Именно так, как он хочет.

Вэл глубоко вздохнула, слегка покачнулась и постучала в дверь.

Дверь со скрипом распахнулась, открыв комнату, оформленную в различных оттенках розового с акцентами вишневого дуба. Она вздрогнула, как кошка, от ржавых петель, но, когда никто не ответил, толкнула дверь шире. Сначала робко, а потом все смелее.

Неубранная кровать единственный признак того, что здесь кто-то есть. Не было ни одежды, небрежно брошенной на стульях или столах, ни обуви у двери, ни чемоданов, ни еды.

Никаких личных вещей.

Но затем за диваном — поскольку она постепенно переступила порог и вошла в комнату — ее взгляд упал на шахматный набор, тщательно установленный и готовый к игре на прикроватной тумбочке. Когда она открыла единственный ящик, внутри обнаружила библию и телефонную книгу.

Дрожащей рукой она закрыла ящик и уставилась на шахматный набор. Если раньше у нее и были какие-то сомнения, то шахматный набор их развеял.

«Это его комната. Я стою в его комнате».

Однако одной из шахматных фигур не хватало. Она заглянула под тумбочку, задаваясь вопросом, не подошла ли слишком близко и случайно не сбила ли ее сама, но бледно-серый ковер легко показал бы одну из блестящих деревянных деталей.

Вэл повернулась, с тоской посмотрела на открытую дверь и оглядела остальную часть комнаты. Шкаф был открыт. На стальной перекладине висело несколько предметов одежды. Рубашки черного, белого и бордового цветов. Там было два костюма и несколько ремней и галстуков. Комод содержал похожую цветовую гамму, хотя, когда она поняла, что в одном из них находится нижнее белье, Вэл покраснела и прекратила поиск, пытаясь очистить голову от образов, которые непрошено пришли ей в голову.

Тот факт, что она все еще была способна думать о нем таким образом, шокировал и вызывал у нее отвращение почти так же сильно, как и его угрозы — за исключением того, что на этот раз все это отвращение и омерзение были направлены на себя.

Она не нашла ни книг, ни газет, хотя там лежал небольшой дневник в кожаном переплете, в котором записывались различные цифры и буквы. Да, она это помнила. Она видела точно такой же пять лет назад. Шахматная нотация. Вэл перевернула страницы, поражаясь огромному количеству игр. Он должен был играть по меньшей мере двадцать раз в день.

Может пятьдесят.

Но для этого потребуется полный комплект, так где же черная королева? Внезапно ей показалось необходимым, найти ее, эту недостающую часть. Почему, она не могла сказать.

Мусорная корзина была почти пуста. Там валялись огрызок яблока, пластиковый контейнер, в котором когда-то хранился одеколон с надписью по-французски, пара салфеток и несколько скомканных бумажек, которые оказались квитанциями.

Вэл снова оглядела комнату. Каждый ее шаг звучал слишком громко, и в гулкой тишине она отчетливо слышала стук собственного сердца, похожий на большой барабан литавр.

Каждый инстинкт в ее теле теперь говорил ей — нет, кричал — уйти. Сейчас. Пока она еще могла. О, и она отчаянно хотела этого, но ей придется подождать, потому что, если она хотя бы не попытается играть по правилам, он без колебаний накажет ее и людей, о которых Вэл заботилась больше всего.

Любая подсказка, которую она найдет, может помочь. По какой-то причине Гэвина, похоже, поблизости не было. Может быть, после всех этих лет она наконец получит доказательства, необходимые ей, чтобы уничтожить его раз и навсегда. Так же, как он уничтожил ее.

Единственное место, куда она не заглядывала, была ванная, осмотр которой занял бы меньше всего времени. А потом, после этого, она будет считать все это соглашение — или что бы это ни было — недействительным.

Гэвин не сможет обвинить ее в том, что она бросила ему вызов. Администратор поддержал бы ее.

«Верно, — насмехался ее мозг. — С каких это пор он играет по своим собственным правилам?»

Он менял их, когда ему это было удобно. И разве Гэвин не позвонил, чтобы передать свои инструкции? Это должно означать, что он знал, что она здесь. Он или кто-то еще замешан в этом, в чем она сомневалась.

Но тогда, где он?

И где черная королева?

Дверь в ванную оказалась закрыта — она была закрыта раньше? — И когда Вэл открыла ее, первое, что она заметила, это пар. Было так жарко и влажно, что она чувствовала, как вьются ее волосы. Под краской у нее все еще были рыжие волосы того же цвета и консистенции, что и медная проволока.

Вэл сбросила бушлат и огляделась, обмахиваясь рукой. Ванная комната была оформлена так же, как и спальня — розовые полотенца и коврик для ванной, мыло цвета слоновой кости и коллекция шампуней и лосьонов в сверкающих тонах, предоставленных гостиницей. Все казалось безупречно, кроме зеркала. На запотевшем стекле кто-то написал слово «мат». И там, да, там, в мыльнице, лежала пропавшая черная королева.

Кто-то вбил гвоздь в то место, где находилось бы сердце, если бы оно было человеческим. Символизм этого не ускользнул от Вэл, и она получила дополнительный бонус, увидев свою реакцию в зеркале: широко раскрытые глаза, приоткрытые в немом ужасе губы.

