«Что ж, ты ведь прекрасно знал сущность сей гнилой бабы, чего удивляться?» — с досадой подумал про себя Скалозуб.
Решимости покрыть напоследок мучителя матом у него, тем не менее, поубавилось.
— Итак, мой переодетый под женщину гость, тебя зовут? … — Предатель с участливым видом смотрел на него.
Отвечать не хотелось. К чему бесконечное словоблудие, когда итог беседы всем очевиден? Он не выйдет отсюда живым и уж тем паче не изменит историю. Король и дальше продолжит править Оплотом, мятежный сброд дружным строем пойдёт под топор, уменьшив и без того немногочисленное трудоспособное население. Несправедливость и нищета с каждым годом будут лишь дальше усиливаться. Возлюбленная когда-то невеста не перестанет разводить ноги перед всеми «нормальными мужиками» подряд…
— У меня много имен, — медленно вымолвил он.
Проговорил ненужные пустые слова просто потому, что тишина в зале давила на нервы. Поскорее закончить спектакль и отправиться в лучший мир. Снова встретиться с Фомлином, Хиггинсом, родными и близкими…
— Безбородый. Пророк. Хех, кое-кто называл меня Скалозубик. — Глаза Бригитты удивлённо расширились. — Скалозуб Усердный. Наследник Дома Среброделов, что ты истребил по заведомо ложному обвинению! Пощадив только тех, кто действительно заслуживал наказания… — взгляды суженных встретились, и в них горела отнюдь не любовь.
Маронон грустно вздохнул. Успокаивающе положил ладонь на предплечье Бригитты. Перестав прожигать несостоявшегося жениха взором, в коем перемешались обида и горечь, та заискивающе лыбясь повернула мордашку к правителю.
— Так вон оно что. Личная месть, конечно, как сразу не смог я понять?! Что же ещё, как не сие низкое чувство, способно толкнуть гнома на преступление? Страшное, безумное и совершенно напрасное. Теперь-то ты должен отчётливо понимать, шансов на удачный исход у вас не было изначально!
Предатель повернулся к нахохлившимся чиновникам, прислуге и прочей бесполезной для общества мишуре, способной лишь угодливо поддакивать вышестоящему руководству, да разводить бумажную волокиту:
— Мщение рождается из обиды, обида из зависти и тщеславия, либо, как в случае с нашим гостем, жёсткого неприятия ситуации. Взамен смирения, принятия воли мудрых мира сего, в сердце несчастного тлела ненависть, покуда огонь не выжег из разума все барьеры, мешающие достижению одной-единственной цели. Кровь, смерть, искалеченные судьбы сотен и тысяч — всего лишь плата за «высшую правду». Цена, кою каратель всегда платит сполна и без малейших сомнений, ведь у него имеется на то безусловное оправдание!
Мина разфилософствовавшегося властителя гномов выражала столь глубокую озабоченность, что Скалозуб не мог понять, издевается тот, играет в «мудрого короля» или же в самом деле искренне верит в произносимые без малейшего перерыва слова.
— Коварное ощущение несправедливости — вот сила движущая порядочным на первый взгляд гражданином, заставляющее оного творить ужасное лиходейство, устраивать бунт! Увлекать страстной речью таких же глупцов, дабы заместо веками проверенного устройства свершить тиранию! Да и ту опосля ещё более жуткой анархии. Ха! Разрушить до основания социум, предложив взамен идею банального равенства, братства, распределения благ по потребностям — с иже подобной брехни начинается каждый мятеж! Видали уже, видали и проходили, к несчастью, не раз. Сценарий сей неизменен от сотворения гор! Что у гномов, что у эльфов, людей и даже примитивнейших орков — любое восстание вершилось всегда одинаково!
Чего морщишься? — вернул внимание висевшему в воздухе гному колдун. — Считаешь, в сей раз всё иначе? Убьёте меня, и будет всем счастье?! На трон сядет, наверное, посланник вашего любимого Праотца и будет творить всё по-честному?! Ну конечно, конечно, до вас ведь жили одни идиоты, и только вашему поколению обязательно удастся построить мечту!
Эх, благие наивные замыслы, да вот на деле страх, насилие и разруха, а власть опять забирает сильнейший, — продолжил свой затянувшийся монолог Маронон. — Столько жертв, столько жертв и ради чего?! Говоришь, дабы отомстить за несправедливую казнь близких своих королю? А так ли ты уверен в их невиновности? Дознаватели доложили мне совершенно иное, поверь, я не стал бы без веских причин истреблять славный Дом. Что вы, Среброделы, что Жизнетворцы, сунули нос в слишком важные тайны и лишь за чрезмерную дерзость свою поплатились!
Предатель с самым расстроенным и сочувственным видом демонстративно уставился на кровищу, забрызгавшую парадный вход в зал:
— Сколько народу ты вынуждаешь меня погубить, сколь много мужей уже лишились здоровья и жизни в ненужных боях! И ты по-прежнему считаешь, месть того стоит?
