Казалось, с каждым неосторожным высказыванием руны обжигали плоть всё сильней. Тем не менее, он ещё не закончил:
— Не по той же причине пошли под топор Жизнетворцы? А? Ты погубил гномов веками кормивших всех нас!
Слетевшее с уст обвинение эхом разносилось по залу. Многие из придворных потупили взор. Как ни крути, гибель умелых фермеров ощутил на собственном желудке практически каждый житель подземного царства.
— Измена?! Предательство?! Ха! Да членам этого Дома на политику всегда было срать с самой высокой горы!
Может, может всё куда проще? Жизнетворцы откопали в Королевском саду то, что ты всеми правдами и неправдами пытался скрывать. Нашли иной путь выбраться за пределы Оплота! — по насупившийся физиономии Короля он понял, что попал в самую суть. — Что ты столь тщательно прячешь от всех, Маронон?
Правитель не торопился с ответом. Над огромным залом повисла-таки долгожданная тишина, вот только играла она не в пользу властителя про́клятой расы. Подавляющее большинство лизоблюдов по-прежнему буравили Скалозуба гневными взглядами, но часть из тех, кто был помоложе и не достиг ещё высокого положения, задумчиво чесали холёные бороды.
Какое-то мгновение казалось, Предатель вот-вот приоткроет завесу и скажет наконец всё, но сделав для длительной речи большой глоток воздуха, Маронон в последний момент передумал и лишь отрешённо покачал головой:
— Не стоит вам знать… Поверьте, не стоит.
Король выглядел осунувшимся и постаревшим. В другой ситуации видавший гномскую неблагодарность пророк возможно и пожалел управителя, но не теперь.
Не теперь, когда он стал заложником древней магии, вертевшей его немощное тело словно игрушку. Когда могучая сила расплавила толстенную стену, когда на его глазах гному срезало голову! Когда у входа в покои Предателя повсюду валялись кишки несчастных мятежников. Когда весь его род истребили без справедливого следствия и суда! Когда прежде великая раса влачила существование на грани своего выживания долгие-долгие годы…
Учитывая все обстоятельства, ответ деспота категорически не устраивал доведённого до отчаяния гнома:
— Бедный-бедный, несчастный король. Наш долбанный благодетель! Заботливый пастырь заблудших овец! Избавитель!!! — Маронону явно не нравился сквозивший в словах Скалозуба сарказм. Усталость и бесконечная озабоченность стремительно сходили с лица, сменяясь суровой гримасой не привыкшего к подобному обращению повелителя. — Недаром тебя прозвали Предателем. Предателем с большой буквы, именно так!
Не счесть твоей лжи, не сосчитать преступлений и душ, что ты погубил! Эльфы, люди, орки, гномы. Нет существа, не пострадавшего от твоего вероломства! Ради чего, ради чего всё это, бессменный король? Тебе так нравится власть? Ты получаешь своё извращённое удовольствие, смотря на страданья других? Или простой народ не значит для тебя вообще ничего?! — Диктатор едва заметно покачал головой, похоже, вновь уйдя в свои думы. — Мы лишь расходный материал во имя достижения неведомых простому смертному целей?
Говорят, что молчание знак согласия. Так ли это, или очередная глупая поговорка, но удостоить отповедью «простых смертных» король явно не собирался.
— Ну? Давай, приведи уже наконец одно, хоть одно достойное оправдание своим решениям и поступкам! Или бездействию, что часто оказывалось гораздо страшней…
Руны не просто обжигали, а рвали раскаленными клещами многострадальную плоть. Время, отведённое мученику в обители боли и слёз, подходило к концу.
Предатель молчал. Как никто иной, он должен был понимать, к чему всё идёт.
— Давай…
Сил терпеть непрерывную пытку оставалось с каждой секундой всё меньше:
— Давай!
Для связанной речи воли уже не хватало:
— Давай же! Давай!!!
Скалозуб и сам не понимал в тот момент, что именно должен дать ему подлый король. Ответ, или избавление от страданий? На первое рассчитывать не приходилось. Второе… Хотя бы второе, пусть даже дальше одна пустота. Либо ад.
Предатель наблюдал за муками гнома, что смел в открытую выдвигать ему столь тяжкие обвинения, не шевелясь и не произнося ни единого слова. На лице колдуна не отражалось больше ни гнева, ни затаённой обиды, ни возмущения. Не было на нём удовлетворения или усмешки. Скорее разочарование и уныние, словно то было очередное рутинное дело, что надлежало исполнить и двигаться дальше. Как будто и не было этого разговора. Ровно и не было очевидцев события, кои так спокойно взирали на страдания ближнего.
— Давай! Давай! Давай!
Что ж, свидетелей драмы, и правда, не стоило брать в расчёт. Единственным помыслом лизоблюдов во все времена была, есть и будет услуга хозяину. Сопереживание, сочувствие, чистая совесть? Для оных всегда найдётся тысяча оправданий бездействию.
— Давай…
Предатель же на то и Предатель, что поломал барьеры нравственности и благородства много столетий назад.
Скалозуб в последний раз обвёл помутневшим взором присутствующих. Попытался сфокусировать взгляд на Бригитте. Жгучий пот, смешанный со слезами, макияжем и кровью, позволил увидеть лишь контуры бывшей возлюбленной:
— До свидания милая. Найди себе нормального мужика… — прошептал он, будучи уже практически без сознания.
Руны впились в тело особенно сильно.
— Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!! — раскатился по залу отчаянный крик.