Я не могу сказать ей, насколько несчастной сделают ее жизнь мои соседи, если услышат её. Они будут дразнить и высмеивать ее на глазах у всех в академии, а я этого, бл*дь, не потерплю.

Элоди смотрит вниз по всему телу, яростно кивая.

— Ладно. Хорошо.

Как только я верю, что она справится с собой, ее нижняя губа крепко зажата между зубами... я принимаюсь за работу.

Умение хорошо владеть своим ртом, поедая киску — это не просто навык. Это богом данный талант, который, как мне достоверно известно, не всем людям дарован. Но я могу заставить девушку кричать и трястись только одним кончиком моего языка меньше чем за минуту. Я могу заставить ее осудить своего Бога и объявить меня своей новой религией за то время, которое потребуется большинству мужчин, чтобы понять, где вообще находится клитор. Хотя это занятие чертовски интимно. Мне редко девушка нравится настолько, чтобы вообще этим заниматься, но сегодня все по-другому.

Если бы я мог провести остаток своей жизни, уткнувшись лицом в сладкую, идеальную киску Элоди Стиллуотер, я бы умер счастливой смертью. Она сжимает мои волосы в кулаки, ее бедра сжимаются вокруг моей головы, и я наслаждаюсь ей. Ее неистовое, отрывистое дыхание доводит ее до грани гипервентиляции, в то время как я лижу, ласкаю и сосу, загоняя свой язык внутрь нее и трахая ее им. Трижды она прижимается к моему рту, умоляя и шепча, чтобы я позволил ей кончить, прежде чем я сдаюсь и толкаю ее через край ее кульминации, всасывая ее сладость в свой рот, позволяя ей покрыть мой язык, когда она кончает.

Она чертовски великолепна. Просто невероятна. Вид её, распростёртой на моей кровати, извивающейся подо мной, дрожащей от наслаждения, завораживает меня, и я чувствую, как что-то раздражающее застревает в моем мозгу. Как будто часы, которые тикали, тикали, тикали последние три года, вдруг просто... остановились.

Тишина просто оглушает.

Откинувшись на пятки, я слизываю ее соки с губ, наслаждаясь вкусом. Сдержанность, которую я проявлял до сих пор, наконец-то иссякла.

— На живот, — говорю я ей.

Элоди смотрит на меня сквозь прикрытые веки, ее губы распухли и покраснели. Сияние пост-оргазма, которое она излучает, заставляет меня хотеть плакать. Она так чертовски красива.

Пока я не замечаю вспышку боли на ее лице. Она встает на колени, оборачивается, затем опускается на живот.

— Лицом вниз, задницей вверх, да? — говорит она резким голосом.

Я хватаю ее за бедра и притягиваю к себе, так что ей приходится встать на колени. Так что я могу видеть всю ее идеальную киску, и ее идеальную, тугую маленькую задницу, когда я устраиваюсь позади нее. Я беру свой член в руки, облегчение уже омывает меня с осознанием того, что через мгновение я буду по самое основание внутри нее. Я втираю кончик вверх и вниз между ее ног, размазывая соки по её плоти, заставляя ее дрожать.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, как ты прекрасна, малышка Эль? Кто-нибудь когда-нибудь поклонялся тебе так, как будто ты была создана для поклонения?

Она качает головой и подпрыгивает, когда я легонько провожу пальцами по ее центру.

О, я покажу тебе, что значит быть обожаемой. Я покажу тебе, как хорошо быть обожествленной таким парнем, как я.

Элоди дрожит, покачивая бедрами назад, потираясь о меня к тому моменту, когда я решаю прекратить дразнить ее и погружаюсь в ее киску.

— Господи... твою мать... Господи!

Преграды нет, но она такая чертовски узкая, что мне ничего не стоит убедить себя в том, что она девственница. Ее плечи напрягаются, крик срывается с ее губ, и мы оба замираем на долгое мгновение, приходя в себя от того, что только что произошло. Я внутри нее. Я бл*дь внутри нее, и она чувствуется так, так чертовски хорошо.

— Рэн… — она задыхается, снова хватаясь пальцами за простыню. И все меняется в промежутке между ударами сердца.

Какого хрена я делаю?

Какого хрена я с ней делаю?

Что-то гадкое и неприятное ползет вверх по моей шее — странное и незнакомое ощущение, которое заставляет меня отстраниться, стиснув зубы так сильно, что я слышу, как один из них трещит. Мой член покачивается, лоснясь от наших общих желаний, умоляя меня засунуть его обратно в нее... но я не могу.

Элоди оглядывается на меня, и между ее бровями появляются две маленькие вертикальные морщинки, а в глазах — тревога.

— Что… я что-то сделала не так?

— Боже, нет, — рычу я.

Одним быстрым движением я бросаюсь к ней, обнимаю ее за талию и поднимаю с матраса. Мне требуется всего секунда, чтобы подвинуться к краю кровати, перевернуть ее и посадить себе на колени так, чтобы она оказалась лицом ко мне. Она не сопротивляется, когда я хватаю ее за ноги, направляя их вокруг моей талии.

