Глава 41.

ЭЛОДИ

ПЛАТЬЕ СИДИТ на мне как влитое. Даже когда у кого-то есть ваши конкретные размеры, редко можно найти платье, которое подходит так хорошо. Мне потребовалось много усилий, чтобы влезть в него, и потребовалась помощь Прес, чтобы правильно зашнуровать сзади, но как только я все это сделала, даже я должна признать, что это выглядит потрясающе. Я выгляжу потрясающе. Если не считать платья, мне кажется, что я смотрю на себя впервые за три года, стоя перед зеркалом в своей комнате, смотря на свое отражение.

— Мне нравится. Даже очень нравится, — говорит Прес, отступая назад и постукивая указательным пальцем по подбородку.

Она одета в костюм Битлджуса, сшитый из черно-белой полосатой пижамы, много черных теней для век и парик Альберта Эйнштейна.

— Сначала это был просто шок. Я просто привыкла к тебе как к блондинке. Знаешь, странно, но темные волосы тебе больше идут.

Я покрасила волосы обратно в свой естественный цвет в спальне, только ненадолго нырнув в ванную, чтобы ополоснуть их, когда таймер на моем мобильном телефоне зазвонил. Снова стать брюнеткой — это все равно что вернуться домой. Я вернула себе ту малую часть себя, которая была у меня отнята. Таким образом, я тот человек, которым должна была быть все это время, а не та незнакомка, которую пытался создать мой отец.

— Да. Я тоже думаю, что темный цвет мне больше подходит. — Я отворачиваюсь от зеркала, забирая с кровати свое приглашение на вечеринку.

— Хочешь спуститься вместе со мной? — спрашивает Прес. — Мы опаздываем. Я велела остальным идти без нас.

— Конечно.

Итак, мы с Прес вместе спускаемся с холма на вечеринку в темноте. Движущаяся, грохочущая музыка, заливающая леса вокруг Бунт-Хауса, указывает на то, что торжество уже идет полным ходом к тому времени, когда мы достигаем поворота, ведущего к дому Рэна. Нет нужды стучать в парадную дверь, она уже зияет в ночи, как огромная беззубая пасть, ведущая прямо в преисподнюю.

Внутри радуги следуют за мной из комнаты в комнату, танцуя по всем стенам; кристаллы Сваровски на платье ловят и отражают свет, разбрасывая всплески цвета во всех направлениях, когда Прес тянет меня через переполненный вестибюль. Кажется, все студенты Вульф-Холла находятся здесь, одетые во все виды странных и замечательных костюмов. Я проклинаю себя за то, что так мала ростом, когда изо всех сил стараюсь видеть поверх голов людей. Я быстро прихожу к пониманию, что этого просто не произойдет, поэтому сосредотачиваюсь на том, чтобы убедиться, что на меня не наступят, когда люди прыгают вокруг, танцуя под ревущую музыку. Я вижу Рашиду, сидящую у камина и разговаривающую с незнакомым мне парнем. Она хмурится, когда видит меня, щурится, потом наконец узнает и машет рукой, указывая на свои волосы, показывая мне большой палец.

Я никогда раньше не была на кухне. Она, конечно, огромна, с гигантским мраморным островом в центре, переполненным бутылками ликера и мисками с едой. Не та еда с чипсами и сальсой, которую можно было бы ожидать на большинстве домашних вечеринок. Нет, здесь крабовые пирожки и волованы, жареные яйца и причудливо выглядящие пирожные. Должно быть, это дело рук Дэшила. Я точно знаю, что Рэн не стал бы заказывать это дерьмо, и не думаю, что волованы — это почерк Пакса.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Я пойду возьму пива, — кричит Прес через плечо.

Я вежливо киваю ей. Мгновение спустя у меня в руке оказывается бутылка Corona, стекло холодное и скользкое от конденсата, и меня тащат дальше в хаос. Вскоре Прес с визгом хватает меня за руку.

— А вот и он! О боже, как бы я хотела надеть что-нибудь сексуальное. Что, черт возьми, со мной не так?

На другом конце комнаты у подножия лестницы стоит Пакс и хрипло смеется над чем-то, что только что сказала девушка в облегающем черном костюме кошки. У нее маленькие черные ушки, на щеках нарисованы бакенбарды, а милый нос-пуговка выкрашен в черный цвет.

— Черт побери! Битлджус? — стонет Прес, натягивая свои черно-белые пижамные штаны. — Серьезно. Я такая гребаная идиотка.

— Тебе все равно лучше держаться подальше от этого, — бормочу я в свое пиво.

— Боже, только не начинай, — ворчит она. — Ты начинаешь говорить совсем как Карина. Эй, смотри! А вот и она! Карина!

Ни хрена себе. Не может быть, чтобы Прес только что заметила Карину. Но когда я смотрю в дальний конец комнаты, моя подруга стоит у одной из картин Рэна, одетая в пурпурную пачку и лиф с оборками, с крошечным цилиндриком, балансирующим на голове. На нем игральные карты, заправленные в ленту на шляпе, и ярко-зеленые перья.

— Вау. Ее костюм чертовски классный. Она безумная шляпница. Ну же, пойдем поздороваемся.

Я выдергиваю свою руку из хватки Прес и делаю шаг назад.

— Нет, я...

Слишком поздно.

Карина поднимает голову и видит меня, и ее лицо становится пепельного цвета. Но что еще хуже, парень, с которым она разговаривала, оборачивается и…

Это Рэн.

