Нет, мы не можем рассчитывать на своих. Сами мы тоже вряд ли к Велеру подберёмся, пока его день и нощно охраняет чёртова дюжина вооружённых до зубов церберов.

— Дюжина? Когда тот планирует серьёзную встречу или совещание их собирается вокруг него куда больше… — отметил наблюдательный Пастырь.

— Да уж, ничего не скажешь, вооруженные вилками и столовыми ножами последователи Безбородого против профессиональных убийц в полной броне! Отличнейший план. Хотя, один раз нам с маникюрными ножницами уже повезло…

— Непохоже, чтобы Велер испытывал недостаток внимания женского пола, так что посылать твою невесту к нему тоже идейка сомнительная, — старик отрицательно покачал головой. — «Кусачую цареубийцу» нынче даже самые отмороженные мужи стараются обходить стороной.

— Поднять народ мы не можем, атаковать напрямую своими силами не способны. Пытаться договориться с другими недовольными законнорожденными — долго и нет никаких гарантий, что нас никто не предаст, дабы выслужиться пред новым владыкой…

Скалозуб сломал-таки зубец несчастной вилки, что беспрестанно вертел в руках, уйдя глубоко в свои мысли. Сломанный, но в целом всё ещё пригодный столовый прибор вызвал довольно странную ассоциативную связь:

— Стражи! Кирчин, или как его там… Их капитан, — пояснил он не совсем понявшему его рассуждения Пастырю. — Григги сказал, что их морят голодом в темницах дворца. Видимо, Велер не решился публично казнить верных воинов, это могло бы отпугнуть часть наёмников, запахни вдруг жаренным. Если капитан всё ещё жив…

— Если получится уговорить его сражаться за нас, если удастся освободить, если посчастливится вооружить… Многовато «если» для «решительных чётких шагов», — съехидничал всё ещё несколько обиженный приземлённым учеником пророк.

— Я поговорю с ним, — беспечно отбросил старческий скептицизм Скалозуб. — Если будет на то воля Праотца, — подмигнул он пророку, — у нас будет шанс на шанс, дабы получить шанс свергнуть очередного Предателя!

 

* * *

 

Он пребывал в одиночестве и тьме своей камеры, казалось, долгие годы.

Никто не мучил его, никто не допрашивал. Никто не давал ему есть. Лишь изредка поддатый тюремщик приносил попить протухшую вонючую воду, которой всегда не хватало, дабы утолить жажду оставленного медленно умирать воина.

В том, что его бросили именно умирать, Кирчим не сомневался от слова совсем. Велер давно испытывал к нему неприязнь, да и сам капитан не выносил вечных увиливаний и пакостей главного кладовщика. Получив возможность избавиться по-тихому от неугодного гнома, мятежник не преминул ею воспользоваться.

«Эх, всё-таки нужно было тогда наброситься на него и убить», — в очередной раз мысленно прокрутил последние события перед капитуляцией капитан.

Но тогда он обрёк бы на верную смерть своих подопечных. Впрочем… им, также как и ему, один пёс, не жить. Только заместо мужественной смерти в бою теперь они сгниют в катакомбах.

Когда тюремщик напивался совсем вдрабадан, Кирчим просовывал, насколько то было возможным, лицо сквозь решётчатое окошко в дверях и устраивал перекличку. С каждым разом на зов командира отзывалось всё меньше ребят. Несколько гномов умерли, у кого-то уже не было сил говорить, многие просто утратили интерес к каким бы то ни было действиям.

«Нужно было биться тогда до последнего!», — сокрушался поддавшийся минутной слабости при виде головы Короля командир.

Шло время и голод медленно, но верно вытеснял раскаяние и прочие мысли из несчастного разума. Велер, Король, странный гном без бороды. Страдающие по его вине подопечные. Всё отходило на второй план, оставляя лишь животную потребность что-нибудь съесть. Хоть что-то съедобное…

Кирчим чувствовал, как Зверь внутри него с каждым днём становится всё сильнее.

 

Услышав шорох, капитан словно обезумевший бросился к двери. Прильнув к оконцу, тяжело и прерывисто задышал.

«Пить. Пить! — одна мысль, одно желание, один доведённый до отчаяния гном. –Пи-и-ить!»

Что-то было не так. Что-то…

Обострённые инстинкты дали сигнал телу раньше, чем пребывающий в спячке рассудок сумел что-либо понять.

Отпрыгнув назад и в сторону от двери, Кирчим буквально врос в стену.

Нечто черней окружающей тьмы, влетело через решетку, стремительно пронеслось по углам его камеры и столь же быстро выскочило обратно наружу.

Капитан неподвижно стоял, затаив дыхание и не решаясь вздохнуть. Из соседней камеры послышались дикие вопли, грохот, стук в дверь. В течение нескольких долгих минут крики отчаяния обречённого гнома усиливались. Несчастный уже не просто бил в дверь, он грыз и царапал ту, будто какой-нибудь монстр. Вой боли перешёл в яростный рык. Затем всё внезапно затихло. Не было слышно ни звука, лишь сердце бешено колотилось в груди перепуганного как никогда в жизни бывалого воина.

Он медленно сполз по стене. Усевшись на каменный пол, прижал колени к груди. Дрожь сотрясала тело сурового капитана, по щеке стекала солёная капля. Каким-то непостижимым, загадочным образом, он знал без тени сомнения — кошмар не закончился.

Пока что, тот даже не начался.

 

* * *

 

Срок его пребывания во дворце неумолимо заканчивался, но получить тот самый пресловутый «шанс на шанс» возможности не было.

Стоило Скалозубу отойти от покоев хотя бы на пару шагов, как за ним, не скрываясь и не таясь, начинали следить. Приспешники Велера следовали за приметным гномом повсюду, даже потуги уединиться в кабинете раздумий, не привели ни к чему кроме неловкости и обид. Каждое слово, каждый кивок, каждый непринуждённо брошенный взгляд подмечались и, вне всяких сомнений, фиксировались для дальнейших докладов. Попытка договориться, а уж тем паче освободить стражей, с таким хвостом была заранее обречена на провал.

Проходили минуты, часы, дни, и Скалозуб всё больше думал уже не о свержении узурпатора, а о действиях, предстоящих по возвращении в Квартал. Адекватных идей, как переломить ход неудавшейся революции, не было, как не было и желания за просто так умирать.

Пастырь разводил руками, Бригитта молча кивала. Торк бешено вращал глазами, но предложить никаких дельных мыслей не мог. Григги… Паренька всё больше начинали интересовать лица противоположного пола, и добиться от него иных сведений становилось с каждым разом всё трудней и трудней.

Фиаско. Скалозубу не нравилось это слово, но с другой стороны, подобный поворот событий был для него не внове.

Биться, трудиться и рисковать. Чтобы в один миг лишиться всего. Чтобы кто-то другой получил все посеянные его кровью и потом плоды. Чтобы в очередной раз начать всё сначала, с нуля.

От подобных мыслей и жалости к себе хотелось завыть. Он не хотел, он отказывался мириться и принимать всё как есть! Он был не согласен с такою судьбой!

Но реального выбора не было.