Глава 27

Разговор На Кулаках

(ОСИРИС)

Мы с Дэйном кружили по кухне. Я ему никогда не нравился. С того самого дня, как мы встретились, он считал меня заносчивым придурком. Таким я и был. Он был трудолюбивым человеком, поднявшимся с самых низов, создавшим компанию с нуля, и никогда не хвастался этим. А я был парнем, который наткнулся на некоторый успех и выставлял его напоказ, как будто я был гребаным миллиардером. Я водил быстрые машины, шумные мотоциклы, любил татуировки и не боялся показать все это.

Мы с Дэйном никогда ни в чем не сходились. И он любил Милу до смерти. Он заботился о ней во время беременности. Думаю, где-то в глубине души он мечтал о жизни, в которой будет заботиться о Миле и Мишель. Не в каком-то извращенном смысле, а в хорошем, честном.

Я уважал это.

Потому что я был чертовски уверен, что не заботился о Миле, да?

Мы врезались в кухонный стол, и я почувствовал, как мой затылок ударился о низко висящую лампу.

– Дэйн! – прорычала Мишель. – Прекрати это!

Я позволял Дэйну с собой так поступать. Чего Дэйн не знал, так это того, что время, проведенное в горах, изменило меня. Все эти часы, пока я бил по деревьям, я становился больше и сильнее. И сильнее, и больше, что казалось невозможным. Другими словами, я пока позволял Дэйну делать то, что он хотел.

Дэйн снова посмотрел на Мишель.

– Почему? Этот гребаный придурок? Почему?

– Ты знаешь почему, – сказала Мишель. – Ты лучше этого, Дэйн.

– Нет, – сказал он.

Дэйн встряхнул меня и посмотрел на меня.

– Ты гребаный подонок. Ты бросил их обеих! Ты бросил ее… ты, блядь, бросил Адли.

– Да, – ответил я. – Я жалею об этом каждый день своей жизни.

– И ты оставил Милу умирать!

Я услышал, как Мишель ахнула.

Вот где была проведена и пересечена черта.

Я рванул вперед и поднял руки, отрывая Дэйна от себя.

Я видел, как его левая рука сжалась в кулак. Я пообещал себе, что не буду бить его, если только…

Он нанес удар, и я блокировал его. Я подошел с правой и ударил его в челюсть. Он отлетел назад, и Мишель поспешила встать между нами.

Вся кухня была красной. Темно-красный.

Я оставил Милу умирать?

Дэйн потер подбородок.

– Вы оба придурки, – закричала Мишель. – Дело не в вас двоих. Речь идет об Адли. Черт побери! Черт бы вас обоих побрал!

– Мне очень жаль, – сказал я. – Я не должен был этого делать.

– Да пошел ты, – прорычал Дэйн. Он был похож на бешеную собаку. Запертую в клетке на долгие годы и, наконец, получившую шанс выбраться и причинить неприятности. – Ты знаешь, что сделал. Ты же знаешь, как ты с ней обращался.

– И что дальше? – спросила Мишель. – Он не открывал дверь машины, Дэйн. Он не вытаскивал ее и не велел сделать гребаный снимок. Это то, чем мы здесь занимаемся сейчас? Придираемся к мелочам?

Наступила тишина.

Дэйн повернулся и пошел прочь. Он вышел в ту же дверь, в которую вошел.

Мишель посмотрела на меня.

– Мне очень жаль, Си. Я не знала, что он вернется домой так рано.

– Да. Так это не выглядит еще хуже, а? Ты не сказала ему, что связалась со мной? А потом я стою у него на кухне? Иисус…

– Заткнись, – сказала Мишель. – Ты же не думаешь, что я сломлена?

Нижняя губа Мишель задрожала. Она быстро схватилась за лицо.

Нести бремя Милы и Адли. Черт побери, возможно, она несла бремя Милы долгие годы. Все время выручала ее. Давала ей деньги. Постоянно надеясь, что она найдет свой путь в жизни. Только для того, чтобы та вернулась домой беременной от какого-то незнакомца.

А потом я в ее жизни…

Я обхватил Мишель руками и крепко обнял.

– Мне чертовски жаль, Мишель. За все. Скажи мне, чего ты хочешь…

– Нет, – сказала она. Она толкнула меня в грудь. Я сделал шаг назад. – Нет, Си, нет. Я не собираюсь преследовать тебя. Я не собираюсь тебя принуждать. Я пишу тебе только как напоминание о том, что все еще здесь. Ты гонишься… ты гонишься за чем-то, чего нет. – Слезы скатывались из ее глаз по щекам. – Ты что, не понимаешь?

– Нет, не понимаю, – сказал я.

– Тогда пошел ты, – сказала Мишель.

