– К тому же примета морская, а у нас озеро, – добавил Вайсгер-младший. – Естественно, я буду только рад, если мисс Блэкмор примет участие.

– Куда и когда нам прибыть? – спросил Кеннеди. Хотя куда более скептично, чем Дэнфорд, оценивал шансы на успех предстоящей охоты.

Услышав по телефону сонный голос Элис, Кеннеди настоял, что сам приедет за ней в госпиталь и отвезет в гостиницу. В противном случае он мог просто лишиться напарницы, уснувшей за рулем.

– Корнелиус никак не мог убить Хэммета, – без всякого выражения говорила Элис. – Неважно, найдут ли шериф с Вешбоу у него подлинное орудие убийства, или же нет. Хэммет умер ночью, когда Корнелиус давно сидел под замком.

Кеннеди кивнул. К концу дня стали поступать ответы на его многочисленные запросы, подтверждая смутные догадки, – и результат вскрытия вполне укладывался в его собственную версию происходящего.

– Наружное обследование и вскрытие показали еще что-нибудь интересное? – спросил он. Тот факт, что Хэммета загрызли те же челюсти, что и Берковича с Косовски, интересным уже не казался.

Элис долго молчала, и Кеннеди искоса взглянул на нее – не уснула ли? Потом напарница ответила:

– На коже лица, вокруг носа и рта, – прижизненная гиперемия…

– Элис… – укоризненно протянул Кеннеди. Он терпеть не мог, когда его напарница демонстрировала медицинскую эрудицию. Она это знала, и старалась воздерживаться от мудреных терминов – но в нынешнем ее полусонном состоянии самоконтроль, похоже, ослаб.

– Проще говоря – покраснение, раздражение кожи. Конечно, у Хэммета могла быть легкая форма аллергии на резину маски и загубника, сейчас это уже не проверить… Но точно такая же картина будет наблюдаться, если к лицу прижать тряпку с ударной – достаточной для рауш-наркоза – дозой эфира или хлороформа.

– Так-так… А гидрокостюм и акваланг надели потом, на бессознательное тело…

– Едва ли… Ты ведь плавал с аквалангом? Вспомни, каково натягивать костюм «сухого» типа… А теперь представь, как получится провернуть эту операцию с лежащим бревном человеком. – И Элис старательно подавила зевок.

Кеннеди представил. Задача действительно представлялась нереальной.

– Но под водой пропитанная хлороформом тряпка бесполезна, – сказал он.

– Я подозреваю, что Хэммета застали врасплох – когда он готовился к погружению или только-только вышел из воды… Костюм уже – или еще – был на нем, а вот маска и акваланг… Знаешь, он, похоже, пользовался этим аквалангом многократно – на ремнях, крепящих баллоны, одни отверстия разношены больше других. Как раз под его размер. А теперь акваланг был закреплен иначе – верхний ремень на предыдущую дырочку, нижний на последующую. Словно ремни затягивала чужая рука…

– Да уж, трудно поверить, что Хэммет вдруг ни с того, ни с сего похудел в груди и раздался в бедрах…

Кеннеди помолчал, осмысливая новую информацию. Один вывод следовал со всей непреложностью, и он его озвучил:

– Ясно одно: от убийств первой степени Дэйв Корнелиус отвертелся…

Элис не ответила. Она спала.

До предъявления официального обвинения Корнелиуса поместили в камеру для задержанных, принадлежавшую муниципальной службе безопасности округа Трэйк —именно так официально именовалась вотчина Кайзерманна, неизвестно по какой прихоти Вайсгера-отца и подконтрольного ему муниципалитета.

Камеры – числом целых три – располагались в том же здании, что и офис шерифа, но в другом крыле с отдельным входом. Две из них пустовали – служба шерифа, увлеченная грандиозным расследованием, совсем перестала обращать внимание на обычных своих клиентов – пьяных, дебоширов и оскорбителей общественной нравственности. Последний из них вышел под залог два дня назад – преступление перебравшего пива студента состояло в том, что он на пари помочился среди бела дня с пожарной каланчи, украшавшей Трэйк-стрит, на фланирующих по тротуару курортников.

