Я наблюдала за руками Яна, когда он жестикулировал, когда говорил, и даже они выглядели усталыми. Мозоли на его ладонях и пальцах кричали, что о них нужно позаботиться, да, но я знала его достаточно хорошо, чтобы он проигнорировал мольбу. Его собственные потребности никогда не возникали до Масего, и это было прискорбно, потому что Масего всегда будет нуждаться в чем-то.
Я посмотрела на него, зная, что скоро попрощаюсь с ним, и эта знакомая пустота начала закрадываться внутри, заставляя меня уже чувствовать холод и одиночество. Мой желудок сжался при мысли о том, как он отреагирует, как истолкует мой уход. Но я была полна решимости. Я бы не несла ответственности за то, что его мать сделала его жизнь несчастной, не тогда, когда она так бессердечно и легко превратила мою нынешнюю жизнь в сущий ад.
Когда мы добрались до самолета, я крикнула ему, чтобы он остановился со мной.
Он подчинился, не задумываясь, и обнял Пэмбрука на прощание.
Чарльз, с которым я со слезами попрощался ранее, ждал Пэмми под люком, и они коротко поговорили друг с другом, прежде чем Пэмми поднялся на борт самолета.
— Ян, — тихо сказала я, сдерживая слезы.
Он повернулся ко мне, его озабоченное выражение ранило мое и без того раненное сердце. Что-то в его глазах загорелось пониманием.
— Я...
— Не смей, Софи, — сказал он. На его челюсти дернулся мускул. — Клянусь Богом, Софи Прайс.
— Ян, — сказала я, и непролитые слезы отступили.
Он придвинулся ближе, но я отступила, не в силах вынести его прикосновения без того, чтобы полностью не рухнуть. Он понял это и схватил меня за плечи, притягивая ближе к себе.
— Ты у меня в долгу, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Почему?
— Так и есть... Мне дали возможность вернуться домой, и я решила, что это к лучшему.
— Чушь собачья, — сказал он, слегка встряхнув меня в своем расстройстве. — Ты лжешь. Я знаю тебя, и ты лжешь.
Я избегала зрительного контакта, сосредоточившись на кончиках своих поношенных ботинок.
Те же самые туфли, которые неустанно работали со мной день за днем, ухаживая за Масего. Те же самые туфли, которые я носила, когда влюбилась в него.
— Посмотри на меня, черт возьми!
Я посмотрела на него снизу вверх.
— Ответь мне, — потребовал он. — Почему?
— Потому... Я уже сказала тебе. Мой ответ не изменится. Думаю, это к лучшему, — солгала я.
Он покачал головой взад и вперед.
— Ты не можешь уйти, — умолял он, прижимая меня к себе, как будто мог удержать меня там навсегда.
— Почему? — прошептала я ему на ухо.
— Потому что я влюблен в тебя.
Я крепко зажмурила веки и поцеловала его в загорелую щеку.
— Я тоже тебя люблю.
Я призналась... и ушла.
— Соф, — услышала я позади себя.
— Софи, — взмолился он более мягко.
— Соф, — еле слышно прошептал он.
Но я не ответила. Я просто продолжала идти, слезы лились каскадом в море мучительной боли.
— Софи Прайс, — крикнул он, в каждом слове слышались агония и враждебность. Я повернулась к нему лицом. — Ты оставляешь меня вот так, одного, и я никогда не смогу тебя простить. Не утруждай себя попытками вернуться. Если ты сядешь в самолет, я с тобой покончу!
У меня перехватило дыхание, и снова потекли теплые слезы. Я кивнула, подавляя очередной всхлип, и взяла себя в руки. Для него. Для него. Ради него, — напевала себе я. Оглушительный рев раздался позади меня, разбив мое сердце на миллион кусочков. Я проглотила свой собственный крик, ставя одну тяжелую ногу перед другой, отказываясь оборачиваться. Я знала, что если увижу его, потратив хотя бы секунду на то, чтобы взглянуть на него, я откажусь от всех угроз и уничтожу любое будущее, которое у него могло бы быть, если бы он когда-нибудь покинул Масего.
Ради него, я мысленно вздохнула, закрывая за собой люк.