Ее лицо находится в трех дюймах от моего, когда я отвожу бедра назад и вверх, пронзая ее своим членом одним толчком. Элоди откидывает голову назад, глаза теряют фокус, и снова застывает в моих объятиях, испуганно шипя:

— Черт! О боже мой, черт возьми, Рен.

Я разделяю ее чувства. Мне было пугающе приятно быть внутри нее сзади, но теперь, когда мы находимся лицом к лицу и она цепляется за меня, как будто я — единственное, что удерживает ее на плаву в море безумия, это чувство... я даже не знаю, как описать его.

Задержав дыхание, не желая двигаться слишком быстро, я кладу одну руку ей на спину, притягивая ближе к себе, и обхватываю ее шею, направляя ее голову назад, чтобы я мог прижаться своим ртом к ее губам…

Она фыркает, ее язык сладкий и неуверенный, когда она скользит им мимо моих губ в мой рот. Обычно именно я претендую на девичий рот, но черт... я не противлюсь, пока она целует меня, пробуя на вкус и исследуя с любопытством и решительной потребностью, которая заставляет мое сердце стучать, как барабан в моей груди.

Она качается, прижимаясь ко мне бедрами, скользя вверх по длине моего члена, и чертов фейерверк освещает внутреннюю часть моего черепа.

Фейерверк.

Черт возьми, настоящий фейерверк.

Это как чертово четвертое июля в моей голове, когда я наклоняюсь к ней и наконец позволяю себе поцеловать ее в ответ. Ее дыхание скользит по моему лицу, ее сиськи бьются о мою грудь, и я теряю всякую надежду контролировать себя. Это слишком приятное ощущение. Это кажется слишком странным. Это ощущение новое, и странное, и такое сильное, эта странная связь, которую я чувствую, и я даже не знаю, что делать со своими руками. Так что я сдаюсь. Я перестаю пытаться обуздать себя и позволяю всему этому случиться.

Мы двигаемся как единый организм, прижимаясь друг к другу, бездумно пожирая рты друг друга, и я даже не знаю, продолжает ли она молчать. Не уверен, молчу ли я. Единственное, что имеет значение, это ощущение того, как она обнимает меня. Ее губы на моих губах. Ее дыхание в моем дыхании. Мои руки на ее коже, а ее на моей, ее ногти царапающие мою спину, отчаянная, бессловесная мольба в ее глазах, когда она выгибается от меня, ее голова откидывается назад, и она вздрагивает, когда кончает.

Я умею сдерживаться довольно хорошо, отталкивая растущее чувство эйфории, но в тот момент, когда я вижу, как она сдается своему оргазму, ее соски напряжены, глаза закатываются назад, у меня нет гребаного выбора в этом вопросе.

Я следую за ней, стиснув зубы и прижавшись лбом к ее ключице, в ушах чертовски звенит, голова кружится, как будто я попал в штопор, и даже не могу отличить землю от вращающегося неба.

Все кончается. После долгого, головокружительного момента, когда я пытаюсь понять, в какой момент облажался, все заканчивается. Элоди безвольно падает на меня, ее лоб покрыт каплями влажного пота, волосы растрепаны и разбросаны повсюду, и что-то чуждое болезненно сжимается в моей груди.

Эта красивая девушка с веснушками на подбородке, волосами цвета солнечного света и сердцем свирепым, как у льва — осторожно поднимает руку и убирает мои волосы с лица, изучая мои черты с ошеломленным выражением в глазах.

— Это было… — говорит она, явно пытаясь подобрать нужное слово.

— Интенсивно? — Я не могу пошевелиться. Если я это сделаю, то это странное заклинание, в которое мы попали, разрушится, и нам придется выпутываться самим. Я этого не хочу. Ещё нет.

Ее глаза ярко блестят, когда она кивает.

— Да. Интенсивно. Почему ты… — она снова замолкает, ее пальцы скользят вниз по моей груди. Она смотрит на свою собственную руку, золотистую и красивую на фоне моей бледной кожи, как будто она так же ошеломлена, как и я, тем, что она действительно прикасается ко мне. — Почему ты меня перевернул? — спрашивает она.

Я тихо смеюсь, выгибая бровь в ее сторону.

— А что? Тебе не понравилась эта позиция?

Элоди тоже смеется, прячась за волосами.

— Нет. Это было вполне удовлетворительно, — говорит она.

Я резко отстраняюсь, изображая удивление.

— Удовлетворительно?

Она визжит, когда я зарываюсь лицом в изгиб ее шеи и кусаю ее, напоминая, что у меня все еще есть зубы. Ее вопрос забыт, и это приносит облегчение.

Еще в беседке я пообещал ей, что всегда буду говорить ей правду. Но я просто не знаю, как сказать ей об этом. Что я хотел встретиться с ней лицом к лицу, когда буду внутри нее. Что хотел целовать ее. Что хотел обнимать ее. Что хотел увидеть её.

Я даже не знаю, как признаться в этом самому себе.