Она вышла из кухни.

Я стоял там, один, в доме, которому не принадлежал. Мое место на горе. В хижине. Одному. Нет, с Ларой. Я скучал по ней. Черт, я скучал по ней. Но я также скучал и по Миле. Я должен был найти Милу. Я должен был найти ее, забрать, вернуть, чтобы показать, что способен о ней позаботиться.

Дверь в кухню открылась, и Дэйн снова оказался там.

Он посмотрел прямо на меня, его лицо все еще было наполнено гневом.

Наши взгляды встретились.

– Я не знал, что она тебе не сказала, – произнес я. – Она сказала, что Адли мне что-то приготовила.

– И теперь ты наконец решил появиться?

– Да.

– Почему?

– Правду? Я кое-кого встретил.

Дэйн рассмеялся.

– Ты, должно быть, издеваешься надо мной. Ты кого-то встретил?

– Послушай, Дэйн, я тебе ничего не должен, – сказал я.

– Ты стоишь на моей кухне, Осирис.

– Это я понимаю. Я тебе ничего не должен. Я не могу объяснить всего. Мне не нужно ничего объяснять.

– Да, – сказал Дэйн. – Так что мне просто приходится жить с женой, которая постоянно тебя поддерживает. Что это говорит обо мне?

– Так дело в тебе, – сказал я. – Ты злишься из-за меня.

– Я злюсь, потому что они обе говорят о тебе, – выплюнул Дэйн. Казалось, он готов сорвать дверь с петель.

– Почему бы нам не выйти наружу, Дэйн?

– Да, конечно, – ответил мужчина.

Я вышел из кухни в его гараж.

Место было открыто, потому что он припарковал свой гигантский грузовик на подъездной дорожке. Он, наверное, увидел мой грузовик перед домом и потерял самообладание.

Я сунул руки в карманы, а Дэйн подошел и толкнул меня. Я упал и врезался в холодильник в гараже.

– Ты гребаный кусок дерьма из-за того, что сделал, – сказал он. – Я заботился обо всех. О всех. Ты понял? Я помог Мишель со всеми играми, в которые играла Мила. Я помог Миле, когда она оказалась в затруднительном положении. Когда она забеременела, она жила здесь с нами. Я заботился о ней.

– Я это знаю.

– Потом у нее появилась Адли. А потом она встретила тебя.

– И я любил их. Я заботился о них. – Дэйн открыл было рот, но я поднял руку. – Может быть, я сделал это не так, как сделал бы ты. Прекрасно. Но о них заботились. Я сожалею о том, что произошло и что привело ко всему этому. Я не должен был быть так одержим своей работой. Своим бизнесом. Я пытался наверстать упущенное время и нарушенные обещания вещами, которые мог купить, включая эту чертову хижину.

– Хорошо, – сказал Дэйн.

– Я не хотел никого бросать. Я хотел найти ее. Я хотел вернуть ее домой. К Мишель. К Адли. К тебе.

Дэйн с трудом сглотнул.

– Она, блядь, спрашивает о тебе, Осирис. Но я должен держать рот на замке.

– И я ценю это, – ответил. – Я не хочу облажаться.

– Мы выше этого, – сказал Дэйн. – Она… она нуждается в тебе. – Дэйн провел рукой по волосам и развернулся.

Я схватил Дэйна и развернул его.

– Ты ей тоже нужен. Я не ее отец, Дэйн. И ты тоже. Но это не значит, что мы не можем о ней позаботиться. Ты думаешь, я собираюсь украсть ее? Думаешь, я стану гадить тебе?

– Нет, – сказал Дэйн. – Не думаю, что кто-то оценит то, что я делал.В течение многих лет.

– Да, – ответил я.

– Иди к черту, Осирис.

– Нет, Дэйн. Это ты иди к черту. Адли узнает, что ты для нее сделал. Мне жаль, что ты будешь дядей Дэйном. Но ты будешь дядей, который заботился о ней с тех пор, как она была в животе у матери.

Дэйн скривил губы. Потом он отошел от меня.

Дверь открылась, и вышла Мишель. В руке у нее были ключи.

– Мне нужно забрать Адли.

Я посмотрел на Дэйна.

Потом посмотрел на свой грузовик.

Не сейчас… не сейчас…

– Я заберу рисунок и уеду, – сказал я.

– Осирис, – сказала Мишель.

– Один шаг за раз, – ответил я.

– Нет, – сказал Дэйн. Он снова посмотрел на жену. Я видел, как блестят его глаза. Он потер подбородок. Потом он посмотрел на меня. Глаза в глаза. Как мужчина мужчине. – Оставайся здесь, Осирис. Тебе нужно увидеть свою дочь…