой кошель-мешочек. Бернага поймал его на лету.

– Не верьте трагам, – отрывисто сказал гость. Затем обернулся и исчез в темноте, совсем как перед этим старик в белом, только мальчишка вместе со своим четвероногим приятелем цвета ночи направился вглубь острова, а не к берегу.

– Эй! Ты куда? – вскочил Демид. – Постой!

Но Лот удержал его.

– Не ходи, парень. Сиди тут.

Бернага стряхнул руку Лота, однако остался у костра.

– Почему это я не могу пойти?

Лот промолчал.

– Интересно, – вздохнул Мирон. – Теперь мы еще и трагам не должны верить. Кому же тогда верить? Свихнулись все, что ли?

– Нет, – ответил Кидси. – Не свихнулись. Продолжается то, что, видимо, началось давным-давно, задолго до нас. И мы теперь погрязли в этом по уши.

– Знаешь, Лот, – доверительно сообщил Мирон. – Я – Воин. Мне не по душе ребусы. Мне не по душе шарады. Я не фокусник из балагана. Покажите мне с кем драться и я буду драться. А сейчас я, черти всех дери, ни хрена не понимаю. А поэтому, черти всех дери, давайте спать. Если, конечно, все визиты нам уже нанесены, черти всех дери, на ночь глядя, соленый лес, ковшиком по уху!!!

– Спать, так спать, – неожиданно легко согласился Демид. – О! Погодите! Что нам принесли-то?

Он распустил сыромятный ремешок и вытряхнул содержимое кошеля на ладонь. В сплетении судьбоносных линий тускло блеснули три Знака Воинов. Надо полагать, три лже-Знака.

Голова пухла. Было отчего.

Наутро в полном молчании позавтракали, свернулись, погрузили пожитки в челнок и отчалили. Весло взял Лот. Когда очертания островка стерлись туманом, Мирон негромко попросил:

– Высадите меня где-нибудь на северном берегу.

Для себя он все решил. Еще ночью.

Лот, не переставая бесшумно грести, осведомился:

– Ты что-то задумал?

– Я иду к Дервишу, – твердо сказал Мирон. – И не пытайтесь отговорить.

– Значит, – улыбнулся Демид вызывающе, – мы пойдем вдвоем.

– Ого! – поднял брови Лот. – Оба. Траги будут озабочены.

– Зато мы будем спокойны, – сказал Мирон, благодарно сжав ладонь Демида и ощутив ответное рукопожатие.

– Спокойны вы вряд ли будете, – пообещал Лот. – Ручаюсь.

Впрочем, путь Воина спокойным и не бывает, так что Лот ничем не рисковал, пророча это.

– Но ответьте мне, почему вы решили ослушаться трагов?

Демид набычился.

– Решили – и все. Шли к Дервишу, к нему и пойдем.

– Понятно, – сказал Лот. Как он и ожидал, вразумительно ответить Бернага не смог. – А ты, Мирон?

Шелех молчал. В самом деле – почему? Никогда еще Воин не осмеливался сомневаться в трагах. Воистину, все не так в Шандаларе!

– Не знаю, Лот Кидси. Что-то подсказывает мне – мы об этом не пожалеем. Только ты нас не разубеждай. Не получится. Со мной, по крайней мере.

– Со мной – тоже! – заявил Демид со свойственной молодости горячностью.

– Мальчики мои, – сказал Лот неожиданно усталым голосом. – Все утро я ломал голову над тем, как уговорить вас пойти со мной к Дервишу.

Мирон взглянул в лицо Кидси-рыжему, и вдруг заметил, что тот постарел, и постарел сильно. Тело его осталось прежним, но глаза стали иными.

«А ведь он вдвое старше Демида… – подумал Мирон беспомощно. – Сколько ему еще носить Знак? Пять лет? Десять?»

– Здорово, – проворчал Демид. – Прям, идиллия. Единство помыслов и намерений. Но ты-то, Лот, ты сумеешь объяснить, почему решил идти к Дервишу?

Лот уже стал обычным Лотом – целеустремленным и спокойным. Теперь у него даже морщин, вроде бы, поубавилось.

– Почему? Да потому, что я хочу знать правду. Правду, а не то, что соизволят сообщить мне траги. И если бы вы знали, как я рад, что вы – со мной.

– Ну, – хмыкнул Демид, – с виду не самая плохая компания. А, Шелех?

В такие моменты Мирон всегда остро ощущал, что Братство – это не просто слово. И в этом до боли приятно было вновь и вновь убеждаться.

В тот день гребли с каким-то особым ожесточением и юркий челнок летел по воде, словно у него отросли крылья.

Когда русло Батангаро стало все больше отклоняться к северу, внимание путников приковал левый берег. Высматривали веху – внушительный ледниковый валун, ныне полузатопленный. Но все равно, над водой возносилась изрядная его часть. Здесь обычно высаживались на сушу, когда шли на Вудчоппер, Токат или Курталан, а также на озера поменьше, вроде Шакры или Шургеза. Лодку оставляли у вехи – ее потом подбирал кто-нибудь по пути на юг и юго-восток. Воины сами не раз оставляли здесь и верткие челноки, и тяжелые долбленки, и широченные тэльские плоскодонки, удобные в речных зарослях, а возвращаясь неизменно находили что-нибудь плавучее. У валуна-вехи даже соорудили избушку лет сто назад. А, может, и раньше. В ней не переводились припасы, нередко – спасение для незадачливых путешественников.

– Вижу! – радостно воскликнул Демид. – Греби под берег, Мирон.

Веха неясно маячила в тумане бесформенным темным пятном. Вокруг нее не росла даже опока.

– Гребу, гребу, – отозвался Мирон, налегая на весло. – Доплывем, никуда не денемся…

Демиду явно надоело валяться в лодке, хотелось по-настоящему размять ноги.

– Эх-ма! Побродим по болотам, вспоминать еще будешь, челнок этот. И весло.

Бернага легкомысленно отмахнулся.

Повинуясь уверенной руке Шелеха, челн обогнул сероватую тушу валуна. Показалась кое-как сработанная пристань: несколько шатких столбиков-свай, вколоченных в илистое дно, с неким подобием настила. Мирон к ней править не стал, подогнал просто к берегу посудину верную, уперся веслом и вытолкнулся наполовину. Демид соскочил и помог, подцепив челнок за носовой прут. Кора мягко зашуршала о зернистый грунт. На суше против причала одиноко ютилась небольшая плоскодонка.