Руны хаотично перемещались по полу, образуя фигуры самых причудливых форм. Фигуры сталкивались с другими фигурами, рассыпались, взрывались. Несимметричный многоугольник пересёк черту, что отделяла трон и прислужников Короля от бешеной пляски рунических знаков. Послышались крики.
Невидимая хватка, что удерживала в воздухе его бесполезное тело, ослабла. Безвольно падая на пол, он уже мало что понимал.
Бригитта забралась под трон и широко открытыми глазами уставилась на него. Предатель медленно сползал со своего векового седалища. Крики свиты переросли в вопли отчаяния — одна из поддерживающих своды колон обрушилась прямо на них. От грохота и последовавших нескончаемой чередой новых вспышек всё слилось в один безумный калейдоскоп.
Пол приятно холодил горячее тело. Он просто лежал и смотрел на происходящее без всяких эмоций.
И вот он куда-то идёт. Из ниоткуда бредёт в никуда.
Кто-то следит за ним. Кто-то нашёптывает ужасные, мерзкие вещи…»
Скалозуб не разделял весёлое настроение Пастыря.
— Почему? — лишь один вопрос вертелся на языке.
Наречённая, что изменяла ему и врала без зазрения совести. Через которую прошло неведомо сколько мужей. Смотрящая на Предателя словно на своего благодетеля, а на него, как на олицетворение зла…
— Это определённо любовь! — промурлыкал вконец разошедшийся Пастырь. — Прекрасная невеста спасает возлюбленного от злобного короля! Женская смекалка и хитрость…
— Дед. Де-е-ед! Заткнись.
Скалозуб тяжко вздохнул. Похоже, с Бригиттой ему придётся поговорить самому. Не сказать, что подобная перспектива его особо прельщала. Подлая шлю… Но так или иначе, он обязан ей жизнью, а это что-то да значит.
Он чувствовал себя ужасно уставшим, как будто не с другом беседовал пару минут, а ворочал мешки и упражнялся в борьбе по меньшей меру неделю. Стоило прикрыть на секунду глаза, и раненный гном вновь провалился в мир грёз. Хвала Праотцу, на сей раз обошлось без кошмаров.
Открыв глаза, он снова непонимающе уставился в потолок. Высокий и сводчатый, со множеством барельефов, инкрустаций и невероятно красивых узоров…
Гномы всегда славились не только как превосходные ювелиры и кузнецы, но и как искусные зодчие. Скалозуб видел в детстве картинки с планами легендарных, нынче навеки утерянных городов, изображения огромных подземных дворцов, крепостей и поместий. В одной толстой книге те сравнивались с грубыми постройками «человеков», вроде таким уничижительным словом называли когда-то людей, и на маленького наследника Дома Среброделов это произвело гнетущее впечатление. Долгое время не мог он понять, как люди, столь примитивные существа, могли являться доминирующей расой старого мира?! Лишь повзрослев, ушлый делец с удивлением обнаружил — истинными властелинами всегда были не самые талантливые, умные и умелые, а самые наглые, подлые и жестокие типы.
Рядом кто-то заёрзал.
Медленно повернув голову, Скалозуб встретился взглядом с женщиной, что сидела у изголовья постели.
Она была очень красива, хотя и казалась вымотанной, не спавшей, по меньшей мере, неделю. Растрёпанные косички уныло свисали с макушки, плечи сутулились, а шея оставалась жёстко напряжена, будто гномиха ожидала, что её вот-вот начнут бить. Солидные бугорки на груди были прикрыты строгой одеждой.
С минуту они молча смотрели друг другу прямо в глаза. Затем девушка неожиданно встрепенулась и стремглав выбежала куда-то из комнаты.
— Бригитта… — пробормотал смутно начинающий что-то осознавать Скалозуб и снова уснул.
* * *
Он быстро шёл на поправку. Пастырь, дорвавшись до Королевского сада и щедрых запасов лекарственных средств, пичкал его настоями, отварами и прочей бурдой всякий раз как пациент просыпался. Горькие, вонючие, мерзкие — те делали своё дело и с каждым днём самочувствие смельчака улучшалось. От втираемых в обгоревшую кожу мазей Скалозуб ощущал себя выпачкавшимся в жире неряхой, страшно хотелось чесаться, от постоянного лежания ломило спину, но пророк лишь грозил ему пальцем и советовал набраться терпения.