Он не в костюме. Одет в свою обычную черную униформу — черную футболку и потертые черные джинсы. Абсолютно никаких усилий с его стороны, чтобы присоединиться к конкурсу костюмов. Его глаза расширяются, когда он видит меня, стоящую рядом с Пресли. Он отрывается от разговора, который вел с Кариной, входит в толпу и проталкивается ко мне. Слепая паника сковывает мой мозг.

— Э-э, прошу прощения. Мне нужно найти туалет.

— Элоди, подожди, я пойду с тобой! — кричит мне вслед Прес.

Но я ее не слушаю и уж точно не собираюсь ждать. Я чувствую себя так, словно застряла на карусели, когда пробираюсь сквозь толпу тел. Мое сердце не перестает колотиться. Чтобы найти ванную комнату на первом этаже, требуется целая вечность, но, к счастью, когда я её нахожу, там нет очереди. Я ныряю внутрь и запираю за собой дверь, прислонившись к дереву и пытаясь отдышаться.

Через десять секунд раздается стук в дверь.

— Элоди. Это я. Впусти меня.

Конечно же, он нашел меня. Хотя я надеялась, что это займет у него больше времени. Мне нужно немного времени, чтобы подумать. Я приготовила кучу вопросов, которые собиралась задать ему, но теперь я нащупываю в воздухе разреженный воздух. Единственное, что проносится в моей голове, это неверие. Карина пришла на эту чертову вечеринку. Она поклялась, что не собирается этого делать, и все же вот она, разодетая в пух и прах, ведет очень дружескую беседу с парнем, который в данный момент стучит в дверь ванной.

— Уходи, Рэн.

— Нет. Впусти меня. Мне нужно с тобой поговорить.

— Просто дай мне минутку!

— Элоди, это чертовски глупо. Открой дверь.

— Возвращайся на вечеринку, Рэн. Я приду и найду тебя, когда буду готова.

Господи, пожалуйста, просто уйди. Пожалуйста, просто уходи. Пожалуйста, просто уходи.

По ту сторону двери воцаряется тишина. Прерывисто выдохнув, я шагаю к зеркалу, изучая свое отражение в его поверхности. Кого я обманывала, когда шла сюда? Думала, что я могу просто подойти к нему и потребовать ответов? Мое сердце чуть не разлетелось на миллион осколков, когда я увидела его, черт возьми, и теперь я…

Дверь в туалет быстро открывается, и Рэн торопливо входит внутрь, закрывая ее за собой. Я смотрю на него с открытым ртом, не в силах произнести ни слова.

— Мне очень жаль, что я так поступил. — Он морщится, потирая рукой затылок. Он робко держит в другой руке четвертак. — Тебе не нужно быть мастером отмычек, чтобы открыть эти замки. Всего лишь монета.

— Тебе не следует здесь находиться, — шиплю я. — А если бы я воспользовалась этим гребаным туалетом?

— Ты пришла сюда, чтобы спрятаться от меня, малышка Эль.

Я хочу ударить его так сильно, чтобы у него застучали зубы. Но выражение его лица такое мучительное, что я останавливаюсь как вкопанная. Под глазами у него темные тени, кожа очень бледная, волосы очень растрепанные. Он выглядит так, словно вот-вот сойдет с ума.

— Элоди, я просто хочу поговорить с тобой. Ты можешь успокоиться на пятнадцать минут?

— У тебя были все возможности поговорить со мной в беседке, Рэн. Ты сам решил уйти. Ты хоть представляешь, как это подозрительно выглядит?

— Да, но ты обвинила меня в чем-то довольно безумном, и я не хотел говорить ничего такого, что могло бы... — он разочарованно выдыхает.

— Впутать тебя в это дело? — Я заканчиваю за него.

— Нет! Господи Иисусе, Элоди, ну же. Я не имею никакого отношения к исчезновению Мары. Я не трогал её, ясно?

— Тогда как ты объяснишь этот дневник? Все, что она там написала, указывало на тебя. А свитер, который она прятала в своем тайнике? У неё в коробке были пригоршни черных перьев. Перья точно такие же, как то, что ты мне подарил.

Рэн морщится, проводя руками по волосам.

— Какой свитер?

— Свитер Вульф-Холла с твоими инициалами на этикетке, Рэн. Боже!

Он отрицательно качает головой.

— Я… я не знаю, откуда он у неё. В прошлом году у меня был такой, но потом он исчез. Я понятия не имел, что с ним случилось. А перья... черт, я даже не знаю, что тебе сказать, Элоди. Она знала, что я их собираю. Может быть, она приберегала их для меня. Клянусь, я не оставлял ей ни одной, не говоря уже о целой охапке. Ты очень многого не знаешь, понимаешь? О Маре и о том, что происходило в академии в прошлом году. Я обещаю, что расскажу тебе. Я объясню тебе все до последней грязной детали. Но пока мы не сядем и не поговорим об этом как следует, пожалуйста, просто... ты должна мне поверить. Я не причинил ей вреда.

Он выглядит таким несчастным. Мой желудок переворачивается, тошнота накатывает на меня волной.

— Как, черт возьми, я могу верить хоть одному твоему слову? Как я могу выслушать эту историю, которую ты скрываешь от меня, и признать, что это правда?

На его красивом лице мелькает равнодушное, отстраненное выражение.

— Потому что я обещал тебе, малышка Эль: никакой лжи. Никогда. Я поклялся, что никогда не буду лгать тебе.

У меня сжимается горло. Я ужасно несчастна. Я хочу ему верить. Я ничего так не хочу, как услышать, что он говорит, и довериться ему. Но…