Миссис Беркович также вышла на свободу – по настоянию мистера Вешбоу. На относительную свободу – лисовидный сыщик почему-то был уверен, что она должна наведаться к тайнику с аквалангом и подлинным орудием убийства, и наблюдал за вдовой неусыпно.

Так что Дэйв Корнелиус сидел в гордом и молчаливом одиночестве в своей узкой, похожей на пенал, камере. Арестантское ложе, кстати, размещалось в торце пенала, упиралось концами в стены и было весьма коротким. Сон для рослого Корнелиуса превратился в весьма мучительное занятие… Иная обстановка в камере отсутствовала, за исключением раковины и ничем не отгороженного унитаза без крышки, грязного и расколотого, – лично принимавший участие в проектировании помещения Кайзерманн не был сторонником либерализма в отношении заключенных.

Охранял Дэйва один человек – Хэмфри Батлер. В принципе, это считалось достаточным. При любой нештатной ситуации подмога из другого крыла здания могла подоспеть за считанные минуты. Увы, сию систему шериф разработал лишь в расчете на студентов, мочащихся на головы прохожих. Некоторых физических и психических особенностей мистера Корнелиуса она, как выяснилось вскоре, явно не учитывала…

От приятных размышлений о грядущих выборах (почему бы, в самом деле, Нордуику не стать шерифом, а Хэмфри – его старшим помощником?) Батлера отвлекли звуки, донесшиеся из камеры Корнелиуса. Странные и неприятные звуки. Хэмфри показалось, что арестованного кто-то душит – что, по зрелому размышлению, было совершенно исключено.

«Воды-ы-ы!!!» – разобрал Хэмфри в этом хрипении. Первое слово, услышанное после ареста от узника, отнюдь не порадовало его стража.

– Может, еще кофе в постель, круассанов и Ширли Мейсон под бочок? Поищи себе другого дворецкого, – недружелюбно пробормотал Батлер, сохранивший самые мрачные воспоминания о купании в болотной топи по милости этого придурка. Впрочем, особо жесткосердным Хэмфри не был. Смерть от жажды Корнелиусу никак не грозила. Воды в кране хватало с избытком. Имелся и небьющийся стакан из толстой пластмассы.

Но хрипы продолжались. И постепенно к ним добавились иные звуки, не менее странные и неприятные.

Хэмфри поднялся из-за стола дежурного и отправился с инспекцией к месту заключения преступника. Выходящая в коридор стена камеры представляла собой одну сплошную решетку – и увиденное за ней потрясло Батлера. Арестованный корчился на полу. Голова его с регулярностью метронома – бам! бам! бам! – лупила в кафельную стену. Никаких слов в непрекращающемся хрипении разобрать было уже невозможно.

«Припадок!» – похолодел Хэмфри. Метнулся к решетчатой двери камеры – и остановился. Инструкция строжайше запрещала отпирать ее в одиночку.

Тело Корнелиуса изогнулось дугой – казалось, слышен хруст суставов и связок. На губах выступила густая пена.

«Сейчас проглотит язык и всё, конец!» – в панике подумал Хэмфри. Почему-то из всех сведений о припадках в памяти осталось только это.

Он опрометью бросился обратно к столу дежурного, торопливо нажал кнопку, запрашивающую подмогу из офиса шерифа. Докладывать о чрезвычайной ситуации по телефону было некогда…

Молодой человек снова поспешил к камере и, плюнув на инструкцию, заскрежетал ключом в замке. Палку, надо вставить в рот палку, – еще одно обрывочное сведение о припадках всплыло у Хэмфри, когда он шагнул в камеру. Машинально повел взглядом вокруг – хотя откуда тут взяться палке? – и не сразу осознал, что Корнелиус уже стоит на ногах. И рядом с ним.

От первого, направленного в голову удара Хэмфри сумел-таки увернуться. Отскочил, увеличив дистанцию. Эффект неожиданности был потерян. Шансы уравнялись. Ростом и силой Хэмфри не уступал противнику.

Но тут он допустил ошибку. Схватился за поясную кобуру. Подлая застежка никак не расстегивалась. Хэмфри на долю секунды отвлекся – и пропустил удар.

Кулак вломился ему в ребра. Батлер отлетел к распахнутой двери. Острый угол замка глубоко разодрал щеку, затылок с хрустом ударился о толстый прут решетки.