— И это все? И это все, что ты собираешься сказать?

— Мне больше нечего сказать. Я играю, как дерьмо, и ты меня заменил. Я понимаю это.

Клянусь Богом, если Култи и не имел привычки бить себя по лбу ладонью в жесте «Боже, это бесполезно», у него было такое выражение лица, которое говорило, что он сделает это прямо сейчас.

— Убирайся с глаз моих, я разберусь с тобой позже.

Хоть я и ожидала, что его ответ будет подобным, я все равно отпрянула. Но тут же прикусила язык, проглотила гордость, признала свою вину и направилась к скамейке. Упершись локтями в колени, я наклонилась вперед и наблюдала за оставшейся частью игры, мысленно пиная себя по заднице за то, что была такой идиоткой.

Час спустя наша команда едва протащилась мимо меня с победой 1:0 благодаря мячу, который просто идеально попал на носок Грейс. Мы направились в раздевалки и слушали, как тренерский штаб бубнил о том, что именно мы сделали не так и где мы действительно поступили неправильно. Култи даже не потрудился взглянуть на меня, когда решил заговорить, но мне было очевидно, что он имел в виду все мои неудачи. В обычной ситуации это заставило бы меня нервничать, но я уже смирилась с реальностью. В заключение Гарднер дал свой мотивационный совет на следующую неделю, и нас отпустили из раздевалки.

Приняв душ, одевшись и направившись к автобусу, который должен был ехать в Хьюстон десять часов, я старалась ни с кем не разговаривать. Я была слишком зла на себя за то, что бездельничала, чтобы быть хорошей компанией, и все давали мне пространство. Я сгорала от стыда из-за того, что играла сегодня настолько дерьмово, и мне удалось пройти полпути к автобусу, прежде чем заметила Култи, стоящего в стороне, когда он говорил с… женщиной. Это была женщина? Я прищурилась.

— Касильяс!

Я заколебалась. Хотела ли я слушать, как он разрывает меня на части перед незнакомкой, которая могла быть женщиной или, возможно, стройным мужчиной в узких джинсах? Нет, определенно нет. Но станет ли это очевидным, если я проигнорирую его и продолжу идти к автобусу.

— Касильяс!

Блядь. Блядь, блядь, блядь.

Полагаю, он предупредил меня. «Я разберусь с тобой позже» — совершенно точно было угрозой. Будь я действительно религиозным человеком, то перекрестилась бы, когда подошла к тому месту, где стоял Немец. Да, рядом с ним определенно была женщина, поэтому я надела свои Носки Большой Девочки, пока подходила к ним.

На расстоянии около трех метров я узнала человека, с которым он разговаривал. Бывшая. О, нет. Она была его бывшей девушкой, которая, уверена, являлась актрисой или была ею когда-то. Я в мгновение ока разозлилась, и с каждым шагом становилась все злее и злее. Он хотел сделать это сейчас, перед бывшей подругой?

— Ты уверен, что не хочешь встретиться сегодня вечером? — спросила привлекательная рыжеволосая, игнорируя мое приближение. Култи даже не взглянул на нее, вместо этого он смотрел на мое лицо. Мое-раздраженное-как-у-фурии-лицо. Его односложный ответ прозвучал так же грубо, как и обычно.

— Нет. — По крайней мере, он был мудаком со всеми. Так оно и есть. Женщина согнула длинную ногу и наклонила голову, чтобы попасть в его поле зрения.

— Уверен?

Было слишком темно, чтобы понять, посмотрел он в ее сторону или нет.

— Да, — подтвердил он.

— Култи... — Она положила руку ему на плечо, и я не упустила из виду, как он оттолкнул ее.

— Это заняло у тебя достаточно много времени, — проворчал он, когда я остановилась рядом с ними, но не слишком близко.

Я смотрела на него, а не на женщину, которая, очевидно, все еще пыталась привлечь его внимание.

Могла ли она быть еще более отчаянной? Черт побери.

Я просто смотрела на него, не скрывая своего раздражения. Он что, собирается меня отругать? Неужели он действительно думает, что сейчас самое подходящее время?

Собрав в кулак всю храбрость, которой у меня на самом деле не было, я заставила себя выглядеть спокойной, расслабила плечи, чтобы не выдать своего напряжения, и моргнула, глядя на своего тренера — Рейнера Култи.

— Да, тренер?

Его глаза смотрели на меня будто были прожектором, самым большим прожектором в истории. Судя по форме его рта и подергиванию челюсти, он был готов взорваться.

Он даже не потрудился взглянуть на женщину рядом с ним, надеющуюся и все еще ждущую внимания от мужчины, который не уделял ей и минуты своего времени, прежде чем он понизил голос. К сожалению, я поняла, что он не понизил его достаточно, чтобы остальные не слышали его, он был слишком зол и не говорил так тихо, чтобы слышала только я.

— Что, черт возьми, с тобой сегодня творилось?

Он сделал именно то, что я и ожидала. Все в порядке. Я облизнула губы и решительно пожала плечами.

— Я не смогла сконцентрироваться на игре, и мне очень жаль. — Подразумевалось, что я не позволю этому случиться снова.

— И это все? — выплюнул он.

— Этому нет никакого оправдания, — сказала я, наблюдая, как женщина переводит взгляд с него на меня. — Я хорошо это понимаю, и мне очень жаль.

