Опс… Подарочек… Ведь узнал всё, старый прохвост, еще в том веке, – но не стал настроение портить на праздники. Потому что любому, кроме редакционных блондинок, ясно: когда бо?льшая структура сливается с меньшей, это называется чуть иначе. Не слиянием, а поглощением. Ненужных, продублированных должностей станет при таком слиянии предостаточно. И сотрудникам какой из «слившихся» спаянных команд придется уходить, гадать не приходится.

Есть и другой аспект. Политический. «УСП» на минувших выборах поддерживало «медведей» – активно, напористо. Еженедельник, где работал Сергей, – проигравших, и тоже в выражениях не стеснялся. С сегодняшнего дня придется хаять тех, кого вчера хвалил, и наоборот. Проституция в чистом виде. Профессионалам клавиатуры, в общем-то, не привыкать, и понятно, отчего кормильцы-поильцы решили примкнуть к победителям, но все равно неприятно…

Обсуждали в курилке. Редакционные блондинки, гламурно потягивая тонюсенькие сигаретки-соломинки, шушукались о главном: повысят или нет им зарплату. Те, кто помоложе, интересовались и другим: а как в «УСП» обстоит дело с поголовьем неженатых мужчин?

Лешка Базыкин по прозвищу Жеребец мутил воду. (Жеребец – не за великие постельные подвиги. За выступающие вперед зубы и манеру мотать головой, откидывая сползающую на глаза челку; а характер резкий, импульсивный, никак уж не мерин…)

Вот и сейчас рыл копытом землю, мотал башкой своей лошадиной, – возмущался. Служить этим ? За деньги? Да денег на всех и не хватит, после выборов финансовые краники всегда прикручивают, – хотя, может, и не всех разом уберут, а постепенно – но к лету лишних людей в объединенной редакции не останется. Увольняться надо всем и самим, – и оформлять как политическую протестную акцию.

Никто не отвечал, и смотрели на него, как на инопланетянина. Всё понял, далеко не глуп был, – не докурил, размазал сигарету о стену, ушел.

Курилка находилась на лестнице, уходившие поднимались, – и когда ноги Лешки оказались на уровне глаз Сергея, тот обратил внимание: покрытые соляными разводами ботинки буквально разваливаются, в паре мест разошлись по швам… Так вот и живет Жеребец, правдоискатель доморощенный: ни квартиры, ни машины, каждый день в одних и тех же джинсах – новые покупает, когда прежние до дыр протрутся… Ему уволиться, как высморкаться, все равно подолгу нигде не задерживается. А ведь вместе когда-то начинали, рядом, в студенческой газете «В полет!», и одни и те же мысли в головах бродили… И вот как разошлись дороги. Дурак он, по большому счету, хоть и умный. Идеалист и безбашенно-талантливый дурак. Но… но почему-то Сергей именно в тот момент понял, что он сюда, к людям этим, еще вернется. Не насовсем – покрасоваться победителем на белом коне, после реализации проекта «Русский Куршевель». Но чтобы при этом присутствовал Лешка Базыкин, не хочется абсолютно.

…В приемной шефа кучковался народ, желающий тет-а-тетно решить кое-какие рабочие вопросы – не так-то просто в один момент изменить курс на сто восемьдесят градусов. Сергея пропустили без очереди, главный сам пожелал его видеть, и можно было догадаться, по какому поводу.

Угадал. Шеф начал издалека: как рождественские каникулы прошли, Сергей Борисович, уезжали куда-нибудь, или здесь праздновали? (Обращался он ко всем без исключения сотрудникам на «вы» и по имени-отчеству; правда, в иных случаях это «выканье» звучало как утонченная издевка.) Как дочь, внуками порадовать не собирается? Сергей отвечал скупо – пустой ритуал, демонстрация отеческой начальственной заботы; ждал главного. Про Наташкины новости ничего не сказал, естественно.

Дошло и до главного. Я понимаю, сочувственно говорил шеф, что материал о Сребровицком и его шахерах-махерах в Приморском районе собран большой, работа проделана немалая… Но поймите и меня… Конечно, затраты времени и трудов будут компенсированы… Частично.

Сергей все понимал. Материал он готовил убойный, информационную бомбу. Но кто ж позволит ее подложить под седалища новых благодетелей?

Дальше главный вовсе уж заюлил: неплохо бы материальчики того… сами понимаете… А то развелось сейчас всяких хакеров… Он понимал и это – шлепнул на стол дискету: забирайте, дескать, здесь всё, единственная копия. Можете стереть, но лучше бы сохранить – а вдруг кто-то другой перекупит еженедельник?

Шеф впервые взглянул прямо в глаза – с беспомощным удивлением: никак не должен был Сергей говорить такое.

Из того же кармана, что и дискета, появился сложенный вчетверо лист бумаги – заявление об увольнении. Вовсе ошарашенный шеф что-то забормотал, ничего выдумывать в объяснение своего решения не хотелось, Сергей вспомнил Лешку-Жеребца, и сказал, как отрезал: не буду я этим служить. Ни за какие деньги.

Может, показалось, – но во взгляде старого прохиндея вроде бы мелькнуло нечто, напоминающее уважение, – мелькнуло и укололо, словно булавкой…

Даше, пытавшейся объяснить, отчего у них не сложилась совместная встреча Рождества, он сказал просто: я уезжаю, далеко и надолго. С собой пригласить никак не могу, так что давай расстанемся друзьями. Потом был тяжелый разговор минут на сорок – все в той же курилке, уже опустевшей; выяснилось, что женщины, пусть и готовящиеся к расставанию, весьма болезненно переносят, когда инициатива в данном процессе переходит к мужчине… Он говорил намеренно ровным тоном, негромко, и старался задавить в себе мелкое, пакостное какое-то злорадство; злорадство попалось живучее, и все пыталось прорваться наружу – то в виде ироничной фразы, то ехидной улыбочки.

…Ну вот, вроде и всё… Рудименты старой жизни ампутированы. Впереди новая, куда лучшая. И все-таки чуть грустно ступать в последний раз по этим коридорам – пять лет топтал, как-никак. В молодости куда легче расставался с привычной обстановкой… Возрастное, наверное. После сорока? люди куда сильнее склонны к ностальгии.