Король наконец замолчал, многозначительно глядя на пленника. Не было слышно ни звука, верноподданные Предателя стояли словно застывшие статуи. Ни шепотка, ни почёсываний, ни даже шмыганья носом. Скалозуб всем естеством ощущал — возникшая пауза не случайна, но служит для большего драматизма. А потому, дабы хоть чем-то нагадить обидчику, и не придумав затеи умнее, он принялся громко и иронично смеяться. Очень хотелось похлопать в ладоши, добавив абсурдности ситуации, но скованный рунами гном не мог пошевелить даже пальцем.
Неестественный смех, разносящийся эхом по залу, таки подпортил игру колдуна. Лицо правителя кривилось с каждой секундой всё больше. Очнувшиеся от спячки чиновники с негодованием ворчали под нос.
— Не ломай комедию, Маронон. Право, не понимаю пред кем распинаться в месте сём окаянном? Здесь собрались одни лишь ничтожества, паразиты, да шлюха! — прекрасную мордашку Бригитты опять исказила гримаса. Злобы ли, ярости, а может раскаяния и сожаления? Кто ж до конца поймёт женщину… — Вдобавок, Предатель, ты не угадал ни разу вообще! Не я, слышишь, не я организовал бунт, но столь любимый тобою народ, что помирает от голода и нужды, дошёл до отчаяния!
Мы: с Пастырем, Фомлином, чей Дом Жизнетворцев ты также сгубил на корню, и парой отличных ребят — пытались не допустить восстания черни сколь долго могли. Праотец видит, для этого мы делали всё! Объясняли, призывали и умоляли, но когда тебе нечего жрать, голос рассудка слабеет.
Нельзя винить бедняков. Власть имущие — вот истинный источник всех бед! Король, коему насрать на собственных граждан. Безумцы, что жаждут любой ценой занять его трон. Набивающие за счёт ближних мошну и обиженные на весь мир кровожадные психи, способные утвердиться лишь применяя насилие — вы, вы, одни только вы причина случившейся катастрофы! — Скалозуб презрительно сплюнул. Даже косвенное упоминание Кременькана, Рыжеруба и Дорки на пару с Зерком вызывало в нём отвращение. — За грехи единиц страдают, как всегда, обычные гномы. Пешки, угодившие на поле битвы амбиций своих же сородичей! Праотец милостивый, да что ж мы за про́клятый род, если в гибнущей юдоли слёз вместо взаимной помощи токмо и смотрим, как перерезать глотки друг другу?! Дабы прожить на пару лет дольше и лучше всех остальных…
Выпалив в едином порыве всю горечь и боль, что кипела в несчастной душе, Скалозуб устало закрыл глаза. Сколь долго продлится ещё этот цирк? Когда наконец ему будет позволено умереть?
Руны нещадно жгли кожу, не пригодившийся макияж стекал вместе с потом, слезами и кровью с лица. Однако главной пыткой казалось не страдание бренного тела, а вид женщины, кою он так беззаветно когда-то любил. Каким же наивным он был, считая, что душевные муки остались далеко позади! Хотелось жестоко её наказать, хотелось простить, хотелось спасти… Но всё, что он мог, так это трагически умереть на виду множества бесчувственных глаз.
— Поцелуй меня Проявленный в зад, вы только гляньте, да перед нами настоящий святой! Ну и ну. А я, значится, нехороший и злобный король. Замучил бедный народ! Довёл до страшной нужды! Вот же подонок, вот негодяй!
Маронон явственно переигрывал. Очевидцы спектакля, однако, выглядели глубоко возмущёнными, старясь одним своим видом подлизать лишний раз седалище повелителя.
— Да если б не я, вы все никогда даже не родились! Я, я спас подгорный народ от великой беды! От страшной напасти, что сгубила весь мир! И ты смеешь публично вот так утверждать, яко мне наплевать на Оплот?! Мне, что борется веками с великим Врагом, о коем вы не знаете вообще ничего, окромя сказочных выдумок дранного Мерхилека! — кулаки правителя гномов стиснули подлокотники трона. — Только благодаря моим невероятным усилиям пещеры сии не постигло небытие до сих пор! Жертвы, что я принёс и продолжаю приносить каждый день триста лет, дают возможность дышать, ходить, размножаться и спать по ночам крепким сном единственной расе, уцелевшей в той безнадёжной войне!
Что знаешь ты о мире за пределами Врат, дабы судить меня свысока?! Что знаешь о прошлом, настоящем и будущем? Ведомо ли тебе с чем мне приходится сталкиваться, к каким силам взывать, дабы сохранить наш Оплот?
Тут снова должна была возникнуть многозначительная пауза, но Скалозуб принимать правила игры решительно не хотел:
— Ведомо мне?! Ты жалуешься, что подвиг твой не способен никто оценить?! Неблагодарный народ?! Ну так, а херли ты ожидал, если ситуация за Вратами тайна покрытая мраком!!! — Безбородый пророк выкрикивал слова как ругательства. Усиливающаяся с каждой минутой боль оставляла всё меньше сил на обдумывание и составление красивых убедительных фраз. — Ты истребил весь мой Дом за одно подозрение в организации вылазки! За одно грёбанное, ничём не подтверждённое подозрение!!! Да любой скажет под пытками твоих палачей всё что угодно! Прошу, не делай наивное личико, будто для тебя сие утверждение откровение!