Она громко ахнула, вцепившись в дверную ручку изо всех сил, когда пол под ней зашатался.

Он оставил королеву там. Он оставил ее там, чтобы я нашла. Он действительно хочет убить меня. Он не блефовал. О боже, я должна выбраться отсюда.

За ее спиной хлопнула дверь.

Вэл, спотыкаясь, вышла из ванной, поскользнувшись и проскользив на все еще влажных полах, и столкнулась лицом к лицу с ним — Гэвином — гроссмейстером — человеком, который преследовал ее в ночных кошмарах почти пять лет и который теперь стоял здесь, во плоти, прислонившись к закрытой двери со скрещенными руками.

На нем была прежняя черная кожаная куртка поверх белой рубашки, половина пуговиц осталась расстегнутой. Его черные брюки выглядели свежевыглаженными, со складками, такими острыми, что они казались смертельно опасными.

— Вэл.

Серебряная цепочка сверкнула на его обнаженной шее, издав мягкий звенящий звук, когда он наклонил голову так, что напомнил ей хищника.

— Не думал, что ты придешь.

Его слова разбили тишину, как множество выпущенных стрел. Вэл заметно вздрогнула при звуке его голоса. Гэвин оглядел ее с ног до головы, и его губы растянулись в улыбке, которая совсем не была дружелюбной.

— Видишь ли, я до конца не был уверен, что могу сделать, если снова тебя увижу. — Он сделал несколько быстрых шагов, не сводя глаз с ее лица, когда приблизился. — Но сейчас? Да, теперь я знаю, потому что ты помогла мне принять решение.

Вэл стало трудно дышать. Теперь он был всего в нескольких футах от нее. Если бы она захотела, то могла бы протянуть руку и коснуться его. Но она не желала этого. Время не сделало ничего, чтобы умерить его ярость. Она могла видеть пламенную напряженность, горящую в его светлых глазах так ясно, как если бы они были окнами в его извращенную душу.

Что-то изменилось.

И тогда она поняла. Что именно изменилось, она не знала. Но что бы это ни было, это заставило ее страх за свое собственное благополучие затмить страх за благополучие Джейда.

Ее крик слетел с губ, как испуганный мотылек, и закончился так же внезапно, как и начался. А потом ее ноги вспомнили, как работать, и Вэл сделала первую разумную вещь, с тех пор, как решила приехать в это ужасное место, — она побежала. Побежала, не оглядываясь, потому что звук его шагов сказал все, что ей нужно было знать.

Он был быстрым.

Она была быстрее, но лишь чудом. Вэл узнала это на собственном горьком опыте в Харпер-холле. Складка на ковре, один неверный шаг, и он ее поймает.

Она оббежала вокруг и перепрыгнула через мебель, чуть не споткнувшись в спешке, и сумела добраться до двери. Резко дернула ручку. Дверь не открывалась. Он запер замок.

Вэл развернулась как раз в тот момент, когда его руки ударились о стену по обе стороны от нее с таким грохотом, что ее тело дернулось.

— Я не закончил, — сказал он негромко, но интонация выдавала его злость.

Он взял ее за подбородок, наклоняя его ближе для осмотра. Вэл чувствовала его дыхание, быстрое и легкое от бега, шевелящее влажные волосы вокруг ее лица. Гэвин поворачивал ее лицо то в одну, то в другую сторону.

— Посмотри, как ты выросла.

— Пожалуйста, не делай мне больно.

Он наклонился так близко, что она смогла различить его запах — дикий и мускусный, с цветочным оттенком, который вызывал в воображении образы шипов, а не лепестков, — и когда его губы мимолетно коснулись ее губ, слишком быстро, чтобы быть поцелуем, она почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Это не были действия человека, который прислушивался бы к голосу разума.

— Не нравится, когда тебя трогают, Вэл?

Он провел рукой по ее груди, один раз, насмешливо, прежде чем обхватить ее за шею и притянуть к себе для глубокого поцелуя, от которого ее голова откинулась к стене.

Гэвин сбросил весь свой налет цивилизованности. Вот что изменилось.

Он весь превратился в волка, больше не заботящегося о соблюдении приличий.

Она сглотнула, и его взгляд упал на ее горло, а затем хватка на ее шее исчезла, сменившись его ртом.

— Какая жалость. — Он провел языком по ее уху, просто чтобы увидеть, как она вздрогнула. — Я всегда задавался вопросом… какой бы ты была на вкус.

Ее взгляд метнулся к нему.

Он выгнул бровь, и, как у василиска, казалось, что его глаза могли убивать.

— Да, я всегда задавался вопросом... это, помимо всего прочего. — Он потянул ее за мочку уха, прежде чем спуститься к мягкой впадинке, где соединялись челюсть, горло и ухо. — Вещи, которые ты даже представить себе не можешь. — Он улыбнулся своей леденящей, невеселой улыбкой. — Но я думаю, что покажу тебе. Да, как насчет этого, Вэл? Ты готова к последней игре?

Она ударила его по лицу.

Сложно сказать кто выглядел более потрясенным.

Она не могла поверить в то, что сделала. Ее кулак, казалось, действовал сам по себе, и она уставилась на него с таким потрясением, как будто на ее руке внезапно выросли щупальца.