Ха! То было легче сказать. К физическому дискомфорту примешивались переживания и думы о происходящем вокруг.
Поводов для беспокойства было, к сожалению, предостаточно.
Это только в сказках с гибелью злобного короля сами собой решаются все проблемы, и безудержное счастье охватывает каждого от мала до велика. На деле же… место одного тирана почти сразу занимает другой. Ещё более злобный.
Не успел народ отпраздновать освобождение от гнета Предателя, Велер принялся вершить «справедливость», нисколько не считаясь, признаёт ли большинство его главным или имеет какой-то иной взгляд на мир.
Сдавшихся стражей бросили гнить в темницы, чернь вежливо, но настойчиво спровадили обратно в Квартал, не поддержавших мятеж законнорожденных лишали имущества и всех прав. Продовольствия гражданам выдавалось по самому минимуму, оправдывая сие якобы большими потерями при штурме дворца. Каким образом в отсутствие поджогов могли пострадать королевские запасы, никто, само собою, не уточнял. Со всего Оплота телегами свозили трупы и, сваливая огромными кучами, сжигали, не особенно разбираясь, кто на чьей стороне воевал. Немногих умеющих врачевать не хватало на толпы раненных и искалеченных гномов, что навсегда потеряли способность нормально работать и жить.
Прислужники самого Маронона, по большей части, висели повешенными на столбах-светочах вдоль улиц Пещеры ремёсел. В Квартале регулярно происходили стычки между группами вооружённых бойцов, остатками бандформирования Дорки. До проблем бедняков, впрочем, никому дела не было. Между законнорожденными, принимавшими участие в бунте, шло активное перераспределение имущества, отродясь не принадлежавшего им — всё остальное отошло на второй-третий план.
В общем, огромная жертва простого народа явно не стоила результата. Слова Предателя про революцию оказались пророческими.
Мириться с таким положением дел, Скалозуб категорически не хотел.
— Да пойми ты, мы сейчас не в том положении, чтобы влезать в открытое противостояние с этим кладовщиком! Слишком много погибло наших ребят, слишком многие ранены. И почти каждый убит горем по погибшему брату, другу, товарищу…
Новый пророк на сей раз был в корне не согласен со старым, ибо время играло скорее против них, нежели за. Горстка подлецов, что резко возвысилась после бунта, явно не собиралась останавливаться на достигнутом и с каждым днём представляла всё большую угрозу для всех, кто жаждал сделать мир хоть чуточку лучше. И в первую очередь опасность грозила разлёживающемуся в постели больному.
— Теперь, когда Велер знает кто я, это только вопрос времени, когда меня попытаются устранить. Думаю, он бы уже прикончил меня, не останься тут Торк с остальными.
Последователи Безбородого пророка наотрез отказались покидать дворец и не впускали в покои Скалозуба никого кроме Бригитты, Пастыря и собственных братьев. Гномиха, правда, старательно избегала его, уходя как только он просыпался. Горе-жених, впрочем, был такому раскладу лишь рад — разбираться в запутанных чувствах ему сейчас было некогда.
Несколько раз Скалозуб пытался выведать у Торка подробности о расстановке сил власть имущих и текущей ситуации во дворце — Пастырь был слишком занят врачеванием его и сотни других бедолаг, а потому всего знать не мог. К несчастью, рана в голову слабо поддавалась лечению, и спрашивать Торка о тактической обстановке было столь же перспективно, как разговаривать с табуреткой.
Именно тут на выручку вновь пришёл Григги.
Паренёк не принимал участия в приснопамятной «вылазке возмездия», а потому остался цел и невредим. Юркий подросток сновал по переходам дворца, оставаясь практически незамеченным, став настоящими глазами и ушами лежачего гнома.
Какие-то сведения Скалозуба пугали, какие-то озадачивали, заставляли задуматься. К несчастью, известий, что давали надежду на благополучный исход, по-прежнему не было.