Его веки опустились. Если бы я не знала его лучше, то решила бы, что он спит. Но это не так.

— Ты играла, как идиотка.

Серьезно? Неужели он должен был называть меня так в присутствии другого человека?

— Култи? — женщина помахала рукой у него перед носом.

Немец повернул голову и смотрел на нее так долго, что она поморщилась и отступила.

— Боже, я и забыла, какой ты можешь быть сволочью. Я даже не знаю, зачем мне все это, — прошипела она.

Человек, который хранил свои слова, как золото, не подвел меня. Он не произнес ни слова. Култи смотрел на нее еще секунд пять, а потом снова повернулся ко мне, будто она ничего и не говорила.

Ну и мудак.

— Твоя команда заслуживает твоего внимания, и я заслуживаю лучшего от тебя. Сделаешь такое дерьмо еще раз, и я заменю тебя на тридцать восьмую до конца сезона, — пригрозил он, не обращая внимания на женщину, которая покачала головой, когда он говорил, прежде чем, наконец, развернулась, чтобы уйти.

На этот раз я вздрогнула и поморщилась. Наверное, я втянула воздух через нос. Тридцать восьмая был одной из самых молодых нападающих, Сэнди, новичок в команде, с которой в ближайшем будущем придется считаться.

— Учись разделять свою жизнь на части, ты меня понимаешь? — спросил Немец тем мрачным резким тоном, которым, как мне показалось, он научился владеть в совершенстве за последние несколько недель.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, мое лицо вспыхнуло, и я поняла, что краснею от унижения. Он попытается отнять у меня возможность играть? За то, что дерьмово сыграла во время одного-единственного матча? Еще больше смущения затопило мой разум, тщательно перемешанное с гневом.

Мысль о том, что я думала, будто мы друзья, всплыла прямо между этими чувствами. Но отношения в «Пайперс» не были отношениями между друзьями. Они никогда ими не были. Человек, который называл меня Тако и играл со мной в футбол и софтбол, был совершенно другим человеком, не тем, кто стоял передо мной в этот момент.

«Учись разделять свою жизнь на части», — сказал он. Сделай то, что сделал он.

Единственное, что я могла сделать, это отрывисто кивнуть и принять ультиматум, который он мне выдвинул. Я не собиралась напоминать ему, что это была одна-единственная плохая игра из многих. Я не собиралась ничего обещать или извиняться. Это задело мою гордость, но я скомкала ее и аккуратно засунула за пазуху. Голосом, которым я чрезвычайно гордилась, потому что он прозвучал твердо, я сказала:

— Хорошо. Но, может быть, в следующий раз назовете меня идиоткой, когда я не буду стоять перед вашей девушкой. Справитесь с этим?

Когда он закрыл глаза и заскрежетал зубами, я подумала, что сказала что-то не то. Только когда он начал почесывать щеку, а затем взорвался секундой позже, я поняла, что ответ был «да». Я сделала что-то не то.

— Ты что, блядь, издеваешься? — вырвалось у него.

Я сделала шаг назад и одарила его безумным взглядом, потому что серьезно, чего еще он хотел от меня?

— Нет.

— Я угрожаю посадить тебя на скамью запасных, а ты жалуешься, что кто-то подслушал?

Я бы поспорила на доллар, что мои волосы встали на затылке от ужаса, когда я услышала его вопрос, но не собиралась жаловаться. Ничего не бояться.

— Да, я так и сделала. Если я, по-вашему мнению, постоянно играю плохо, то не заслуживаю того, чтобы участвовать в матчах. Это отстой, но я это понимаю. Я не собираюсь спорить с вами по поводу очевидного факта. С чем у меня действительно есть проблема, так это с тем, что вы были грубы со мной в присутствии постороннего, и вы вели себя как мудак с ней. Иисус. Твою мать. Христос. Манеры, Германия, когда-нибудь слышали о них?

Култи, не колеблясь, закинул руки за голову. Короткие каштановые пряди скользнули сквозь пальцы.

— Я хочу встряхнуть тебя прямо сейчас.

— Почему? Я говорю правду.

— Потому что... — он рявкнул что-то по-немецки, что, как мне показалось, было равносильно «блядь», — ты собираешься стоять здесь и позволишь мне забрать это у тебя? Вот так просто? — прорычал он.

— Да. Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Ты хочешь, чтобы я умоляла тебя? Разозлилась? Закатила истерику и топала ножкой? Я понимаю. Я приняла это. Я провела одну плохую игру, и не собираюсь повторять это. Все в порядке. У меня есть проблема с твоим тоном и выбором места, где мы ведем этот разговор.

Кажется, он начал дергать себя за самые короткие волоски со смесью раздражения и разочарования.

— Да, черт возьми, злись! Если бы мой тренер хотя бы намекнул на то, чтобы вывести меня из игры, я бы взорвался в гневе. Ты лучший игрок в команде…

Клянусь жизнью, мое сердце перестало биться. Неужели он только что сказал то, что я думаю?

— Ты один из лучших игроков, кого я когда-либо видел, не важно мужчина или женщина. Что меня убивает, так это то, что ты абсолютная слабачка, которая зацикливается на никчемных словах из-за человека, который не имеет значения. — Его щеки пылали. — Отрасти яйца, Касильяс. Сразись со мной за это. Сражайся с любым, кто попытается отнять это у тебя, — убеждал он.